Викинги заволновались, возроптали. Кто-то, не выдержав обиды, схватился за лук.
Норвежский конунг движением руки заставил их опустить оружие и ждал ответа Тостига Годвинссона. Казалось, Харальду самому интересно узнать, что же скажет его союзник посланцу английского короля.
Коротышка-граф откашлялся и громко выкрикнул. Так, чтобы слышали все воины северного войска, а также чтобы его слова не миновали ушей рыцарей, застывших перед рядом щитов.
— Поезжай, рыцарь, и скажи королю Гарольду, чтобы он готовился к битве. Норвежцам не придется говорить, что Тостиг, граф Нортумбрийский, покинул конунга Харальда сына Сигурда и перешел в войско его противников, в то время когда тот должен был сражаться на английской земле. Лучше уж все мы выберем одну судьбу — либо с честью погибнуть, либо с победою получить Англию. Я все сказал. Ступай!
Тостиг величественно махнул рукой, отпуская послов. В этот миг Вратко показалось (да и не только ему, должно быть), что невысокий, плотненький, как гриб-боровик, граф вдруг вырос, раздался в плечах, едва ли не сравнявшись с Харальдом Суровым. Человек, всю жизнь искавший собственную выгоду, ссорившийся с братьями, споривший с отцом, восстававший против своего короля, грабивший и убивавший подданных английской короны, не пошел против чести. Он предпочел в грядущей битве, исход которой скрывался за туманом многих случайностей и стечений обстоятельств, сохранить верность клятве, которую он принес норвежскому конунгу.
Урманы оценили его слова по достоинству.
Заревели одобрительно в тысячу луженых глоток. Рукояти мечей застучали по щитам. Это был вапнатак — высшее одобрение чьих-либо слов или поступков, которое только встречалось у народов севера.
Рыцарь, который вел переговоры, скривился, будто отведал прокисшего вина, без нужды огрел плетью коня, развернулся и ускакал прочь в сопровождении свиты.
Через некоторое время по войску расползлась весть, что Харальд-конунг сказал, глядя вслед послу:
— Невысокий муж, но гордо стоял в стременах. Кто был этот речистый муж?
И граф Тостиг ответил, понурив голову:
— Это был Гарольд Годвинссон, король Англии.
Норвежский правитель побелел от гнева, и, когда повернулся к коротышке Тостигу, сакс отшатнулся. Харальду случалось убивать одним ударом людей, пошедших против его воли либо обманувших надежды конунга.
— Слишком поздно ты сказал это, друг мой и союзник, — проговорил он, сурово сдвинув брови. — Они настолько приблизились к нашему войску, что этот Гарольд не остался бы в живых для того, чтобы поведать о смертельных ранах наших людей…
Граф закусил губу. Но ответил твердо:
— Это верно, государь. Неосторожный поступок для правителя страны, и могло бы случиться так, как ты говоришь. Мы много враждовали с Гарольдом и помириться по-настоящему уже не сможем никогда. Но я понял, что он тяготится этим, а потому хочет предложить мне жизнь и власть. Я отказался от его дара. Но я ценю его поступок. И я бы сделался его убийцей, если бы сказал, кто он. Я предпочел, чтобы он был моим убийцею, нежели я — его.
Харальд смолчал. Не срезал Тостига ни гневным словом, ни острой шуткой. Возможно, задумался, как бы он сам поступил на месте Годвинссона. Вспомнил брата своего, Олафа Святого, которого в детстве таскал за усы, а позже сражался с ним плечом к плечу на поле Стикластадира против бондов.
Конунг через силу улыбнулся и воскликнул:
— Эгей, скальды! А ну, кто скажет лучшую вису к сегодняшнему сражению? Чьи слова и чье имя будут повторяться снова и снова на пирах храбрых мужей?
Немалое войско притихло. Викинги, кажется, даже дыхание затаили, ожидая: кто первый откликнется на призыв правителя?
Тьодольв сын Арнора из Исландии пробасил тогда так громко, что каждый из воинов, держащих строй, услыхал его:
Коль вождь — пусть вершится
Суд Господен — сгибнет
От оружья, княжьих
Сынов я не покину,
Досель не рождалось
Отроков под кровом
Отчим, лучше этих,
Меч носивших в сече.[93]
— Хорошо! — одобрил конунг. — Хорошо, старый друг мой, но мрачно! Найдется ли кто из скальдов, кто вдохнет в нас не только желание умереть достойно, но придаст сил победить и добыть заслуженную славу?
Сигурд легонько подтолкнул новгородца локтем, стараясь не задеть раненое плечо:
— Давай, Подарок Ньёрда! Порадуй нас и Сурового правителя!
— Нет. — Вратко покачал головой. — Не буду…
— Почему? — удивленно шепнула Мария.
— Если в моих словах и правда сила заключена, боюсь по неосторожности причинить больше вреда, нежели пользы… — ответил словен. Он, сам того не понимая, говорил возвышенным слогом, наслушавшись благородных речей графа Тостига и конунга Харальда. — Не рискну. Равновесие и так слишком хрупкое…
Он пытался еще объяснить, хотя бы для себя, нежелание участвовать в неожиданном состязании скальдов, но тут в полусотне шагов правее послышался знакомый хрипловатый и насмешливый голос. Халли Челнок. Как же без него!
— Коли все молчат, — выкрикнул исландец, — выходит, нужно мне пару слов сказать. Хоть я предпочел бы кусок жареной свинины самой славной сече, негоже бегать от опасности. Ведь что может быть достойнее смерти с мечом в руке?
Он откашлялся и продолжил:
Слетались валькирии
Славной брани радуясь.
Хильд, и Хлекк, и Скеггьельд,
Рандгрид, Радгрид, Регинлейв,
Гейр, Херфьетур, Гейрахед
Реют — при предтечи.
Славным — лад Вальхаллы!
Саксам — брашно вранов!
Гул голосов и бряцанье мечей о щиты были ему ответом.
Харальд улыбнулся:
— Ты заслужил бочонок пива, а к нему не кусок свинины, а целого жареного кабана. Напомни мне после сражения, когда будем делить добычу. А что мне скажет Арнор Скальд Ярлов?
— Я привык говорить после битвы! — отозвался худощавый седой Арнор. — Тогда я могу восславить свершенные подвиги, а не будущие.
— Хитер! — оскалился конунг. — А почему молчит Хродгейр Черный Скальд из Хёрдаланда?
Хродгейр, в самом деле стоявший молча и шаривший взглядом поверх голов хирдманов, вздрогнул, поднял голову. И тут же приосанился, расправил плечи.
— Мне есть что сказать, Харальд-конунг. Слушай. И пусть слушают все ярлы и все дружинники:
Клен кольчуги, влаги
Вальхаллы вкусивший,
Громить ограду сечи
Готов у врат града.
Мост поможет выстоять
Костью в горле вражеском.
Ждет дружина дружная
Рати вкруг дарителя.
На этот раз лязг стальных клинков об оковку щитов, как и крики викингов, показались Вратко гораздо громче.
— А теперь скальд из Гардарики! — Военачальник поискал глазами в толпе, и чья-то рука услужливо вытолкнула новгородца из-за спины Олафа. — Примани нам удачу, Вратко из Хольмгарда!
— Я не… — осипшим горлом начал было парень, но его уже подхватили под локти, поставили на щит и подняли над головами воинов.
— Скажи нам вису, Подарок Ньёрда! — почти весело проговорил Харальд.
— Давай, Подарок! Скажи! — подмигнул снизу Сигурд.
— Деваться некуда, говори… — сочувственно улыбнулся Хродгейр.
А Мария вздохнула и развела руками — никуда, мол, не денешься.
Вратко задумался. Под пристальными взглядами нескольких тысяч глаз он чувствовал себя неловко: язык немел, мысли путались, а слова никак не цеплялись друг за друга. Наконец он решился:
Знамя взнес высоко —
Знать, на битву — конунг.
Рать собрал оружну,
Брани ждет дружина.
Метко стрелы мечут,
Мечи…
Он запнулся, когда увидел заволновавшееся английское войско.
Саксы ровным строем двинулись вперед к мосту. Гарольд Годвинссон с ближним окружением оставался на пригорке. Отряд затянутых в кольчуги рыцарей ждал в стороне его команды — видно, король решил использовать их для решающего удара. Но и без всадников численность хускарлов, усиленных дружинами танов, не уступала войску викингов.
— Смотрите! — закричал словен. — Саксы идут!
Он взмахнул рукой, покачнулся и свалился со щита. Могучие руки викингов подхватили парня, не дав долететь до земли, но из-за толчка раненое плечо отозвалось острой болью. В глазах потемнело.
А когда, поддерживаемый Олафом и Асмундом, он поднялся, то увидел, как английское войско подошло к самому берегу Дервента, и голова колонны втянулась на мост.
— Эх… Тут бы ударить, — с тоской проговорил веснушчатый Игни. — Самое время! Чего ждет конунг?
— Нам надо время тянуть, — жестко ответил Хродгейр. — Харальд наверняка послал людей к кораблям. Нужно продержаться, пока Эйстейн Тетерев с подмогой не подоспеет.
— До берега почти полтысячи шагов, — пояснил Сигурд, потирая взмокший затылок. — Пока добежим, строй разорвем. Тут-то конница за нас и возьмется…
— Нужно строй держать. Рыцари будут налетать и отскакивать — не больно-то на наши копья попрешь, — рассудительно произнес Гуннар. — А мы их стрелами! А когда вымотаются саксы туда-сюда бегать, можно и в топоры их взять.
Медленно, очень медленно переползала на левый берег змея саксонского войска: сверкающая броней, ощетинившаяся копьями, прикрытая чешуей цветных щитов, — Вратко даже припомнился дракон, о котором рассказывала ведьма из фьорда. Несколько дружин, устав ждать, когда придет их черед у переправы, кинулись в воду и перебрались через Дервент вплавь.
Наконец по бревнам моста простучали копыта рыцарских коней.
Войска выстроились друг перед другом.
— Жаркий будет денек, — сказал Хродгейр, поглядывая на солнце, приблизившееся к полудню.
Гарольд Годвинссон поднял к небу меч и опустил его, указывая острием на знамя «Опустошитель земель».
Глава 20Сражение у Стэмфордского моста. Развязка
Повинуясь команде короля, английское войско устремилось вперед. Туча пыли поднялась от топота многих ног. Заревели боевые трубы.