А он кланялся?
Да. Я видела.
Наверное, он рад был вас видеть.
Сомневаюсь, — сказала Эмилия. Интуиция подсказывала девушке, что речь шла о ней. Своего имени — Э-ме-ри — она не услышала, но Таро во время разговора смотрел на нее, а Гэндзи, наоборот, чересчур старательно не смотрел. — Опять из-за меня произошли какие-то неприятности?
Ну что вы. — Гэндзи обезоруживающе улыбнулся. — Вы ведь ничего не делали, верно?
Уже само мое присутствие постоянно порождает неприятности.
Не говорите глупостей, Эмилия. Это неправда, и вы сами это знаете.
Пожалуйста, перестаньте. Я давно уже не маленькая, хоть вы, похоже, и считаете меня ребенком.
Я вовсе не считаю вас ребенком.
Я знаю, что у вас не любят иностранцев, и эти настроения усиливаются. Я боюсь, что становлюсь для вас тяжкой обузой. Пожалуйста, скажите, — что произошло?
Гэндзи взглянул на открытое, бесхитростное лицо девушки и вздохнул. Он давно уже обнаружил, что Эмилии очень трудно лгать — даже для ее же блага.
Какие-то невежественные вассалы враждебно настроенного князя позволили себе грубые высказывания. Вспыхнула ссора. Некоторые из моих людей получили раны, но никто серьезно не пострадал, как сказал Таро.
А что с вассалами другого князя?
К вечеру их у него будет меньше, чем было утром.
О, нет! — Эмилия спрятала лицо в ладонях. — Я же все равно что убила их собственноручно!
Гэндзи уселся на стул рядом с ней — на самый краешек, как он уже успел научиться. Он больше не заваливался на спинку, и его внутренние органы чувствовали себя гораздо лучше, оставаясь в естественном, предписанном природой положении. Гэндзи осторожно обнял девушку за плечи.
Эмилия, вы слишком много на себя взваливаете.
Почувствовав его прикосновение, Эмилия расплакалась.
Разве? Если б меня здесь не было, обо мне бы не говорили, и вашим людям не пришлось бы ничего делать. Как же я могу поверить, что я ни в чем не виновата?
Если бы вас здесь не было, мы нашли бы другие причины, чтобы убивать друг друга. В точности, как и всегда.
Нет. Я не могу утешиться столь несерьезной отговоркой. — Сделав над собой усилие, Эмилия перестала плакать, хотя все еще продолжала вздрагивать. Она повернулась к Гэндзи. — Мне не следует оставаться рядом с вами.
Она знала, что это правда. Но до чего же ей не хотелось этого говорить!
Несколько мгновений Гэндзи задумчиво смотрел на нее. В конце концов он кивнул и произнес:
Вы правы. Просто поразительно, до чего же я был слеп. Ведь выход настолько прост и очевиден! Чтоб избавить нас от кровопролития, вам нужно немедленно уехать. Не просто из дворца, не просто из Эдо — вообще из Японии. Если бы только я уразумел истину раньше, вы могли бы уехать сегодня утром, на «Звезде», вместе с Хэйко и Мэттью. Ну, да ладно. Я приготовлю все, что нужно, чтобы вы могли отплыть с ближайшим же пароходом. Вы окажетесь в Гонолулу раньше их, подождете немного и уже вместе с ними поплывете в Сан-Франциско. И как только вы уедете, мы наконец-то обретем мир.
Он поднялся и стремительно двинулся к двери. И лишь на пороге развернулся и посмотрел на Эмилию. Она ошеломленно смотрела на князя. Гэндзи рассмеялся.
Теперь вы видите, до чего же несерьезны ваши доводы? Мы убивали друг друга еще за тысячу лет до вашего прибытия. За то, что кто-то наступил на чужую тень. За то, что кто-то сманил у другого гейшу. За то, что чей-то предок десять поколений назад предал другого предка. Не ссорься мы из-за цвета ваших глаз, мы бы с легкостью нашли другой повод для убийства. Уж вы мне поверьте.
Гэндзи надеялся успокоить Эмилию, но эти слова подействовали на девушку совершенно непредвиденным образом. Она растерянно заморгала, а потом вдруг столь разрыдалась — столь жалобно, что прежние слезы и в сравнение с нынешними не шли.
Эмилия…
Гэндзи снова уселся рядом с девушкой, осторожно взял ее за подбородок и попытался повернуть лицом к себе. Эмилия, всхлипывая, отвернулась.
Эмилия, простите меня, если я сказал что-то не то. Я просто хотел при помощи преувеличения показать вам, что ваш отъезд ничего не решит и ничем нам не поможет.
Я была так счастлива здесь… — сквозь плач произнесла Эмилия.
Странно. А по вашему виду я бы и не сказал…
Господин, — донесся от двери голос Ханако.
А, Ханако! Входи. Я, право, в замешательстве.
Услышав имя Ханако, Эмилия подняла голову, а потом подбежала к служанке, и со слезами за нее уцепилась. Гэндзи шагнул было к ним, но Ханако покачала головой.
Я о ней позабочусь, — сказала Ханако и вывела плачущую девушку.
А Гэндзи остался стоять, ничего не соображая. Это не трудно было понять. Не трудно, а попросту невозможно. Гэндзи уселся на стул, тут же вскочил, прошел к окну, выглянул, не осознавая, на что смотрит, и уселся на подушку на полу. Быть может, медитация поможет ему обрести ясность? Но как он ни старался, ему не удавалось избавиться от одолевавшей его мешанины мыслей. Ему даже не удалось как следует расслабить мышцы. Где уж тут надеяться прояснить сознание, если он даже тело толком не контролирует? Так что от этой надежды Гэндзи пришлось отказаться. Но что же ему делать дальше?
Когда Хэйко впервые предположила — каким нелепым тогда казалось это предположение! — что Эмилия может стать матерью его ребенка, Гэндзи подумал, что его чувства станут непреодолимым препятствием. Точнее, отсутствие этих самых чувств. Мужчине вовсе не обязательно любить женщину, чтобы зачать с нею ребенка. Однако же плотское влечение необходимо. А вот его-то и не было.
А потом вдруг появилось, совершенно неизъяснимым образом.
Нет, он не начал иначе воспринимать ее внешний облик. Да и как он мог бы? В ней было слишком много несуразного: слишком большая для правильного эстетического баланса грудь, слишком узкая талия — как только потоки ци вообще проходят через среднюю часть тела? — неестественно короткое туловище и неестественно длинные ноги, чересчур широкие бедра и круглые, чрезмерно выступающие соски. Он просто представить не мог это тело с причудливо искаженными пропорциями облаченным в кимоно. Но даже если бы это и удалось как-нибудь смягчить и сгладить — какой цвет, какой узор способен хотя бы чуть-чуть отвлечь внимание от ее кошмарных золотистых волос? Нет, ни о каком изяществе тут не может быть и речи.
А если продолжать перечислять недостатки Эмилии, придется вспомнить еще и об ее росте. Хэйко была ему по плечо, и подобное соотношение считалось идеальным для женщины. А Эмилия почти не уступала ростом самому Гэндзи. И когда она смотрела на него, то смотрела не снизу вверх. Ее голубые глаза, от которых голова шла кругом, были на уровне его глаз.
И все же с каждым днем Гэндзи желал ее все сильнее и сильнее. Не благодаря ее телесным достоинствам — в конце концов, он еще не выжил из ума, — но вопреки им. Ее душа была столь открыта, столь радостно видела хорошее в окружающих, не замечая дурного, столь невинна, беззащитна и бесхитростна, что душа Гэндзи невольно распахнулась ей навстречу. С Эмилией он мог позабыть обо всех условностях и не держаться постоянно настороже. Он мог быть самим собой, и говорить, как и Эмилия, все, что придет на ум. Он желал Эмилию, потому что любил ее суть, невзирая на ее внешность. Он любил ее за то, что и сам становился иным рядом с ней.
Он любил ее.
Когда он осознал это, то был потрясен. Как такое могло произойти? Пророчество должно было предупредить его. Он должен был почувствовать приближение этого чувства — но не сумел. И даже теперь, оглядываясь назад, он не смог бы сказать, где и в какой миг оно зародилось, что послужило толчком.
Но даже после того, как Гэндзи признал, что с ним случилось невозможное, он продолжал надеяться, что Хэйко неверно истолковала видение. Желает он Эмилию или нет, но она явно его не желает. Она — христианка, и она всецело предана намерению нести свет своей веры. Одно препятствие исчезло, но сохранилось другое, не менее существенное.
То есть, так он считал. А потом перестал. Эмилия не могла долго скрывать свои чувства — просто не умела. Трехлетний ребенок, и тот притворялся бы лучше нее. Последней надеждой Гэндзи был Старк. После кончины прежнего жениха Эмилии, преподобного Кромвеля, вроде бы предполагалось, что теперь ее мужем станет Старк. Но и эта надежда улетучилась. Старк не женился на Эмилии. Он помог построить дом миссии, и вознамерился вернуться в Америку. Джимбо, которого он знал под именем Этана Круза, был мертв. И Старка ничего более не удерживало в Японии. На самом деле, он и так задержался на несколько месяцев. Его ничего не удерживало в Японии — но и причин торопиться обратно в Америку тоже не было. Однако он все-таки решил уехать, и вот сегодня утром наконец отбыл.
Теперь Эмилию и Гэндзи отделяло друг от друга лишь его самообладание и то, что она не знала об его чувствах. И на Эмилию вполне можно было полагаться и дальше. Она была чересчур скромна, чтоб заподозрить, как он к ней относится на самом деле. В себе Гэндзи тоже не сомневался, но совершенно в другом смысле. Он знал, что его решимость в конечном счете ослабеет, а после этого и Эмилия долго не продержится. Он знал это — поскольку наконец уразумел смысл первого видения.
До того он еще мог надеяться, что между ним и Эмилией ничего не будет. Ведь в противном случае придется признать, что второе видение сулит ей смерть при родах, и если их любовь станет взаимной, тем неизбежней сделается этот исход. Но не может же жизнь быть настолько жестокой!
Но теперь Гэндзи знал: может. Он понял, кто такая госпожа Сидзукэ, и понял не благодаря видению, но благодаря озарению: все, что он знал, вдруг сложилось в одну, предельно ясную картину. И Гэндзи понял, что трагический конец неминуем.
Но тут на пороге появилась Ханако.
Мой господин…
Как там она?
Ей уже намного лучше.
Она присоединится ко мне?
Я думаю, мой господин, было бы лучше, если бы вы пришли к ней.
Хорошо.
Ханако провела Гэндзи к комнате Эмилии. Ей явно хотелось что-то сказать, но она ждала дозволения от князя. Гэндзи решил предоставить ей такую возможность.