Васильковые глаза сонно посмотрели на меня. Она ласково улыбнулась и, зевая, прикрыла рот ладонью.
– Я задремала, – сказала она виновато.
Я ушам не поверил.
– Как можно спать, когда вокруг такое? – проговорил я.
Принцесса потерла кулачками прекрасные глазки и потянулась. Грудь чуть высунулась из камзола вместе с зеленым камнем. Я, как нормальный ворг, уставился на декольте.
– Измоталась, – проговорила девушка сонно. – Уже не понимаю, где враги, где друзья. А в этой траве так и тянет вздремнуть, укрыться мягкими листьями.
– Ладно, – сказал я, втайне радуясь, что все хорошо. – А Шамко где?
Изабель снова потерла кулачком глаз и указала в траву.
– Он тоже спит? – изумился я.
В ответ из зарослей послышалось тихое сопение. В глотке заклокотало. Волна праведного гнева прокатилась по спине и заставила глаза гореть багровыми фонарями, такими, как в тавернах Межземья.
Приблизившись к траве, я раздвинул стебли. На земле, поджав колени к груди, скрутился Шамко, ладони по‑детски подсунуты под щеку. Губы надулись, словно в трубку дует.
Я наклонился над самым ухом и прорычал:
– Утопленники!
Шамко дернулся и подскочил, едва не стукнув меня макушкой в бороду. Еле отпрыгнуть успел.
Глаза паренька бешеные, еще не видит, где находится, в голове сонная дымка. Несколько секунд он таращился на меня, затравленно вертел головой, сжимая и разжимая пальцы. Затем взгляд постепенно прояснился. Он вытер лоб тыльной стороной ладони и выдохнул:
– Напугал…
– Надеюсь, – ответил я.
Шамко тряхнул головой, окончательно приходя в себя, и вылез из травы.
Глянув на Изабель, увидел, как она аккуратно поправляет перекрутившийся камзол и отряхивает штаны. Заметив, что наблюдаю, принцесса смущенно улыбнулась и подтянула вырез вверх. Зеленый камень скрылся за краем камзола.
– Какого лешего вы спать улеглись? – сурово спросил я, даже не зная, к кому обращаюсь.
– Мы сначала не собирались засыпать, – приблизившись ко мне, ответила Изабель. – Просто светлячков было очень много. Все роились над головой, на лицо сесть пытались. Я подумала, что так нас могу обнаружить. Вот и спрятались в траве.
– Ага, – подтвердил парень. – А потом так навалилось да так разморило… Даже не понял, когда отключился.
Мне все это не понравилось. Не должны путники засыпать посреди дороги, особенно в землях нежити. Даже если они люди.
Я окинул критическим взглядом принцессу, затем перевел на паренька. Выглядят нормально, даже выспавшимися. Разве что глаза мутные, но это всегда после сна бывает.
– Так, – сказал я. – Больше привалов не будет.
Глава 20
Пришлось снова вернуться к месту, откуда начал запутывать следы. Пришлось потратить на это время, чтобы сильнее запутать охотников, когда те доберутся до деревьев и обнаружат мини‑стоянку.
Ночь вступила в полноправное владение. Хоть тучи скрыли месяц, над степью легкое синеватое мерцание. Местные светляки и еще какие‑то сияющие козявки, которых прежде не встречал, порхают над головой, все норовят сесть на плечи. Кусты и деревья искрятся, освещая голубым сиянием ночные поля.
Мы быстро двигались в глубь степи, периодически натыкаясь на свежие следы.
– Вот это размах, – восхищенно проговорил Шамко, когда в очередной раз увидел вмятины в земле.
Я лишь отмахнулся и проговорил:
– У меня не самый широкий ворговский прыжок. Дед действительно мог похвастаться. С разбега перепрыгивал двух лошадей, поставленных гуськом.
Изабель поспевает рядом и что‑то тихо шепчет порхающим светлякам. Козявки чувствуют, что она добрая, лезут в ладони и садятся на голову. От этого кажется, что на принцессе сияющая корона. Рыжие волосы загадочно подсвечиваются синевой и колышутся от ветра.
– Ты не слишком позволяй им лазить по себе, – предупредил я. – А то подсветят тебя, когда будешь в кустах прятаться.
– А зачем мне в кусты? – невинно спросила Изабель.
Я хмыкнул. Хорошо, что за капюшоном не видит моей ухмылки. Рассказал бы я, принцесса, зачем тебе в кусты. Но вместо этого сострил.
– Ну, знаешь, – протянул я, – принцессам иногда надо в кусты по своим принцессиным делам. Хотя, конечно, не только принцессам. Всем надо. Но вам – особенно.
До девушки медленно дошло, о чем речь. Даже ночью в бледном свете деревьев и козявок увидел, как густо покраснели щеки и шея. Девушка механически подтянула камзол и поправила волосы. Стайка светляков испуганно разлетелась, когда она провела ладонью по волосам, но видя, что убивать их никто не спешит, снова собрались у нее над головой.
Очередная нерадивая козявка с лету врезалась мне в грудь. Я смахнул запутавшееся в волосах существо. Пальцы наткнулись на маленький мешочек.
– Что это? – спросила принцесса, заметив, как тереблю шнурок на шее.
– Да так, – отозвался я. – Шаманы дали, правда, не сказали, как пользоваться.
Она немного помолчала, затем произнесла:
– Шаманскими подарками надо пользоваться в тот момент, когда больше ничего в голову не приходит.
– А ты что, знаток шаманов? – поинтересовался я, укрыв мешочек краем лацерны.
– Нет, – смутилась она. – Но почему‑то думаю, так положено.
Не знаю, сколько шли. Когда бежал от охотников, казалось, прошло всего несколько мгновений, а теперь ощущение, что расстояние вытянулось, а мы буксуем на месте. Спустя вечность вдалеке появился первый шар на земляной ножке.
Я указал на сияющую сферу, под которой, закинув руки за голову, разлегся мертвяк.
– Вон, смотрите, – проговорил я, чуть пригибаясь. – Эти штуки дальше по всему пути стоят.
Изабель зачарованно распахнула глаза. Вообще‑то, шары красивые, если забыть о том, что вокруг нежить, смерть и хаос.
Шамко прищурился, несколько секунд на лбу плясали морщины. Парень так усиленно думает, что слышно, как трутся друг о друга извилины.
– Вспомнил! – выдохнул он и тут же зажал рот ладонями, озираясь по сторонам.
Я тоже повертел головой, готовый в луче внезапной атаки рвать и грызть. Но вокруг спокойно. В траве шумит ветерок, слышно тугое дыхание Шамко, если очень прислушаться, можно разобрать сердцебиение Изабель. Только светляки порхают туда‑сюда, как безумные стрекозы.
– Какие мысли посетили твою болотную голову? – спросил я паренька, вглядываясь в территорию вокруг шара.
Шамко опустил руки, он еще раз оглянулся, убеждаясь, что его восторженный вопль остался незамеченным, проговорил:
– Это знаменитые сферы Ильвы.
– Что‑то я о них не слышал, – бросил я глухо.
Паренек неловко повел плечами и почесал лоб.
– Ну, понимаешь, – начал он, – они знамениты в Абергуде. В смысле, о них знают, потому как взаимодействуем с нежитью.
– Да уж как же, – пробубнил я.
– Как известно, – продолжил Шамко невозмутимо, – мертвяки возрождены темнейшеством с помощью ее же сил. Каких – никто не знает. Но чтобы поддерживать жизнь в телах, им необходимо регулярно подпитываться из этих сфер.
Я едва удержался, чтобы не дать ему подзатыльник, присутствие принцессы помешало. Хотя лапы чесались и в когтях зудело.
Оттолкнув навязчивую козявку, которая набралась смелости и пытается сесть на плечо, я проговорил:
– Можно подумать, королева нежити обладает широкой душой. Понятное дело, для своих полутрупов сделает все. Только при этом пострадает мир. А чтоб остальные не роптали, превратит их в нежить.
Я покосился на мертвяка вдалеке под шаром. На подгнившей роже удовлетворение, глаза закрыты, хотя одно веко смыкается не полностью из‑за перекошенной щеки.
Он закинул ногу на ногу и поскреб костлявыми пальцами ребра.
– Не пойму я, чего ломятся к нам в земли? – проговорил я задумчиво. – Тут все условия: темнота, светляки, шары. Сама Ильва защищает.
Шамко набрал побольше воздуха, видимо готовясь к очередному рассказу про Мертвую степь, Абергуд и Великую Жабу, но я вскинул ладонь. Он выдохнул с шумным свистом, словно лопнувший шарик.
– Слушай, – спросил я озадаченно, – за счет чего живет нежить, которая в Восточные земли перебралась?
Шамко посмотрел, словно я спросил, зачем надо убегать от роцеры или почему нельзя прикасаться к воде, где сидят утопленники.
Пока он соображал, как лучше объяснить мне очевидную, на его взгляд, вещь, я повел их вокруг сферы с мертвяком. Выглядит безобидным, а пахнет – аж слюни текут, пришлось зажать нос, чтобы вернуть трезвость уму.
– Понимаешь, – начал пояснять парень, когда миновали опасное место, – по закону Мертвой степи любая нежить может покинуть ее и отправиться куда глаза глядят. Но мертвяк должен понимать: чем дальше от Ильвы, тем беззащитнее.
– Еще бы, – ухмыльнулся я.
Шамко продолжил:
– Чтобы не превратиться по дороге в мумию, он берет с собой часть силы у одной из сфер. Некоторые в колбах на шее носят, другие – в заплечных мешках. Когда требуется подпитка, достают и обновляются. В любом случае однажды им приходится возвращаться за восполнением.
Я вспомнил, сколько раз, разрывая нежить, находил в них небольшие стеклянные сосуды с чем‑то мерцающим. Мертвяки до самого последнего пытались спрятать, сохранить склянки. С теми, у кого они оказывались почти пустыми, справляться было легче всего.
По мере продвижения в глубь степи сферы на ножках стали появляться чаще. Пришлось обходить по самому краю освещения, рискуя быть замеченными праздной нежитью.
Мертвяки в привычном для них месте даже мирными кажутся. Больше всего удивляют полутрупы, лежащие на спине с устремленными в небо взглядами.
Об охотниках на некоторое время забыли. Я постарался, чтобы они надолго застряли, бродя по кругу в поисках ворга, у которого хватило наглости так далеко забраться в земли нежити.
Изабель наконец разогнала своих светляков. Идет рядышком, тихо, как мышка. Иногда цепляется за край плаща и шепчет:
– Извини, тут нора.
Я понимающе киваю и подаю руку. Человеческой женщине важно знать, что ей помогут, спасут и защитят. Хотя и нечеловеческой тоже.