К прискорбию своему должен заметить, что эти способности по сути своей настолько неоднозначны, что и в этом отношении вашему предполагаемому триумфу не суждено осуществиться.
Пожалуйста, приберегите свое сострадание для тех, кто его заслуживает, — пока у вас еще есть возможность его выказывать.
Каваками, не оборачиваясь, взмахнул рукой. Адьютант тут же поднес сосновый ящик, обернутый в белый шелк, и поставил между Гэндзи и Каваками.
Пожалуйста, примите от меня этот подарок.
Поскольку мне нечего подарить вам в ответ, я вынужден отклонить ваше любезное предложение.
Уже одно то, что вы его примете, станет для меня драгоценным подарком, — сказал Каваками.
Гэндзи знал, что в этом ящике, — не благодаря видению, а благодаря выражению лица Каваками. Поклонившись — скорее неизбежности, чем хозяину шатра, — Гэндзи принял предложенный дар, развернул шелк и открыл ящик.
Сигеру неспешно ехал в сторону монастыря Мусиндо. Тело его было расслаблено, а на лице читалась полнейшая безмятежность. Однако же, он был начеку. Сигеру знал, что найдет Сохаку, и знал, что без труда его убъет. Вот Каваками — это уже серьезнее. Нападение Сохаку — атака кавалерии, не поддержанная пехотой, — явно не было частью замыслов Каваками. А это означало, что где-то впереди их поджидает еще одна ловушка — более хитрая и более смертоносная. Въедливый Глаз никогда не станет атаковать в открытую, невзирая ни на какое превосходство в людях и вооружении. Он предпочтет действовать из засады. Скорее всего, это будут снайперы, — чтоб стрелять издалека, с безопасного расстояния.
Он въехал в долину, над которой возвышался монастырь, нырнул в молодой лесок — и исчез.
Где он? — спросил первый снайпер.
Тише, ты! — прошипел второй. — У Сигеру слух, как у ведьмы!
Но куда же он делся?
Успокойтесь, — сказал третий снайпер. — Вспомните, какое вознаграждение мы получим за его голову.
О, вон что-то движется среди деревьев.
Где?
Да вон!
А, вижу! — взволнованно выдохнул первый снайпер.
Погодите. Это только его конь.
Что?
Все три снайпера подались вперед.
Я не вижу никакого коня.
Да вон же он! Нет, это просто тень…
Пошел-ка я отсюда, — сказал первый снайпер. — Покойнику золото ни к чему.
Стой, глупец! Где бы он ни был, он слишком далеко, чтоб причинить нам хоть какой-то вред. Ему придется пересечь вон ту поляну. А там его легко можно будет подстрелить.
Раз это так легко, ты это и делай.
И второй снайпер припустил следом за первым.
Дураки!
Но все-таки и третий снайпер последовал примеру своих товарищей.
Что-то случилось. Смотрите.
Один из тройки снаперов на втором посту указал на соседний холмик. Те, кто сидели там, стремительно покинули позицию.
Заткнись, — прошипел командир, — и смотри вниз!
Снайпер подчинился. Но вместо того, чтоб смотреть в указанном направлении, стал беспокойно зыркать во все стороны.
Три снайперских поста. Из них два уже покинуты. Сигеру продолжал ждать. Несколько минут спустя последние снайперы тоже обратились в бегство.
Сигеру нахмурился. Подобное отсутствие дисциплины — даже со стороны врагов — внушало ему глубокое отвращение.
Он снова послал коня вперед.
Отец!
Это был детский голос. Голос его сына.
Нобуёси?
Никто не ответил.
Сигеру огляделся, но ничего не увидел. Впервые он готов был благословить видение, если только оно вернет ему Нобуёси — пускай это будет длиться всего лишь миг, пускай сын предстанет перед ним в виде окровавленного признака. Пусть он будет держать собственную голову в руках и осыпать отца проклятиями — Сигеру и на это был согласен.
Нобуёси!
Он отчаянно желал увидеть то, чего здесь не было. Ведь сколько раз видения являлись ему против его воли! Неужто он не может один-единственный раз вызвать видение по собственному желанию?
Но Сигеру так и не увидел ничего, кроме деревьев и зимнего неба. Никаких видений, никаких наваждений, никаких встреч с умершими. Может, и голос сына просто померещился ему?
Господин Сигеру! Какая честь для меня!
Впереди на тропе стоял Сохаку, рядом с ним — какой-то самурай. Погрузившись в мысли о сыне, Сигеру едва не наехал на них. По Сохаку незаметно было, чтоб его и вправду серьезно подстрелили. Доспех его был в безупречном состоянии, да и сам настоятель хорошо держался в седле, и говорил твердо и отчетливо.
Никакой чести. Я приехал забрать ваши головы. Только и всего.
Сохаку рассмеялся.
Вы будете разочарованы. Их сильно переоценили. Мне от моей головы точно было мало пользы. А тебе от твоей, Ёси?
Боюсь, преподобный настоятель, и мне тоже.
Сигеру пришпорил коня и ринулся вперед. Мгновение спустя Сохаку и Ёси тоже принялись действовать. За миг до столкновения Сохаку припал к шее своего скакуна и ударил, метя одновременно и в Сигеру, и в его коня. Ёси нанес удар с другой стороны. Сигеру это предвидел. Он отразил удар Сохаку и уклонился от удара Ёси, мимоходом смахнув второму полбедра. Из рассеченной бедренной артерии ударила кровь. Ёси упал. Сигеру тем временем развернул коня. Сохаку, которому мешала сломаное колено, за ним не поспевал. Прежде, чем он успел развернуться, Сигеру уже атаковал его слева. Сохаку извернулся и отбил идущий сверху удар катаны. Но тем временем вакидзаси Сигеру вошел Сохаку в правое плечо, точно в сустав.
Все, что происходило далее, Сохаку воспринимал с необычайной ясностью и полнотой.
Из обрубка плеча хлестала кровь. Он никогда еще не видел настолько яркого алого цвета.
Его рука по-прежнему сжимала меч, но теперь и меч и рука оказались непривычно далеко от него: они лежали на земле, у копыт его коня.
Сохаку почувствовал, как тело его становится невесомым. Он парил над землей.
Перед ним возникло лицо Сигеру — яростное, забрызганное кровью. Сохаку ощутил глубочайшее сочувствие, но не смог выразить его словами.
Солнце сверкнуло на клинке, описывающем круг в воздухе. Сохаку узнал этот изящный изгиб, этот узор на клинке, этот необычный, почти белый оттенок стали. Второго такого меча не было во всей стране. Эту пару мечей, катану и вакидзаси, называли «Воробьиными когтями».
Обезглавленное тело упало на землю. У тела не было правой руки. На теле был его доспех. Но все это было неважно.
Сохаку растворился в бесконечно ярком свете сострадания будды Амида.
Сигеру поднял голову Сохаку и взглянул ему в лицо. И если у него и промелькнула мысль о том, что в последнее время он что-то часто убивает друзей и родственников, надолго она не задержалась.
Огонь!
Тринадцать пуль из сорока, прошивших воздух, нашли свою цель. Они сбили Сигеру с ног, но ни одна так и не нанесла ему смертельной раны. Сигеру сумел подняться. Но катана выпала из непослушной правой руки. Пули раздробили ему пледплечье и локоть. Сигеру бросился бежать, но когда он уже почти достиг кромки леса, из-за деревьев выступили двадцать стрелков с мушкетами и выстрелили в беглеца, почти в упор.
Сигеру снова упал. Он попытался встать, но тело отказалось подчиняться. Когда он увидел над собою Каваками, то даже не удивился.
Отрубите ему голову, — распорядился Каваками.
Господин, он еще жив.
Тогда погодите. Принесите их. Пусть он видит.
Адьютант принес «Воробьиные когти» и показал их Сигеру.
— Господин Сигеру, взгляните.
Двое подняли Сигеру, чтобы ему все было видно. Третий принялся бить тяжелым топором по катане и вакидзаси, и бил, пока не сломал.
Прекрасно, — сказал Каваками. — А теперь отрубите ему голову.
Каваками постарался встать так, чтобы Сигеру видел его лицо. Как, однако, приятно: последним, что этот великий воин увидит в жизни, будет торжествующее лицо врага.
Но Сигеру его не видел.
Папа! — закричал Нобуёси и помчался навстречу отцу. Не было ни крови, ни ран, ни проклятий. Мальчик смеялся, и над ним реял маленький яркий воздушный змей.
Смотри, что дядя Гэндзи смастерил для меня!
Нобуёси! — сказал Сигеру и улыбнулся.
Каваками обошелся с головой Сигеру в точном соответствии со всеми тонкостями этикета. Глаза покойника были закрыты; на лице не отражалось ни боли, ни страдания; волосы были аккуратно причесаны, и аромат сандала почти заглушал запах крови и начинающегося разложения.
Благодарю вас, князь Каваками, — сказал Гэндзи. — Я искренне поражен вашей щедростью. Я думал, вы захотите преподнести этот подарок вашим предкам.
Именно это я и сделаю, князь Гэндзи. Пожалуйста, не волнуйтесь. Когда вы умрете, я преподнесу предкам обе головы — и его, и вашу.
Позвольте поинтересоваться, а где вы оставили тело? Я хотел бы по возвращении в «Воробьиную тучу» кремировать его, как надлежит.
Каваками расхохотался, хотя смеяться ему вовсе не хотелось. Вопреки его чаяниям, гость не выказывал ни малейшего страха. Если у Гэндзи и были хоть какая-то надежда на спасение, то надежда эта воплощалась в его дяде. И при виде мертвой головы Сигеру эта надежда должна была рухнуть. Каваками подал знак адьютанту. Тот закрыл ящик и вновь завернул его в шелк.
К несчастью, его тело, как и тело настоятеля Сохаку, находилось в зале для медитаций. Можно считать, что кремация уже состоялась.
И еще раз благодарю вас за гостеприимство, — сказал Гэндзи, поклонился и вознамерился уйти.
Пожалуйста, не торопитесь. Мы еще не все обсудили.
Гэндзи уселся обратно. На губах молодого князя продолжала играть эта его вечная улыбочка. Ничего, недолго ему осталось улыбаться. Каваками заставил себя сдержать гнев. Он не хотел, чтоб этот момент оказался отравлен неприятными эмоциями. Ведь ему предстоит долгие годы наслаждаться этими драгоценными воспоминаниями.
Насколько я понимаю, — сказал Каваками, — вам посчастливилось удостоиться благосклонного внимания прекраснейшей из гейш, госпожи Майонако-но Хэйко.
Мне так кажется.
Да, кажется, — кивнул Каваками. — Насколько же часто то, что нам кажется, не совпада