Чтобы не оставлять лишних следов, пришлось прыгать без разбега, а это даже для зверя непростая задача. Но следующие прыжки дались легче из‑за разгона. Лишь когда пробежал полверсты, остановился.
Солнце наконец провалилось за горизонт, на сиреневом небе зажглись несколько звезд. В такое время видно только самые яркие. В быстро сгущающихся сумерках появились голубоватые светляки.
Трава тут еще выше, даже мне до груди доходит. Рядом несколько деревьев, маленькие, но в сумерках крона замерцала синевой, почти как в Изумрудном лесу.
Изабель аккуратно сползла с меня и остановилась возле одного из них.
– Жди здесь, – приказал я. – Из травы не высовывайся. Не знаю, видит ли нежить в темноте. Но проверять не хочу.
Она быстро закивала, а я тем же путем помчался обратно, стараясь приземляться ровно на то место, куда уже наступал.
Когда прибыл, обнаружил Шамко, сидящего в траве. Парень обхватил колени и уткнулся лбом, будто смирился с участью. Он медленно покачивается и что‑то бормочет.
– Молишься? – спросил я рычащим голосом.
Он вздрогнул, словно не слышал моего приближения, лицо искривилось в гримасе ужаса. Через секунду он выдохнул и проговорил с облегчением:
– Я думал, это нежить.
– Угу, – буркнул я, разворачиваясь спиной. – Нежить с горящими глазами.
Парень неловко вскарабкался мне на спину. Костлявые колени уперлись под мышки, в щуплом парнишке оказалось достаточно силы, чтобы сдавить ребра. Я недовольно зарычал, парень запоздало спохватился и ослабил давление.
– Просто вас долго не было, – пояснил Шамко, цепляясь за воротник.
Застежка больно впилась в шею, я зарычал и рванул вниз. Она звякнула, но выдержала.
– Аккуратней, бестолочь, – гаркнул я – За плечи держись. Или задушить пытаешься? Так я мигом разберусь.
– Что ты! Что ты! – поспешно проговорил перепуганный парень. – Извини. Просто не доводилось ездить на ворге.
– Вот и не привыкай, – сказал я сурово и изготовился для прыжка.
Шамко вцепился в плечи и проговорил вдохновленно:
– Кому расскажи – не поверят!
– Попробуй только, – пригрозил я, отталкиваясь от земли. – Тогда точно голову оторву.
Черные точки на горизонте размылись из‑за сумерек, теперь толком не видно – близко или далеко.
Но расстояния еще хватает, чтобы успеть перебить следы.
Я пронесся след в след и остановился возле деревьев. Не дожидаясь, пока Шамко очухается, скинул со спины.
Изабель сжалась комочком под деревом в траве. Два синих светляка кружатся над головой и норовят примоститься в огненной шевелюре. Я отогнал козявок прочь, чтобы не привлекали внимания.
– Сидите здесь, – сказал я. – Тише мышей. Я вернусь, как только уведу их на достаточное расстояние.
Шамко отполз к дереву и прислонился спиной к стволу, будто только что не верхом ехал, а с утопленниками бился.
– Возвращайся скорей, – сказала Изабель дрожащим голосом.
Белая кожа принцессы в свете мерцающего дерева показалась фарфоровой. В глаза постарался не смотреть, потому что в сумерках они стали казаться бездонными. Пришлось остановиться на вырезе.
Еле удержался, чтобы не обнять ее. Если б стая узнала, какие мысли посещают ворга, изгнали бы. Одно дело – таскать деревенских девок на сеновал, другое – думать о том, о чем думаю я.
Чтобы не испытывать судьбу и себя вместе с ней, я резко развернулся и огромными прыжками понесся через поле. На бегу приходится поглядывать в сторону берега, откуда медленно, но верно приближаются охотники.
Сумерки быстро перетекли в ночь. Перепрыгивая кротовьи норы, я крутил головой, даже в небо успевал таращиться.
Там уже вовсю горят звезды. Месяц молодой, не особо светит, так что можно не бояться быть замеченным. Да и тучки вон ползают.
Из травы повылезали светящиеся букашки, кусты и деревья засверкали еще больше. Когда добрался до места, откуда забирал спутников, ночной воздух заполнили мерцающие голубоватым сиянием точки. Среди синеватой травы и искрящихся кустов выглядит очень магично.
Я тряхнул головой, выгоняя посторонние мысли, и оглянулся.
Три точки на черном горизонте превратились в головы с блестящими в свете месяца черепушками. Ворговское зрение позволило разглядеть угрюмый оскал отвисших челюстей и провалы в глазницах.
Я раздраженно скривился, не веря, что убегаю от нежити. Во рту стало горько и противно от одной лишь мысли, что об этом могут узнать в бывшей стае. Злясь на себя, я лязгнул зубами и глянул под ноги.
Пришлось изрядно потоптаться, чтобы замести следы Изабель и паренька. Для пущей убедительности упал на спину и несколько раз прокатился туда‑сюда. Даже если видели три следа в начале, то здесь их попросту не найдут.
Отплевавшись от синей травы, я поправил сбившуюся набок лацерну. Затем вскинул голову, стараясь, чтобы капюшон не свалился, и издал самый узнаваемый звук ворга:
– Ау‑у‑у, Ау‑ау‑ау‑ау‑у‑у‑у!
Вой получился отменным. В памяти на секунду промелькнули картинки, в которых залезешь на холм и затягиваешь песню на полночи. Другие звери начинают отвечать в тон. Дикий хор разливается над лесом, очищая мысли и душу.
Я досадливо вздохнул и опустил голову, мгновение воспоминаний испарилось, как вода с жабьей спины.
Со стороны охотников послышалось оживление, уши различили топот костяных ног, раздались приглушенные голоса.
Колени согнулись, изготавливаясь для прыжка, когти уперлись в землю, усиливая сцепку с поверхностью. Я зарычал, как пробудившийся от спячки медведь, и оттолкнулся. В полете успел разобрать слова мертвяков.
– Я же говорил – ворг! – хрипел один. – А ты все: «Люди, люди…»
– С ним люди! – отозвался другой.
– Нет с ним никого, – рявкнул первый, – ворги умеют запутывать следы.
– Заткнитесь! – крикнул третий. – Я вижу его! Он убегает!
Я ухмыльнулся про себя. Трава и кусты замелькали по сторонам, рыхлая земля тихо ударяется в конечности. Пожалел, что не успел перекинуться волком, но потом подумал о штанах, лацерне и смирился.
Из‑за скорости светлячки и мерцающие растения превратились в яркие полоски. Иногда нерадивые козявки попадают в лицо, только отплевываться успеваю. Один светляк больно врезался в глаз. Роговицу обожгло, чуть не споткнулся об очередной кротовий холмик.
– Да чтоб тебя пауки сожрали! – прорычал я, переходя на три конечности, потому что левой рукой пришлось выколупывать горе‑козявку.
Стараясь не врезаться в кусты, усердно тер кулаком глаз. Светляк, похоже, тоже не особо рад ситуации, перепугался и вцепился в мякоть всеми лапками. Вытаскивать на бегу из глаза жука, размером с горошину – задача непростая. Была бы рядом Изабель – мигом бы вынула своими тоненькими пальчиками. А вместо этого пытаюсь выдавить его, как прыщ на лице человеческого подростка.
От неравномерной нагрузки правая рука устала. Ругаясь и рыча, я остановился.
Светляк ощутил перемену, маленькие лапки заскользили по роговице, вызывая массу отвратительных ощущений. Будто червяк в голове ползает. Шерсть встала не только на холке, но даже на голове, хотя там не шерсть, а волосы. Но тоже встали.
Я зарычал и не придумал ничего лучше, чем просто прижать пальцы к роговице. Нежную поверхность запекло – руки в земле и бог еще знает в чем.
Скользнув по глазному яблоку, пальцы наткнулись на шевелящийся комочек, который зачем‑то лезет к зрачку. Когда в глазу засияло синим, понял: жук еще и светляк. Недолго думая, сжал пальцы и рванул от себя.
Послышался еле уловимый чмок, глазу моментально полегчало, даже печь перестало. В ладони остался несчастный жук со склеенными крылышками. Козявка беспомощно шевелит лапками, пытаясь перевернуться со спины на живот, но ничего не выходит.
Со злости хотел раздавить наглую тварь, уже занес ладонь, чтобы прихлопнуть. Но он так отчаянно замерцал брюшком, что стало жалко.
– Катись отсюда, – прорычал я жуку и швырнул в траву.
Светящееся пятнышко скрылось в зарослях, а я оглянулся, проверяя, как далеко успел уйти от охотников.
Их головы снова превратились в точки. Я опять сорвался с места, в этот раз натянув капюшон посильнее. А то козявки хоть и красивые, вон как светятся в ночи, но останавливаться и колупаться в глазах каждый раз, когда одна из них не справится с управлением, совсем неохота.
Не знаю, сколько пробежал, но когда впереди показались сияющие голубые шары на земляных ножках, решил, что пора поворачивать. В темноте они похожи на обычные фонари для освещения дороги. Стоят по две‑три штуки примерно через каждые полверсты. Вряд ли нежить нуждается в подсветке. Это что‑то другое, особенно если учесть, что под ними сидят мертвяки и мирно беседуют.
Стараясь оставаться незамеченным, я совершил широкую дугу, чтоб охотникам сразу не было понятно, повернул или нет, и кинулся в обратную сторону.
Ветер дует сбоку, поэтому отследить направление по запаху не получается. Но чутье безошибочно подсказывает, куда бежать.
Я пошел значительно правее следа, по которому направил охотников. Спустя некоторое время ветер принес легкий кислый запах. Значит, они примерно на одной широте со мной, а Изабель близко. Нежить передвигается медленно, я намеренно совершал хаотичные прыжки, чтоб было сложней понять направление.
Я повернул назад. Преодолевая заросли синей травы и мерцающих кустов, которые с этой стороны поля встречаются гораздо чаще, наконец увидел вдалеке три одиноких дерева с сияющими листьями.
Оставшееся расстояние преодолел за несколько широких прыжков.
– Изабель, – прошептал я, замерев на полусогнутых.
Под деревьями оказалось пусто. В груди тревожно сжалось, сердце, до этого бешено колотившееся от бега, замерло вместе с дыханием.
– Шамко? – позвал я во второй раз и приготовился перекопать землю вокруг деревьев.
В зарослях травы тихо зашуршало, из‑за синих стеблей показалась рыжая макушка. Я облегченно выдохнул и подскочил к принцессе.
– Ты чего не отвечала? – спросил я, ставя девушку на ноги.