Свет за дверью угас. А мгновение спустя появился Игор с двумя чашками чая на подносе.
Чай был хорошим, вынужден был признать доктор, но из-за кислоты в воздухе у него слезились глаза.
— Итак, мм, как продвигается работа над навигационными таблицами? — спросил он.
— Имбирный бифквит, фэр? — произнес Игор у него над ухом
— О, э, да…О, должен сказать, они весьма неплохи, мистер Игор.
— Вофмите два, фэр.
— Благодарю, — разбрызгивая крошки, произнес доктор Хопкинс. — Навигационные таблицы… — повторил он.
— Я боюсь, я достиг не слишком больших успехов, — сказал Джереми. — Я был занят свойствами кристаллов.
— О. Да. Ты говорил. Ну, конечно, мы будем очень рады любому времени, которое ты сможешь этому уделить, — сказал доктор Хопкинс. — И, если мне позволено будет сказать, приятно видеть у тебя новые интересы. Слишком большая концентрация на одном предмете, мм, развивает дурные наклонности ума.
— У меня есть лекарство, — сказал Джереми.
— Да. Конечно. Э, собственно говоря, поскольку мне сегодня случилось проходить мимо аптеки…
Доктор Хопкинс извлек из кармана большую, завернутую в бумагу бутыль.
— Благодарю вас, — Джереми указал ему на полку позади себя. — Оно у меня почти закончилось.
— Да, мне так и показалось, — произнес доктор Хопкинс так, словно бы уровень лекарства в бутылке Джереми не поглощал все его внимание. — Ну, я тогда пойду. Продолжай в том же духе с кристаллами. Я бабочек собирал, когда был мальчишкой. Замечательная вещь — хобби. Дайте мне морилку и сачок, и я буду счастлив как дитя.
Джереми все еще улыбался ему. В его улыбке было что-то остекленевшее.
Доктор Хопкинс допил остатки своего чая и поставил чашку обратно на блюдце.
— А теперь я действительно должен бежать, — пробормотал он. — Так много дел. Не хочу отрывать тебя от твоей работы. Кристаллы, да? Дивная вещь. Такие милые.
— Правда? — сказал Джереми. Он запнулся, словно бы решая небольшую задачу. — О, да. Световые узоры.
— Блики, — подсказал доктор Хопкинс.
Когда он подошел к парадной двери, Игор уже ждал около нее. Доктор кивнул.
— Мм…вы уверены по поводу лекарства? — тихо спросил он.
— О да, фэр. Двафды в день я вифу, как он наливает по лофке.
— О, хорошо. Он может быть иногда, э, иногда не слишком хорошо ладит с людьми.
— Да, фэр?
— Весьма, хм, дотошен в плане аккуратности…
— Да, фэр.
— …что неплохо, конечно. Чудесная вещь, аккуратность, — сказал Доктор Хопкинс и вздохнул. — До определенного предела, конечно. Ну, всего вам хорошего.
— Вфево хорошего, фэр.
Когда Игор вернулся в мастерскую, Джереми осторожно наливал лекарство в ложку и, когда она была наполнена, выплеснул ее в раковину.
— Они проверяют, понимаешь, — сказал он. — Они думают, я не замечаю.
— Я уверен, что намеренья у них фамые добрые, фэр.
— Боюсь, что не смогу мыслить так же ясно, если приму лекарство, — сказал он. — На самом деле, мне кажется, я чувствую себя намного лучше без него, ты так не думаешь? Оно затормаживает меня.
Игор счел за лучшее промолчать. По его опыту многие величайшие мировые открытия были сделаны людьми, которые по общепринятым меркам считались ненормальными. Сумасшествие зависит от точки зрения, всегда говорил он, а если это взгляд из-под собственного исподнего, тогда все смотрится замечательно.
Но юный хозяин Джереми начинал волновать его. Он никогда не смеялся, а Игору нравился хороший маниакальный смех. Ему можно доверять. После прекращения приема лекарства Джереми не начал, как предполагал Игор, бессвязно бормотать и выкрикивать вещи вроде: «Сумасшедший! Они сказали, что я сумасшедший! Но я покажу им всем! А-ха-ха-ха-ха!». Он просто стал более…сосредоточенным.
И еще эта улыбка. Игора было нелегко напугать, потому что иначе он не смог бы смотреться в зеркало, но он начинал немного тревожится.
— Ну, на чем мы остановились…? — произнес Джереми. — Ах, да, помоги-ка мне.
Вместе они отодвинули стол, под которым гудела дюжина стеклянных бутылок.
— Не дофтаточно энергии, — сказал Игор. — И еще, мы не рафтавили феркала как нуфно, фэр.
Джереми стащил покрывало с механизма, стоящего на скамье. Засверкали стекло и хрусталь, и по некоторым причинам засверкали весьма странно. Как Джереми отметил вчера с ясностью, что возвращалась к нему сейчас, когда он начал аккуратно сливать одну ложку лекарства дважды в день, некоторые грани смотрелись необычно. Один из кристаллов исчез, когда он поместил его на место, но он точно был там, потому что Джереми видел отражающийся от него свет.
— И у наф по-префнему флишком много металла в них, — проворчал Игор. — В пофледних была только пруфинка.
— Мы найдем способ, — сказал Джереми.
— Фамодельная молния далеко не так хороша, как нафтоящая, — сказал Игор.
— Достаточно, чтобы проверить принцип устройства, — ответил Джереми.
— Проверить принцип, проверить принцип, — пробормотал Игор. — Профтите, фэр, но Игор не «проверяет принцип». Пофтавте это на фкамью и прогоните хороший фаряд молнии череф него, вот мой девиф. Вот как надо проверять что-то.
— С тобой что-то не так, Игор.
— Ну, профтите, фэр, — сказал Игор. — Климат влияет на меня. Я привык к регулярным грофам.
— Я слышал, некоторые люди, кажутся прямо-таки оживающими в грозы, — сказал Джереми, осторожно стесывая угол кристалла.
— Ах, такое было, когда я работал на Барона Финкельштейна.
Джереми отступил назад. Это, безусловно, пока не было часами. Предстояло еще много работы, прежде чем у них что-нибудь получиться, но он видел их перед собой, когда закрывал глаза. Это была проба, проверка на правильном ли он пути.
Он был на правильном пути. Он знал это.
Сьюзен прошла назад по замершим улицам, села в кабинете мадам Трут и позволила себе погрузиться обратно в поток времени.
Она не знала, как это получается. Просто получалось. Время не останавливалось для остального мира, как и для нее — это было скорее похоже на вхождение во временную петлю, и все оставалось как было, пока она не заканчивала свои дела.
Это была еще одна наследственная черта. Получается лучше, если не задумываться над этим. Как с хождением по канату. В любом случае, сейчас у ней есть над чем поразмычслить.
Мадам Трут отвернулась от обезкрысенного камина.
— О, — сказала она. — Кажется, пропало.
— Возможно, это была игра теней, мадам, — сказала Сьюзен. Почти человек. Кто-то как я, размышляла она.
— Да, э, конечно… — мадам Трут умудрилась-таки надеть очки, не смотря на то, что веревочка все еще оставалась замотанной вокруг пуговицы. Это означало, что ее голова оказалась прочно пришвартована к груди, но будь она проклята, если собирается разбираться с этим сейчас.
Сьюзен могла и ледник лишить присутствия духа. Все что ей для этого надо было делать, это тихо сидеть с вежливо-встревоженным видом.
— Что конкретно вы хотели, мадам? — спросила она. — Я оставила класс заниматься алгеброй, и они будут бездельничать, когда закончат.
— Алгеброй? — произнесла Мадам Трут, насильственно вынужденная глядеть на свою грудь, чего прежде никто никогда не делал. — Но это слишком сложно для семилетних детей!
— Да, но я не сказала им этого, и до сих пор они этого не ощутили, — сказала Сьюзен. Пришло время сдвинуть дело с мертвой точки.
— Полагаю, вы хотели повидаться со мной по-поводу моего письма, мадам? — сказала она.
Мадам Трут казалась озадаченной.
— Что… — начала она.
Сьюзен вздохнула и щелкнула пальцами.
Она подошла и открыла ящик рядом с неподвижной мадам Трут, взяла оттуда листок бумаги и некоторое время аккуратно писала на нем письмо. Она дала чернилам высохнуть и слегка помяла бумагу, чтобы придать ей чуть более потрепанный вид, а затем просто положила на кипу документов рядом с мадам Трут, разместив так, чтобы выступающий край было легко заметить. Она вернулась на свое место. Она вновь щелкнула пальцами.
— …за письмо? — спросила мадам Трут. А затем перевела взгляд на свой стол. — О.
Это был жестокий поступок, и Сьюзен знала это. Но хотя мадам Трут никак нельзя было назвать плохим человеком — она была довольно добра к детям, правда весьма беспорядочно — но она была глупа. А у Сьюзен не было времени на дураков.
— Да, я спрашивала, могу ли я получить пару дней отпуска, — сказала Сьюзен. — Я боюсь у меня неотложные семейные обстоятельства. Я, безусловно, подготовила задание для детей.
Мадам Трут колебалась. На это у Сьюзен тоже не было времени. Она щелкнула пальцами.
— МОЙ БОГ, ЭТО БУДЕТ ОТДЫХ, — сказала она голосом, чьи вибрации проникали прямо в подсознание. — ЕСЛИ МЫ НЕ ОСТАНОВИМ ЕЕ, НАМ БОЛЬШЕ НЕЧЕМУ БУДЕТ ИХ УЧИТЬ! ОНА КАЖДЫЙ ДЕНЬ ТВОРИТ МАЛЕНЬКИЕ ЧУДЕСА И ЗАСЛУЖИВАЕТ ПРИБАВКИ.
Она откинулась назад и вновь щелкнула пальцами, глядя, как слова проникают в сознание мадам Трут. Губы женщины начали двигаться.
— Да, конечно, — пробормотала она, наконец. — Ты очень много работала… и… и, — и так как существуют некоторые вещи, которых не может добиться приказом даже сверхъестественный голос, и одна из них получение прибавки от директора. — Мы на днях подумаем о маленькой денежной надбавке к твоему жалованию.
Сьюзен вернулась в класс и провела остаток дня, совершая те самые маленькие чудеса, как то удаление клея из волос Риченды, мочи из туфель Билли и посещение с классом континента ХХХХ.
Когда родители пришли забрать детей домой, все чада размахивали нарисованными цветными карандашами кануру, и Сьюзен оставалось только надеяться, что красная пыль на их ботинках — красная грязь в случае Билли, чье чувство времени пока не наладилось, — останется незамеченной. Наверное, так и будет. Клуб Фиджетта был не единственным местом, где взрослые не видели того, чего никак не может быть.
Сейчас она сидела в своем кресле.
В пустом классе было что-то приятное. Конечно, любая учительница скажет, что это что-то — отсутствие детей и, в особенности, Джейсона. Но столы и полки вокруг наглядно демонстрировали — учеба в разгаре. Рисунки укрывали стены, на каждом была хорошо реализованная перспектива и цвет. Дети сделали белую лошадь в полный рост из картонных ящиков, причем в процессе создания узнали много о лошадях, а Сьюзен узнала о замечательной способности Джейсона наблюдать. Ей пришлось забрать у него белую картонную трубку и объяснить, что это