Все это, конечно, было притянуто за уши, но Эмилия надеялась на разницу культур; авось ее объяснение все-таки покажется японцам правдоподобным! Ведь множество японских обычаев просто не укладывались у нее в голове. Наверное, должно быть справедливым и обратное. Тогда ее слова не вызовут особого подозрения. Мэттью согласился сказать, что они и вправду помолвлены. Это хорошо. А со временем она уж как-нибудь отыщет другую причину, которая позволила бы ей остаться в Японии — ведь на самом деле Мэттью не собирается на ней жениться, да и она не желает выходить за него замуж. Ничего. Настанет срок, и она что-нибудь придумает. Обязательно придумает — ведь у нее просто нет другого выхода. Она никогда не вернется в Америку. Никогда и ни за что.
К огромному облегчению Эмилии — она никогда толком не умела врать, — ей не пришлось обосновывать свое право остаться в Японии. Когда князь Гэндзи объявил, что они переезжают из Эдо в Акаоку, его княжество, находящееся на острове Сикоку, он просто счел само собой разумеющимся, что Эмилия и Мэттью едут с ним.
И вот теперь она путешествовала вместе с утонченным молодым князем. Мэттью и госпожа Хэйко уехали в другую сторону. Дядя князя, Сигеру, вернулся по их следам. Хидё остался у перекрестья. Хотя никто об этом не говорил, ясно было, что японцев беспокоит возможная погоня. А что означал обстрел с моря? Неужто кто-то из империй-преступников — Британия или Франция, или даже Россия — напали на Японию, чтоб сделать ее своей колонией? Эмилия была уверена, что Соединенные Штаты не могут быть причастны к столь аморальным действиям. Америка сама некогда была колонией и терпеть не могла, когда кто-то пытается подчинить независимые народы. Да, Америка одобрила политику открытых дверей, позволяющую всем народам беспрепятственно общаться меж собой, и не признавала притязаний империй на якобы законно принадлежащие им сферы влияния. Эмилия хорошо помнила, как это объяснял Зефания. Наверно, теперь ей следует снова называть его не Зефанией, а мистером Кромвелем. Царствие ему Небесное.
В долине было не так холодно, как наверху, в горах. Утром они свернули на юго-запад. Эмилия определила это по солнцу. Они ехали по тропе вдоль мелкого ручья; течение было таким быстрым, что ручей не замерзал до конца. Снег местами слежался в плотную корку, и теперь эта корка похрустывала под копытами лошадей.
А как по-вашему будет снег? — поинтересовалась Эмилия.
Юки.
Юки. Красивое слово.
Если нам придется задержаться здесь, оно перестанет казаться вам красивым, — сказал князь Гэндзи. — Здесь неподалеку есть небольшая хижина. Скромный приют — но все лучше ночевки под открытым небом.
Я выросла на ферме; я привычна к скромности и простоте.
Гэндзи весело улыбнулся.
Представляю себе! А что вы выращивали? Думаю, не рис!
Мы выращивали яблоки. — Эмилия ненадолго умолкла, вспоминая счастливые годы детства, своего красивого отца, красавицу-мать, милых младших братьев… А больше она ничего не стала вспоминать, чтоб не позволить недавнему прошлому отравить ее былое счастье. — Рисовые плантации и сад ничуть не схожи между собою. Однако же, мне кажется, что самая суть работы земледельца повсюду одинакова, что бы он ни выращивал. Он всегда зависит от времен года и превратностей погоды, и это главное.
Превратностей?
Превратности — неожиданные изменения. Единственное число — превратность.
Ага. Превратность. Спасибо.
Он запомнит это слово. До сих пор он запоминал каждое новое слово, которое сообщала ему Эмилия. Его способности произвели на девушку глубокое впечатление.
Вы быстро учитесь, князь Гэндзи. За эти три недели ваше произношение заметно улучшилось и словарь расширился.
Это всецело ваша заслуга, Эмилия. Вы — необыкновенно терпеливый наставник.
С хорошим учеником всякий учитель покажется хорошим, — сказала Эмилия. — И, конечно же, если хвалить наставника за успехи ученика, то следует похвалить и Мэттью.
За успехи госпожи Хэйко — несомненно. А своими успехами я обязан исключительно вам. Мэттью я понимаю гораздо хуже. Мне кажется, или ваше произношение действительно несколько отличается?
Вы совершенно правы.
Вы произносите слова четко, без растягивания — это чем-то напоминает речь японцев. А он говорит — будто напевает, вот так вот…
И Гэндзи столь похоже воспроизвел ленивый, тягучий выговор Мэттью, что Эмилия расхохоталась.
Прошу прощения, князь. Вы так похоже его передразнили!..
Вам не за что извиняться. Однако же, ваш смех вызвал у меня некоторое беспокойство.
В самом деле?
Да. В Японии мужчины и женщины говорят по-разному. Если какой-нибудь мужчина вдруг заговорит как женщина, то все станут насмехаться над ним. Надеюсь, я не совершил подобной ошибки с вашим языком.
О, нет, князь Гэндзи! Уверяю вас, вы говорите как настоящий мужчина! — выпалила Эмилия и покраснела. Она ведь совсем не то хотела сказать! — Мы с Мэттью говорим по-разному вовсе не потому, что он — мужчина, а я — женщина. Просто он из Техаса — это на юге нашей страны. А я из Нью-Йорка. Это на севере. И произношение в этих краях довольно сильно отличается.
Очень рад это слышать. В Японии насмешка — могущественное оружие. Многие умирали из-за нее, и многие убивали.
Да, Зефания говорил, что японцы невысоко ценят жизнь. Они убивают и умирают по самым нелепым поводам. Если два самурая на улице вдруг случайно зацепятся друг за друга ножнами, тут же последует поединок. И прекратится он лишь со смертью одного из участников.
«Это наверняка преувеличение».
«Ты когда-нибудь слышала, чтобы я что-нибудь приукрашивал?»
«Нет, сэр».
«Не сэр, а Зефания. Не забывай: я теперь твой нареченный жених».
«Да, Зефания».
«Их обостренное чувство чести приводит к неслыханным крайностям. Если заговорить с самураем недостаточно вежливо, он воспримет это как оскорбление и решит, что собеседник насмехается над ним. Если заговорить с ним слишком вежливо, результат будет тот же самый. «Погибели предшествует гордость, и падению надменность».
«Аминь», — сказала Эмилия.
«Мы должны на собственном примере научить их смирению и тем самым привести к спасению».
«Да, Зефания».
Значит, когда в Японии заговорят по-английски, я могу быть уверен, что у меня правильное произношение? — спросил князь Гэндзи.
Несомненно.
Спасибо, Эмилия.
Не за что, князь Гэндзи. Можно, я поправлю построение фразы?
Пожалуйста.
Вы сказали «когда в Японии заговорят по-английски». Слово «когда» предполагает, что речь идет о чем-то неизбежном. Здесь же уместнее употребить слово «если».
Я и говорил о неизбежном, — откликнулся Гэндзи. — Мой дед предсказал, что так будет.
Предсказал? Простите, что я так говорю, князь, но в это трудно поверить. С чего бы вдруг вашим соотечественникам вздумалось учить наш язык?
Он не сказал, почему так произойдет. Он предвидел лишь результат — не причину.
Эмилия решила, что князь неправильно выбрал слово.
Предвидеть — это значит знать что-то заранее.
Да.
Но ведь не мог же он знать о чем-то прежде, чем это произойдет?
Он это знал.
От этих слов Эмилию пробрал озноб. Гэндзи утверждал, будто его дед обладал силой, даруемой лишь избранникам Божьим. Это богохульство. Надо попытаться уговорить его не совершать столь ужасного греха.
Князь Гэндзи, лишь Иисус Христос и пророки Ветхого завета знали грядущее. Мы же должны теперь стараться понять их слова. Иных пророчеств быть не может. Христианам не полагается верить в такое.
Вера тут ни при чем. Если б это был вопрос веры, я мог бы выбирать, верить мне или не верить. И мне было бы намного проще жить.
Иногда люди строят предположения, и если предположения по какой-то случайности оправдываются, их называют пророчествами. Но сходство здесь лишь внешнее. Одни лишь пророки могли милостью Божьей прозревать будущее.
Я бы не назвал это милостью. Это куда больше похоже на фамильное проклятие. У нас нет выбора — мы рождаемся такими. Только и всего.
Эмилия ничего не ответила. Что тут можно было сказать? Гэндзи говорил так, будто верил, что и сам он обладает подобным даром. Если он будет упорствовать в этом мнении, то не просто окажется проклят за богохульство, — он рискует лишиться рассудка. Иллюзии заставят его во всем видеть несуществующие знаки и предзнаменования, а воображение восполнит все остальное. Ей нужно быть терпеливой. Терпеливой и старательной. Заблуждения, укоренявшиеся столетиями, не изживешь ни за день, ни за неделю, ни за месяц.
От осознания собственной праведности у Эмилии потеплело на душе. Господь недаром направил ее сюда. И теперь она поняла, в чем заключалась ее миссия. Эмилия мысленно дала обет Богу. Она спасет душу князя Гэндзи, даже если это будет стоить ей жизни. Быть может, Господь явит им обоим свое безграничное милосердие.
Некоторое время они ехали в молчании.
Когда тень гор наползла на долину, князь Гэндзи сказал:
Если мы поедем по тропе, то не успеем добраться к хижине до наступления ночи. Давайте попробуем пройти здесь. Правда, нам придется вести лошадей, а не ехать на них. Как вы полагаете, вам это под силу? Здесь гораздо ближе.
Да, я справлюсь.
Они свернули и вместо того, чтоб ехать вдоль ручья, направились вверх по пологому склону. Неподалеку от вершины им встретилась небольшая заснеженная луговина. При ее виде Эмилию захлестнули воспоминания. У них в Яблоневой долине была очень похожая луговина. И даже снежный покров на ней был похож. Действительно ли она по чистой случайности набрела на пейзаж, столь живо воскрешающий в ее памяти давно минувшие дни? Или просто ее тоска придала чужеземному пейзажу сходство с тем, родным и знакомым?
Какое чудное место для снежных ангелов, — невольно вырвалось у девушки.
Что такое снежные ангелы?
А вы никогда их не делали?
Никогда.
Тогда давайте я вам покажу. Это быстро — буквально одна минутка.
Эмилия присела на снег, стараясь двигаться так, как подобает леди. Она откинулась на спину и раскинула руки и ноги, но при этом постаралась, чтоб подол юбки не поднялся выше щиколоток, а потом энергично замахала конечностями. И рассмеялась, сообразив вдруг, как глупо она сейчас выглядит. Закончив, она поднялась, не смазав отпечатка на снегу.