«Э, так ты сирота?»
«А что такое сирота?»
Круз тоже был сиротой. Он забрал Этана в свой бордель, велел Бетси выкупать мальчишку и приставил его убирать комнаты, драить полы, наливать виски и кормить свиней. Круз утверждал, что есть в запахе свиней что-то такое, от чего мужчину так и тянет трахаться. Свиньи полезны для нашего бизнеса. Этан же на это сказал, что ему не нравится, как пахнут свиньи. Э, малый, побудешь здесь немного — передумаешь. Что ж это у нас за мир, что мальчишке вроде тебя безопаснее работать в борделе, чем на конюшне? Только куда ж мы от него денемся…
«Как тебя зовут, малый?»
«Этан».
«Этан» — а дальше?»
«Просто Этан. А тебя?»
«Мануал Круз».
«Мануэль Круз».
«Нет, черт подери! Мануал, а не Мануэль! Я тебе что, какой-нибудь гребаный мексиканский батрак, подыхающий с голоду? Я что, похож на гребаного батрака? — Он указал на свою безукоризненно чистую одежду. — Или я похож на умирающего с голоду? — Круз похлопал себя по выпуклому брюшку. — Или, может, я похож на гребаного мексиканца?»
Ответить на последний вопрос было труднее всего, поскольку Круз действительно был мексиканцем. Но Этан решил придерживаться выбранной линии и снова покачал головой.
Круз расхохотался и весело хлопнул мальчишку по плечу. «Лучше уж я буду выглядеть как гребаный мексиканец, поскольку я и вправду мексиканец. Но зато я не голодаю и не ковыряю землю мотыгой. Мои родители здорово ради этого потрудились — да вот только умерли до срока».
Круз тоже умер до срока. Потому-то Этан Круз и сидел сейчас вместе с Томом и Пеком у костра, в холмах севернее Остина, и ждал, пока вернется Хэйлоу, вернется и сообщит, что нашел нору Мэттью Старка. И Хэйлоу вернулся.
Маленькое ранчо, милях в двадцати к северу отсюда. Может, в двадцати пяти. Только его там нету. — Хэйлоу соскочил с хрипящей лошади. Придется ему в ближайшее время красть себе новую. У этого здоровяка весом в три сотни фунтов — и к тому же неважного наездника — лошади надолго не задерживались. — Говорят, будто он побывал в Аризоне и получил от губернатора патент аризонского рейнджера. Чего у нас есть пожрать?
Я думал, что рейнджеры бывают только техасские, — заметил Том.
Я тоже так думал, — отозвался Хэйлоу, черпая бобы прямо из котелка и отправляя в рот. — Но так говорят в городе.
Чего они там, в Аризоне, нанимают в рейнджеры убийц? — удивился Пек.
А кого это в наше время волнует? — откликнулся Хэйлоу. С бобами он покончил, и теперь полез в седельную сумку за вяленым мясом. — Им только одного надо: чтоб человек был опытный.
Ну, тогда мы тоже можем съездить туда и выправить себе патенты, — сказал Том. — Мы же убийцы.
Мы убивали только по случайности, — пояснил Хэйлоу. — А там нужны профессионалы.
Кто сейчас на ранчо? — спросил Этан.
Никого, кроме шлюхи и двух ее сучонок, — ответил Хэйлоу.
Этан встал и оседлал коня. Остальные нагнали его перед рассветом, на холме у ранчо Старка.
Ну чего, подождем его? — поинтересовался Пек. — Подкараулим, когда он будет возвращаться?
А чего, неплохая идея, — согласился Хэйлоу. — В городе говорили, что он вроде должен вот-вот вернуться.
Он любит эту шлюху? — спросил Этан.
Он пришел и забрал ее, — сказал Хэйлоу. — Должно быть, чего-то она для него значит.
Он ее любит? — повторил Этан.
Да кто ж это знает, кроме него самого? — отозвался Хэйлоу.
Над трубой поднялась первая струйка дыма. На ранчо кто-то проснулся. Этан пришпорил коня и поскакал вниз по склону.
Когда все было закончено, Этан уже не чувствовал желания дожидаться Старка. Он вообще ничего не чувствовал, кроме подступающей к горлу тошноты. Возвращаться в Эль Пасо смысла не было. Бордель, конечно, остался, но теперь, со смертью Круза, он превратился в обычный бордель, а Этан так и не научился любить запах свиней.
Они перегнали небольшое стадо Старка через границу и продали в Хуаресе за полцены. Они не знали наверняка, погонится ли Старк за ними, но подозревали, что все-таки погонится.
Я так точно в этом уверен, — сказал Пек.
А я нет, — возразил Том. — Из-за какой-то шлюхи?
А как насчет тех двух сучек? — поинтересовался Хэйлоу. После того, как они побывали на ранчо Старка, Хэйлоу стал есть еще больше. Теперь его вес приближался к четырем сотням фунтов. Новая лошадь Хэйлоу, купленная в Хуаресе, уже начала хрипеть.
Том и Пек ничего на это не сказали, но оглянулись, а это уже само по себе было достаточно красноречивым ответом. Хэйлоу тоже оглянулся.
В конце концов они удостоверились, что Старк и вправду за ними гонится. Несколько раз они приезжали в какой-нибудь городишко через день-другой после того, как Старк покидал его. И Старк, и сами они петляли, вместо того, чтоб ехать по прямой.
Хватит с меня этого дерьма! — заявил Хэйлоу. — Я отправляюсь домой.
Какого хрена? — поинтересовался Пек. — Ты что, думаешь, что он тебя не отыщет в Эль Пасо?
Не в Эль Пасо. На Гавайи.
Настоящее имя Хэйлоу начиналось с «Хэелоа» и продолжалось Бог весть на какую длину.
И чего ты там забыл? — спросил Том. — Ты ж говорил, что вся твоя семья, весь город, вообще весь народ перемер от оспы.
Горы остались. Реки остались. Океан остался. Я скучаю по ним.
Они продолжали держаться вместе, пока не добрались до ла сиудад де лос Анджелес. Там Пек заявил: «Да пошло все на хрен! Если он хочет меня найти, пускай ищет меня здесь». Том остался в Сакраменто. Его дядя держал там бар и предложил Тому присматривать за шлюхами. «Я же ничего особенно плохого не сделал, — сказал Том. — Я извинюсь, Старк даст мне в морду, и на том мы разойдемся». Хэйлоу добрался с Этаном до Сан-Францисско. Он надеялся отыскать там корабль, идущий на Гавайи, но, увидев океан, передумал. Здоровяк — теперь Хэйлоу весил около пятисот фунтов и передвигался уже не верхом, а в двуконной повозке — уселся и расплакался, заслышав, как волны плещут о причал. «Слишком много могил там осталось», — сказал он.
Этан тоже остался в Сан-Францисско. Но однажды, направляясь в бар, он услышал уличного проповедника. «Я пришел призвать не праведников, — сказал проповедник, — но грешников к покаянию». Кто-то сказал «аминь». Невидимые тиски, сжимавшие сердце Этана, внезапно разжались. Он упал на колени и расплакался. Тем же вечером он переступил порог миссии Света Истинного слова пророков Господа нашего Иисуса Христа. Месяц спустя новый миссионер Джеймс Боханнон уже плыл в Японию.
Этан взял новое имя потому, что чувствовал себя переродившимся до полной неузнаваемости. Но истинное перерождение произошло лишь после того, как он вместе с дюжиной других миссионеров добрался в деревню Кобаяси в провинции Ямакава, где им надлежало создать новую миссию. В день их прибытия в тех краях вспыхнула эпидемия холеры. Через месяц из всех миссионеров в живых остался один лишь Этан. Среди крестьян тоже было много умерших, и местные жители винили во всем заезжих чужаков. Этан выжил лишь благодаря тому, что старик-настоятель монастыря Мусиндо, Дзенгэн, забрал его в монастырь и выходил. Должно быть, настоятель пользовался в этих краях определенным авторитетом; отношение крестьян к Этану изменилось. Они начали приносить ему еду, менять одежду, мыть его. Особенно часто его навещали дети; им было интересно лишний раз взглянуть на Этана — ведь они никогда прежде не видели ни единого чужеземца.
Как-то так случилось, что пока Этан валялся в бреду, барьеры рухнули. Когда жар спал, Этан обнаружил, что понимает многое из того, что говорят дети, и сам может произнести несколько слов. К тому времени, когда он начал подниматься на ноги, он уже мало-помалу беседовал с Дзенгэном.
Однажды Дзенгэн спросил его:
Каким было твое лицо до того, как родились твои родители?
Этан уже готов был сказать Дзенгэну, что никогда не знал своих родителей, но внезапно все обыденные понятия потеряли смысл.
С тех пор Джимбо стал носить вместо костюма христианского миссионера рясу буддийского монаха. Это было скорее данью уважения Дзенгэну. Одежды подобны именам. Они ничего не значат.
Джимбо был прежде Джеймсом Боханноном и Этаном Крузом, и до сих пор оставался ими. И в то же время он ими больше не был.
Джимбо не стал рассказывать все это Гэндзи. Он уже было совсем собрался рассказать, но тут князь улыбнулся и спросил:
В самом деле? Тебе и вправду удалось убежать от себя? Тогда ты, должно быть, разделил просветление с самим Буддой Гаутамой!
Я не знаю, что означает слово «просветление», — сказал Джимбо. — Я с каждым вздохом перестаю понимать смысл все новых и новых слов. Вскоре я буду знать лишь то, что я ничего не знаю.
Гэндзи рассмеялся и повернулся к Сохаку.
Из него получился куда более подходящий преемник Дзенгэна, чем из тебя. Хорошо, что вы уходите, а он остается.
Это не он — тот чужеземец, которого вы ждали, господин?
Думаю, нет. Тот сейчас находится во дворце «Тихий журавль».
Сохаку, не сдержавшись, недовольно нахмурился.
Это покойный князь Киёри предложил покровительство миссионерам Истинного слова. Я лишь продолжаю то, что начал он. — Гэндзи вновь повернулся к Джимбо. — Ведь именно потому ты очутился здесь, верно?
Да, мой господин.
Вскоре ты встретишься с ними, — сказал Гэндзи. — Они приехали, чтоб помочь построить дом миссии. Это будет нелегкая задача. Все твои товарищи умерли, а из трех новоприбывших, похоже, вскорости в живых останется лишь двое.
А что с третьим, мой господин? Он болен?
К сожалению своему должен сообщить, что в него попала пуля убийцы, предназначенная для меня. Возможно, ты знаешь этого человека. Его зовут Зефания Кромвель.
Нет, мой господин, не знаю. Должно быть, он приехал в Сан-Франциско уже после того, как я оттуда уплыл.
Как это досадно — приехать в такую даль лишь затем, чтоб встретить столь бессмысленную смерть. Тебе что-нибудь нужно, Джимбо?
Нет, мой господин. Настоятель Сохаку обеспечил храм всем необходимым.