тропой Часов, ведь никаких часов там не было.
Снова послышались удары в гонг, но они были приглушены густой растительностью. Лобсанг слышал топот ног по главной дороге. А здесь едва слышно щебетали перелетавшие с цветка на цветок птицы, которым было совершенно наплевать на людские проблемы.
— Интересно, который сейчас час, — сказал шагавший впереди Лю-Цзе.
Все вокруг — испытание. Лобсанг бросил взгляд на клумбу.
— Четверть десятого, — ответил он.
— О? И как же ты определил?
— Полевые коготки распустились, красные песчанки распускаются, лиловые плющовники закрылись, а желтые козьебороды закрываются, — отрапортовал Лобсанг.
— Ты разобрался в цветочных часах самостоятельно?
— Да, это элементарно.
— Правда? А в котором часу распускается белый водолильник?
— В шесть часов утра.
— Ты приходил сюда, чтобы посмотреть?
— Да. Этот сад ведь разбил ты?
— Ага, одно из моих скромных… достижений.
— Здесь очень красиво.
— В предрассветные часы эти клумбы не отличаются точностью. В нашей местности мало растений, которые распускаются ночью. А зато для мотыльков они…
— Времени бы понравился такой способ измерения, — сказал Лобсанг.
— Правда? Впрочем, я не эксперт, — пожал плечами Лю-Цзе, загасил самокрутку пальцами и сунул ее за ухо. — Ладно, пошли. Все недоразумения, наверное, уже выяснены. Тебе не страшно снова оказаться в зале Мандалы?
— Нет, все будет в порядке. Я просто… забыл о том, что там случилось.
— Правда? Но и раньше ты никогда там не бывал. Впрочем, время частенько подшучивает над всеми нами. Знаешь, однажды… — Лю-Цзе замолчал и уставился на ученика. — С тобой все в порядке? Ты побледнел.
Лобсанг поморщился и покачал головой.
— Происходит… что-то странное. — Он махнул рукой в сторону низины, протянувшейся бескрайним зелено-серым полем до самого горизонта. — Где-то там…
Стеклянные часы. Огромный стеклянный дом и там, где их быть не должно, стеклянные часы. Они едва заметны — представляют собой лишь мерцающие в воздухе контуры, как будто на блестящую поверхность без самой поверхности поймали искорку света.
Все здесь было прозрачным — изящные кресла, столы, вазы с цветами. И вдруг он понял, что слово «стеклянный» не подходит к этому дому. Материал был похож на хрусталь или лед — тонкий безупречный лед, который появляется после внезапных сильных холодов. Были заметны лишь кромки всех предметов.
Сквозь далекие прозрачные стены проступали лестницы. Вверх, вниз и во все стороны уходили бесконечные стеклянные комнаты. И тем не менее место казалось ему знакомым. Он чувствовал себя как дома.
Звуки заполняли стеклянные залы. Разносились чистыми резкими нотами, похожими на гудение, которое издает бокал, если провести по его ободку мокрым пальцем. Было заметно движение — дымка за прозрачными стенами, колеблющаяся, переменчивая, дрожащая… наблюдающая за ним…
— Что там может происходить? И что именно показалось тебе странным? — услышал он голос Лю-Цзе.
Лобсанг растерянно заморгал. Да нет, вовсе не то, а это странное место, суровый и неприветливый мир…
А потом данное чувство ослабело и бесследно пропало.
— Да так, просто. Показалось буквально на мгновение, — пробормотал он.
Почувствовал, что щеки стали влажными. Поднял руку и коснулся их пальцами.
— Всегда говорил: все беды от прогорклого ячьего масла, которое кладут в чай, — покачал головой Лю-Цзе. — Госпожа Космопилит никогда… Так, а вот это действительно странно, — добавил он, вскидывая голову.
— Что? Что? — Лобсанг тупо посмотрел на влажные пальцы, потом поднял глаза на безоблачное небо.
— Какой-то Ингибитор пошел вразнос. — Лю-Цзе сделал еще несколько шагов. — Неужели не чувствуешь?
— Я ничего не слышу! — удивился Лобсанг.
— Надо не слышать, а чувствовать. Ногами, сквозь сандалии. Упс, еще один… И еще. Не чувствуешь? Последний — это старина Шестьдесят Шестой. Его так и не смогли нормально отбалансировать. Услышим буквально через минуту… Ну и ну. Посмотри на цветы. Ты только посмотри на цветы!
Лобсанг обернулся.
Распускались бутоны ледянушек. А цветы полевого осота закрывались.
— Утечка времени, — пояснил Лю-Цзе. — Уж можешь мне поверить! Теперь слышишь? Они как попало сбрасывают время! Бежим!
Как гласит Второй Список Когда Вечно Изумленного,и выпилил Когд Вечно Изумленный первого Ингибитора из ствола дерева вамвам, и вырезал на нем должные символы, и установил бронзовый шпиндель, и позвал к себе тогда ученика Удурка.
— Очень красиво, о учитель, — сказал Удурок. — Молитвенное колесо, да?
— Нет, все гораздо проще, — ответил Когд. — Эта вещь хранит и перемещает время.
— Всего-то?
— И сейчас я ее проверю, — молвил Когд и повернул Ингибитор на пол-оборота.
— Очень красиво, о учитель, — сказал Удурок. — Молитвенное колесо, да?
— Нет, все гораздо проще, — ответил Когд. — Эта вещь хранит и перемещает время.
— Всего-то?
— И сейчас я ее проверю, — молвил Когд и на сей раз повернул Ингибитор чуть меньше.
— Всего-то?
— И сейчас я ее проверю, — молвил Когд, и на сей раз он осторожно подвигал Ингибитор взад-вперед.
— Все-все-все… Всего-го-го-го-то-то, то-то? — спросил Удурок.
— И я ее проверил, — заключил Когд.
— И что, работает, о учитель?
— Думаю, да. — Когд поднялся. — Дай мне веревку, которой ты перевязываешь хворост. И… да, косточку от одной из вишен, которые ты собирал вчера.
Он обмотал потрепанной веревкой цилиндр, а косточку бросил на клочок земли. Удурок торопливо отскочил в сторону.
— Видишь те горы? — спросил Когд, дернув веревку.
Цилиндр закрутился и, набрав скорость, едва слышно загудел.
— Да, о учитель, — послушно произнес Удурок.
Здесь практически ничего не было, кроме гор. Которых было так много, что иногда их было весьма непросто увидеть, ведь они загораживали друг друга.
— Сколько времени нужно камню? — спросил Когд. — Или глубокому морю? Мы переместим время туда, — он поднес левую руку к вращающемуся цилиндру, — где оно востребовано.
Когд посмотрел на вишневую косточку. Пошевелил губами, словно пытаясь решить особо трудную задачу. Потом указал правой рукой на косточку.
— Отойди, — велел он и осторожно коснулся пальцем цилиндра.
Никаких звуков не было, кроме треска раздвинувшегося воздуха и шипения вырвавшегося из земли пара.
Когд посмотрел на молодое деревце и улыбнулся.
— Я же велел тебе отойти, — покачал головой он.
— Учитель, можно, я отсюда слезу? — донесся голос из цветущих ветвей.
— Только осторожно, — сказал Когд и тяжело вздохнул, когда Удурок рухнул на землю в облаке белых лепестков.
— Здесь всегда будут цвести вишни, — изрек он.
Лю-Цзе, подобрав полы халата, мчался вниз по тропе. Лобсанг бежал следом. Ему казалось, что скалы издают какой-то необычный высокий вой. Метельщик обогнул пруд с карпами, на поверхности которого появились странные волны, и кинулся по тенистой узкой тропе вдоль ручья. В панике взлетела стая красных ибисов…
Лю-Цзе вдруг остановился и упал на каменные плиты.
— Ложись!
Но Лобсанг уже нырнул вперед. Он услышал, как что-то пролетело над его головой с заунывным звуком, обернулся и увидел, как закувыркался в воздухе, теряя перья и сокращаясь в размерах, последний ибис, окруженный ореолом бледно-голубого света. Птица пронзительно крикнула и с хлопком исчезла.
Но исчезла не совсем. Яйцо еще какое-то время следовало прежней траектории, а потом упало на камни и разбилось.
— Случайное время! Бежим! — закричал Лю-Цзе.
Он вскочил на ноги, подбежал к декоративной решетке, вмурованной в склон, и с поразительной силой вырвал ее из камня.
— Немного высоковато, но постарайся перекатиться вперед, и все будет в порядке, — сказал он, опускаясь в дыру.
— Куда она ведет?
— К Ингибиторам, конечно!
— Но послушникам под страхом ужасной смерти запрещено приближаться к ним!
— Какое совпадение, — хмыкнул Лю-Цзе, цепляясь за край дыры кончиками пальцев. — Потому что именно смерть ждет тебя здесь, если ты останешься.
И он упал в темноту. Через мгновение снизу донеслось совсем не одухотворенное ругательство.
Лобсанг тоже спустился в дыру, повис на кончиках пальцев, разжал руки, упал и, коснувшись ногами дна, послушно кувырнулся.
— Молодец, — похвалил его Лю-Цзе из темноты. — Если сомневаешься, выбирай жизнь. Сюда!
Проход привел их в широкий коридор. Шум стоял оглушительный. Что-то механическое билось в предсмертных муках.
Потом раздался хруст, а затем — оживленные голоса.
Несколько дюжин монахов в толстых пробковых шлемах помимо традиционных ряс выбежали из-за угла. Многие что-то возбужденно кричали. Некоторые, те, что поумнее, предпочитали тратить воздух не на крики, а на то, чтобы бежать быстрее. Лю-Цзе перехватил одного из них, но монах тут же попытался вырваться.
— Отпусти меня!
— Что происходит?
— Просто постарайся унести ноги, пока они все не слетели с катушек!
Монах наконец высвободился и поспешил за остальными.
Лю-Цзе наклонился, поднял свалившийся с головы монаха пробковый шлем и торжественно вручил его Лобсангу.
— Соблюдай правила безопасности на рабочем месте, — сказал он. — Это очень важно.
— Он меня правда защитит? — спросил Лобсанг, надевая шлем.
— Вряд ли. Но когда найдут твою голову, тебя хотя бы можно будет опознать. Мы входим в зал. Ни к чему не прикасайся!
Лобсанг ожидал увидеть сводчатое величественное нечто. О зале Ингибиторов говорили как о некоем огромном соборе. Но он увидел только клубы синеватого дыма. А ближайший цилиндр заметил только после того, как глаза привыкли к клубящемуся полумраку.