Курт многозначительно хохотнул, потирая мизинцем клык, острый кончик опасно блеснул.
– Есть у меня проторенная тропка, – сказал он. – Не очень сухая, но короткая и надежная. Уже давно в Абергуд катаюсь по ней. Утопленники стонут по краям, а достать не могут.
– Они везде не могут, – вставил я.
За стеной громко ухнуло, словно кто‑то уронил бочку. Гоблин приложил палец к губам и проговорил шепотом:
– Везде, но лишь там не пытаются в воду заманить. Там вроде как торговый путь. Да и езжу не первый год. Знаю, чего и как.
Даже обидно стало. Я тащился через трясины, волок на себе измотанную принцессу, чуть не утонул, а оказывается, существует короткая тропа.
Бранные слова так и рвались наружу, но я стиснул зубы и промолчал.
Стараясь не привлекать внимания, мы пересекли перекресток и зашли за одиноко стоящий дом. Там начались бурные заросли кустарника с колючими листьями. Где‑то впереди в тумане темное пятно, видимо другая сторона стены.
Я оценивающе окинул взглядом заросли. Совсем не дружелюбные колючки топорщатся в разные стороны, даже листья с шипами.
На лице принцессы мелькнул страх, она прижала ладонь к груди, но промолчала. Только губы раскрылись.
– Знатные заросли, – произнес гоблин, кривя губы. – Обдерет.
– Заживет, как на ворге, – буркнул я.
Курт обернулся на принцессу.
– А она?
– Ее в кожаное переодели, – проговорил я неуверенно. – Одежа должна выдержать.
Изабель вздрогнула, но снова промолчала. Туман чуть поднялся, часть стены немного приоткрылась. Издалека она выглядит как огромный темно‑зеленый монолит. Словно стыков нет, а камни намертво вросли друг в друга. От стены доносятся звуки падающих капель, тянет свежей тиной, чем‑то земляным и холодным.
– Не знаю, какой у вас план, – сказал Курт, сорвав с куста листок, – но идти стоит через задние ворота. Передние сторожат болотные тролли. С принцессой в довеске точно не пройдешь.
– А ты? – спросил я, делая шаг в сторону кустов.
Гоблин пожал плечами, выкидывая смятый лист в сторону, и хитро подмигнул принцессе.
– А что я? – спросил он, разворачиваясь в сторону города. – Я простой гоблин. Привез тыквы в Абергуд. Бывайте. Помни про должок. Кстати, твои монеты я схоронил у Азуты. Не боись, она не тронет. Нам чужого не надо. Только то, что положено.
С этими словами он махнул рукой и широкими шагами зашагал прочь.
Я несколько секунд смотрел в спину гоблину, пока он не скрылся за поворотом.
В памяти всплыла очередная картинка, в которой я кладу мешочек с золотыми на стол гоблинши. Я глухо зарычал на себя, с силой потерев грубую щетину.
Обернувшись к принцессе, спросил:
– Готова снова пуститься в дорогу с хищником?
Она слабо улыбнулась и кивнула, я продолжил:
– Тогда за мной.
Взяв девушку за руку, я двинулся сквозь заросли. Старался не оборачиваться, чтобы не видеть страдания на прекрасном лице – колючки на листьях и правда неприятные. Дерут руки, как ветки держи‑дерева.
Деревянный наст кончился, как только вышли к кустам. Думал, принцесса будет стонать, но в пропитанном рыбой воздухе только посапывание и тихое шлепанье грязи.
Край плаща зацепился за ветку, я дернул с такой силой, что ветка хрустнула, куст наклонился.
– Лацерна, – донеслось из‑за спины.
– Что? – не понял я, на ходу заглядывая через плечо.
Изабель прижала кулачок к груди, чтобы не цеплять колючки, другую руку спрятала у меня в ладони. Держится близко, едва на пятки не наступает.
– Твой плащ называется лацерна, – сказала она кротко.
Спустя десять минут добрались до середины зарослей. Одежда Изабель покрылась свежими царапинами, но сама осталась невредима. Меня крепко ободрало, я брезгливо покосился на царапины.
– Ты ранен, – прошептала Изабель.
Я отмахнулся.
– Это как медведю заноза. Заживет.
Пока шли, думал о шаманах, о мире духов, в который, в общем‑то, случайно попал. Тень тащилась за мной от самой таверны. Уже тогда чуял слежку, но в голову не приходило, что Ильва так извернется. Курт говорит, что воина, с которого снял лацерну, должны были обернуть после смерти. Значит, и меня сначала хотели умертвить.
Теперь у темнейшества нет ко мне доступа. И к Изабель.
– Храните вас боги, кудесники, – проговорил я под нос.
– Что? – не расслышала принцесса.
– Ничего, – отозвался я. – Ступай осторожней.
Из тумана медленно выплыла покрытая мхом стена. Зеленый ковер плотно укутал древесину, даже стыков не видно.
Я повел носом – всюду легкий запах рыбы и подсохшего торфа. Так пахнет человек, который забыл вымыться после того, как побывал в трясине.
Осторожно направились по воздушному следу. Через несколько мгновений вышли к низенькому проходу, наглухо заколоченному досками. Рядом под кустом, прижав колени к груди, сидит Шамко, лицо бледное, губы трясутся.
Повертев головой, я еще раз потянул воздух, убеждаясь в безопасности, и вышел навстречу.
– Думал, придется по всему Абергуду за тобой гоняться, – проговорил я бодро и вытащил из кустов принцессу.
При звуке моего голоса Шамко вздрогнул, руки уперлись в землю, он пружиной вскочил и прижался к стене. Взгляд остановился на принцессе, на лице отразилась безнадежность.
– Когда узнают, что я сделал, – сказал он обреченно, – лорд самолично будет гоняться.
Я с сочувствием посмотрел на парня и развел руками. Затем перевел взгляд на Изабель. Она тоже слабая, но женщина, причем человеческая.
Быстро оглядев заколоченную среди мха дверь, я нахмурился.
– Ты вроде обещал организовать отход, – напомнил я сурово.
Шамко наконец оторвался от стены и приблизился к доскам. Руки трясутся, волосы всклочились, словно и не человек вовсе, а какой‑нибудь болотный тролль. Только недомерок.
Пошарив под кустом, он вытащил что‑то вроде вожжей.
– Вот, – сказал он потухшим голосом и протянул вожжи. – Стебли роцеры достать не смог. Слишком времени мало. Но с той стороны на озере ждет водомерка. Наденешь ей на верхние усы – сможешь управлять.
– Как ты ее туда подогнал, а сам сюда перебрался? – спросил я с подозрением.
Он слабо улыбнулся, той самой улыбкой, которая отпечатывается на лицах приговоренных.
– Я все‑таки подмастерье смотрителя водомерок, – проговорил он.
Еще пару мгновений я внимательно всматривался в глаза парнишки. Но там лишь безропотная покорность и обреченность.
Собрав силы, я принялся отрывать доски от старого, но достаточно крепкого дерева. Вместо нормальных, железных гвоздей деревянные штыри, что сильно усложняет работу. От сырости они разбухли, поверхности плотно соприкасаются и крепко соединяют планки. Весь взмок, пока отодрал первые две. А их еще пять.
Изабель смирно стоит в сторонке, пока я, пыхтя и рыча, борюсь с деревяшками, Шамко замер рядом и почти не дышит.
Оторвав еще пару досок, я вытер лоб, не снимая капюшона. Только хотел спросить паренька, почему живет в таком отвратительном месте, где даже воздух пропитан гнилью, как уши уловили шум доспехов и встревоженные голоса.
– Началось, – вырвалось у меня.
С тройным усилием я навалился на оставшиеся доски. Они оказались гораздо крепче предыдущих. Ругаясь, как гном, я стал беспорядочно дергать в разные стороны, пытаясь расшатать.
Изабель перепуганно завертела головой, затем присела под куст, как зайчик.
– Не хочу обратно, – прошептала она.
Я промолчал. Ей‑то грех жаловаться, сидела себе в чистых, сухих покоях, служанок к ней приставили, кормили. А она голодовку устраивала. Это я тащился сквозь трясины.
Грохот сапог по деревянному насту усилился, голоса стали громче, даже смог кое‑что разобрать.
– Перекрыть ворота!
– Троллей допросить!
– Отряд ко второму выходу!
Видимо, страх совсем помутил разум парнишки, потому что он бросился ко мне и принялся помогать с досками. Проку от него мало – руки худющие, как червяки.
Я с рычанием оттолкнул его:
– Не лезь! Мешаешь только.
Шамко растерянно застыл, глаза круглые, губы приобрели цвет беленой стены.
– Нам конец, – пролепетал он. – Мне конец. Нас поймают и бросят к утопленникам!
Я зло посмотрел на парня. Тот открыл рот, чтобы сказать очередную ерунду, но, увидев мои светящиеся глаза, не решился. Так и остался стоять с отвисшей челюстью.
Голоса гвардейцев послышались уже из‑за дома, значит, у нас всего несколько минут.
Я справился с последней доской и толкнул дверь.
– Заперто! – прорычал я и выругался так, что самый пьяный гном позавидовал бы.
Изабель всхлипнула, забиваясь глубже под куст. Шамко снова запричитал:
– Они совсем близко! Может, лучше сдаться? Принцессу не тронут. Если придем с повинной, может, сжалятся? Лорд справедливый.
– Точно, – сказал я, судорожно бегая взглядом по двери в поиске бреши. – И справедливо отправит беглого ворга на кол или чего хлеще – Ильве. А тебя справедливо бросит к роцерам.
О том, чтобы выломать дверь, речи не может быть, потому что сделана она из цельных бревен, такую разве что тараном выбивать. Замок спрятан внутри ворот, по ощущениям, большой и неподъемный.
В бессильной злобе я пнул землю под дверью. Мягкая почва разлетелась в стороны, как рой всполошенных мух. В голове пронеслась слабая мысль.
– Вот оно! – выдохнул я и кинулся рыть.
Когти вытянулись, руки стали похожи на медвежьи лапы, только с пальцами. Никогда прежде не доводилось копать ямы в облике звериного оскала. Ладони большие и когти лучше землю цепляют.
Размокшая почва легко поддается. Все бы ничего, если б не излишняя влага, которая делает комья земли похожими на липкий фарш.
– Я кого‑то вижу, – прошептал Шамко. – Они здесь!
На секунду поднявшись, увидел темные тени в тумане.
– Проклятье леших! – процедил я. – Чтоб их роцеры сожрали!
Пришлось рыть с тройным остервенением. Яма быстро росла, куча мокрой земли рядом с ней тоже. Если существует инициация по рытью ям, точно ее прошел.