– А вот и ничего подобного, Тай. У тебя же остались и хорошие воспоминания – давай мы поможем тебе их восстановить. Вот, например…
– Ты меня не слушаешь, Элли. Нет там ничего, есть только стена, и все кирпичи в ней из одного плохого… Да и вообще, я вам уже говорил, что я всё равно не смогу вспомнить хорошее. Пустое дело, мне только хуже становится. – Тайрис задыхался.
– А вдруг поможет, Тай? – вмешался Марвин. – Ну, например, ты сказал, что плохо помнишь его лицо, а у меня в телефоне есть его фотографии, он же приезжал к нам год назад, есть ещё и те, которые присылала тетя Патти, там вы все втроём. Хочешь, могу тебе показать. И тогда ты вспомнишь хорошее.
– Марв, ты вообще ни во что не врубаешься? Тебе что, непонятно, что значит «ничего хорошего»? Ну, то есть, я могу посмотреть на фотографии, это-то несложно, у меня в телефоне даже есть голосовое сообщение от него, которое я получил, только когда вернулся из Афин. Я его даже не слушал, просто не могу… не хочу я туда возвращаться. И в помощи вашей я не нуждаюсь, ясно?! – рявкнул Тайрис. – Хватит с меня психолога… Короче, оставьте меня в покое! Я пойду в Хэтэуэй-Холл, а вы как хотите.
С этими словами Тайрис повернулся и, стараясь держать себя в руках, зашагал по тропинке.
Глава 25
– Марвий, чегой в дойжик тута хойдишь? Сидей бы дойма!
Дождь слегка приутих, а вот ветер разгулялся хуже прежнего. Тайрис смотрел вслед двоюродному брату – тот бросился навстречу окликнувшей его старушке: она стояла на тротуаре, в руке – корзина с каллалу.
– Здравствуйте, миссис Стюарт! Ка жийсть, всё в порядке? – Марвин промок до нитки, шорты и футболка обвисли, но он всё равно улыбался.
На женщине было яркое платье в цветочек, широкополая соломенная шляпа, набухшая от дождя. Она ласково засмеялась, обнажив десны.
– Марвин! Иди-ка сюда, дай погляжу на тебя, потискаю. Ну надо же, нитки сухой на нём нет! Ты что, в ведро прыгнул? – Она фыркнула, раскинула руки, крепко обняла Марвина. Он мягко высвободился.
– Миссис Стюарт, это моя приятельница Элли, а это мой двоюродный брат Тайрис.
Тайрис посмотрел на миссис Стюарт. Он видел её на фотографиях у бабушки в доме.
– Здравствуйте, приятно познакомиться, – сказал он.
Миссис Стюарт взглянула на Тайриса, серые глаза увлажнились, так и лучась добротой. Она снова раскинула руки:
– Бойженька, бойженька, двай и ты сюйда. Папулю твойного ой как жалко.
– Миссис Стюарт, он на патуа не умеет, он же у нас, как вы помните, англичайнин, – напомнил Марвин и подмигнул Тайрису.
Старушка громко расхохоталась – но с оттенком грусти.
– Ой, прости, пожалуйста! Иди сюда, пикни.
Тайрис смутился, но всё-таки подошёл, а миссис Стюарт крепко его обняла.
– Уж больно мне тебя жалко, так я расстроилась, когда узнала про твоего папу. Сказали, правда, что похороны удались на славу.
Тайрис тут же отстранился. Скованно улыбнулся.
– Спасибо.
– Да и бабуля твоя – тяжко было смотреть, как она убивается, – продолжала миссис Стюарт. – Ну, зато хоть ты приехал, представляю, как она обрадовалась… Как там она, кстати? Здоровенькая?
Тайрис бросил на Марвина быстрый взгляд, а тот качнул головой, будто подсказывая ответ: «Да, всё у неё хорошо, спасибо, что спросили». Нельзя было говорить миссис Стюарт правду – вдруг и с ней что-то случится, или ещё что похуже случится с мамой, бабулей и мистером Томасом.
Миссис Стюарт кивнула, стряхивая воду со шляпы – И чего это вы здесь делаете в такую рань? Да ещё так далеко от бабулиного дома. Надеюсь, Марвин, ты ничего не напроказил.
– Мы просто гуляем.
– В такой-то час? В половине восьмого утра!
Тайрис почувствовал в её тоне недоверие. Она нахмурилась, бросила на Марвина подозрительный взгляд:
– Ты мне хочешь сказать, что вы пешком притопали с бабушкиной горы сюда, на Розовый Холм? Путь неблизкий, Марвин, да и непростой. Или вы на крылышках прилетели?
Марвин ухмыльнулся, Тайрис прочитал облегчение у него на лице.
– Да нет, мы в гостях тут, в Баффе: заблудились маленько, а потом попали под дождь. Сами не поняли, куда забрели.
– Ладно, раз уж вы здесь, идёмте-ка завтракать. Гулять в такую погоду негоже, сами знаете, что это опасно. – Она улыбнулась и ласково погладила Марвина по щеке. – А уж я-то помню, как ты любишь лойпать мои жареные клёцки и варёные бананы; да глядишь, вам совсем повезёт, угощу ещё и солёной макрелью… Так, который из вас самый сильный и понесёт мою корзину?
В доме у миссис Стюарт Тайрис почувствовал долгожданное облегчение. Она дала им полотенца – обсушиться, и, хотя Тайрис знал, что им при первой же возможности нужно двигаться дальше, в Хэтэуэй-Холл, даже просто посидеть в гостиной, глядя в большие открытые окна, казалось неслыханной роскошью.
Из окон открывался вид на поросшие лесом горы, которые вздымались вдалеке; воздух был свежим, лёгким – летний дождь всё не утихал.
Стены были выкрашены в бежевый цвет, в комнате стояла простая белая мебель; они спокойно сидели у стола и пили домашний лимонад со льдом.
– Тайрис, неси сюда кувшин, я его заново наполню! – позвала миссис Стюарт из крошечной кухоньки.
Тайрис встал и пошёл на кухню, прихватив пустой кувшин. Мельком увидел себя в зеркале, заметил тёмные круги под глазами. Волосы не мешало бы расчесать – в копне кудряшек образовались колтуны – а одежда, хоть и довольно чистая, вся измялась и по-прежнему попахивала канализацией.
Миссис Стюарт улыбнулась:
– Лимонад в холодильнике, Тайрис.
Он открыл дверцу холодильника, аккуратно начерпал лимонада в стеклянный кувшин из большого контейнера, посмотрел на стену. Как и у бабушки, она была украшена фотографиями и картинками, тут же висела большая прорисованная тушью карта Ямайки в раме.
– Мне её подарили твоя бабушка и другие участницы нашего бридж-клуба пару лет назад, на семьдесят пятый день рождения, – пояснила миссис Стюарт, перехватив взгляд Тайриса. – Антиквариат, карта очень древняя, как и я сама! – Она рассмеялась.
Тайрис принялся рассматривать изящно нарисованную карту. Рассматривал внимательно, читал некоторые названия, ни одно ему ни о чём не говорило.
– Горы Спес, ущелье Феррум, гора Ансер… – Он ещё пошарил глазами по карте, указал пальцем: – А вот и бабулина гора, гора Клары, но здесь она называется Умброй.
– Во-во, так её раньше и называли. Тут на карте много названий, которые с годами переменились. Не такое уж это редкое дело – заменить одно название другим, особенно на таком острове, как Ямайка, с её-то историей.
Миссис Стюарт обернулась и как-то странно посмотрела на Тайриса. А потом заговорила очень тихо и медленно, и Тайрис вдруг ощутил, что медленно пятится.
– Умбра значит тень. Тьма. Самая тёмная нутряная часть тени, та, в которой света нет совсем, Тайрис.
Повисло напряжённое молчание, а потом миссис Стюарт улыбнулась:
– Передай-ка мне перец, вон он.
Тайрис отставил в сторону кувшин, подал миссис Стюарт перечницу, старательно пряча при этом свой палец. Посмотрел, как она добавляет молотый перец в тесто для клёцок.
– Ну и как оно тебе на Ямайке, Тайрис?
– Обалденно.
Миссис Стюарт принялась энергично размешивать тесто видавшей виды деревянной ложкой, потом засмеялась снова:
– Да уж, от нашей жары обалдеть недолго. Этим летом даже я плавлюсь, а я ж тут всю жизнь прожила. А тебе, значит, нравится, ммм?
Он улыбнулся. Кивнул:
– Да, и здорово было повидаться с Марвином, с бабулей. – Он умолк, больше ничего не хотелось говорить, не хотелось врать сверх необходимого.
Вместо этого он смотрел точно зачарованный, как ложка ходит в миске по кругу, по кругу, смотрел, как мука сыплется вниз по стенкам. И тут содержимое миски вдруг куда-то поплыло, тесто превратилось в шевелящихся личинок.
Он зажмурился.
– У тебя всё хорошо, Тайрис? Тайрис?
Он открыл глаза, посмотрел в миску, понял, что там нет ничего, кроме теста. Миссис Стюарт продолжала его мешать.
По лбу у Тайриса потёк холодный пот.
– Я… я… я… – Больше ему ничего было не выговорить; Тайрис умолк, приподнял очки, протёр глаза.
– Тайрис, ты неважно выглядишь – не дай бог простудился под дождём! Иди-ка посиди с остальными, а я тут всё доделаю. Может, как поешь толком, тебе полегчает. Мои жареные клёцки любого хворого на ноги поднимут.
Она снова расхохоталась, напомнив Тайрису бабулю.
Он заглянул в миску.
– Да, я, пожалуй, пойду. И… да… спасибо вам, миссис Стюарт.
Тайрис поспешно вышел, многозначительно посмотрел на Марвина и Элли, они в свою очередь уставились на него.
– Всё хорошо, Тайрис? – уточнил Марвин. – Что-то случилось?
Он покачал головой.
– Так, жарковато. Пойду, пожалуй, сполосну лицо в ванной, – ответил он, стараясь, чтобы голос звучал как обычно.
Он выскочил из гостиной, с закрытыми глазами пробежал через небольшую прихожую. Привалился к стене – мысли ливневым потоком хлынули в голову. Как же он устал. Голова страшно устала, но он знал: нужно держаться ради мамы и бабули – вот только сейчас он плохо понимал как.
Он один во всём этом виноват. Ему и отвечать. Как же сильно, сильно, ужасно сильно ему хотелось вернуться к нормальной жизни, какой она была год назад. Да, он эту жизнь толком не помнил, но знал – знал неведомо откуда, – что всё немедленно наладится, если он сможет вернуться в прошлое.
Он зажмурился, вытолкнул воздух из лёгких. Постучал носом ботинка по плинтусу, снова и снова. Не хотелось чувствовать всё это. Не хотелось чувствовать всё это снова. И Элли права: видимо, в его жизни было и что-то хорошее, даже много хорошего, вот только боль застилала всё, делаясь невыносимой. А значит, если он больше не сможет представить себе своего папу, полностью его забудет, даже забудет, как произносится это слово, всё наладится, да? Ощущение, которое так его мучает и которое он не может объяснить, исчезнет. Узел в желудке, который всё затягивается, ослабнет и пропадёт, верно? И эта тяжесть в сердце – как будто кто-то постоянно сжимает его в ладонях – тоже уйдёт. Потому что он этого больше не может терпеть, не может терпеть ни секунды.