— Значит, ты думаешь, что отец Гастон был тем человеком с мушкетом?
Сильвейн пожал плечами.
— Он не единственный, кто знал о происхождении Лорелеи. Отец Ансельм и настоятель тоже посвящены в тайну. И отец Эмиль. Он ухаживал за отцом Гастоном, когда тот болел тифом, и слышал все, что тот говорил в бреду. О Боже. Я не могу представить себе ни одного из них… — Сильвейн наклонился вперед и спросил с жалкой надеждой: — А может быть, это кто-то из чужих?
— Собака доверяла ему, — напомнил Дэниел.
— Они — служители Бога, — возразил Сильвейн.
— Они — люди. Как и любой другой, они могут попасться в сети искушения жадностью и властью.
— Тогда ты все понимаешь, да? Ты понимаешь, что она должна уехать! — в голосе Сильвейна слышалось отчаяние.
— Я подумаю об этом.
— Ты увезешь ее отсюда?
— Да.
— А что потом?
— Я увезу ее в такое место, где никто и никогда не догадается ее разыскивать.
— Этим местом и должен был быть приют Святого Бернара. И как ты заставишь ее остаться в том безопасном месте? Твой план недостаточно хорош, Дэниел. Ты должен быть во всем уверен и продумать все до мельчайших подробностей.
— Какие у тебя есть предложения? — насмешливо спросил Дэниел, начиная терять терпение.
— Женись на ней, — шепот Сильвейна унесся с холодным ветром через озеро.
— Что?
— Женись на ней, — едва слышно повторил послушник. В его голосе Дэниел уловил обреченность, словно он сам под страхом смерти добивался от Сильвейна этого «благословения» на брак с Лорелеей.
— Да это же сумасшедшая…
— Подожди, послушай сначала. Я видел сегодня вас двоих. Лорелея, возможно, сама еще до конца не поняла, но она начинает влюбляться в тебя, если уже не влюбилась. А когда Лорелея полюбит, то это уже навсегда.
— Ты с ума сошел.
— Никто не знает Лорелею лучше меня. У меня четыре сестры. Я знаю, как выглядит влюбленная девушка.
«Она влюблена, но в другого. И это мучает тебя. Вот откуда твоя ревность и стремление опозорить меня перед Лорелеей», — невесело подумал Дэниел. Он был поражен, узнав, что Сильвейн, послушник, который решил посвятить свою жизнь служению Богу, стал жертвой одного из земных чувств, влюбившись, на свое несчастье, в незаконнорожденную принцессу.
Сильвейн тяжело вздохнул и продолжил:
— Я видел, как ты с ней обращаешься. Ты не обидишь ее. Женись на ней, Дэниел. Это единственная возможность оставаться с ней днем и ночью, чтобы суметь защитить ее.
В голосе Сильвейна звучала такая тоска, что у Дэниела к горлу подступил комок. Он считал, что уже давно забыл, что значит испытывать муки любви. Но признание Сильвейна вновь заставило радостно встрепенуться и сладко замереть его сердце:
— Я сделаю все, чтобы защитить ее. Верь мне. Он ничего не мог больше добавить, хотя знал, что этих слов недостаточно, чтобы успокоить израненное сердце Сильвейна.
— Тебе пора идти. Признайся во всем и собирайся в дорогу.
— Но мое призвание…
— Ты можешь послужить праведному делу в Париже.
Сильвейн кивнул.
— Ты только береги Лорелею, — слова слетели с его губ как молитва. Он направился к главному зданию приюта. — Во имя любви к Богу, береги ее.
«Женись на ней».
Эта мысль не давала Дэниелу покоя. Он лежал с открытыми глазами в общей спальне в окружении спавших безмятежным сном послушников. Как он и предполагал, все были в шоке от признания Сильвейном своей вины. Пока юноша, запинаясь на каждом слове, рассказывал о происшедшем, Дэниел внимательно следил за лицами его пораженных слушателей. Он видел печаль, гнев, даже сочувствие. Но, ни тайного торжества, ни злорадства, ни облегчения от того, что ловко удалось скрыть содеянное, не заметил ни у кого. Убийца хорошо владел собой. Ошеломленный и утомленный происшедшими событиями, Дэниел выслушал сбивчивые извинения Лорелеи, а в ушах звучали недавние слова Сильвейна: «Женись на ней. Она влюбляется в тебя… а когда Лорелея полюбит, то это навсегда».
Дэниел подоткнул свою подушку выше под голову. Что, черт возьми, может знать Сильвейн о любви? Он был сама невинность, даже еще не мужчина. Но его глаза меткого стрелка видели слишком много, а уши слишком много слышали.
«Я знаю, как выглядит влюбленная женщина». Лорелея не может влюбиться в него. Она не должна позволять такому человеку, как Дэниел Северин, ранить нежным чувством ее сердце. Но, тем не менее, он знал, что зажег в ней огонь, который разгорался все сильнее всякий раз, когда они разговаривали, целовались или молча, сидели рядом: Дэниел присутствовал при рождении женщины страстной и любящей.
«Женись на ней».
Дэниел представил себе, как делает ей предложение. Он уже однажды, много лет назад, делал предложение женщине. Станет ли он на колени перед Лорелеей, как становился перед своей первой любимой женщиной? Наговорит ли ей множество нежных слов, которые она, без сомнения, заслуживает? Повернется ли у него язык легко и бездумно наобещать этой девушке то, чего он не в силах ей дать: любовь, нежность, заботу?
Дэниел был честен сам с собой и признал, что он законченный лгун. Он сможет заставить Лорелею поверить ему. Незаконнорожденная принцесса выходит замуж за незаконнорожденного сына воровки лошадей. Великолепная парочка.
Нет, твердо решил Дэниел. Он — Ворон. Он не может и не станет заточать себя в клетку, связывать себя узами брака. Лорелея должна будет уйти в монастырь.
Но он не мог представить себе Лорелею связанной обетом послушания, молчания и безбрачия, все свои дни проводящей в молитвах. Она была незаурядной личностью с присущими ей мечтаниями, стремлениями и желаниями, которые никогда не смогут осуществиться в монастыре.
В его мыслях явственно возникала другая картина. Дэниел видел, как она баюкает у своей груди младенца, ухаживает за больными и ранеными, склоняется над своими заметками в ночной тиши. Вот это была настоящая Лорелея.
Но смертельная опасность отравляла каждый ее вздох. Убийца следил за каждым ее шагом.
Дэниел без сна крутился на своей узкой кровати, стремясь найти спасительный для них выход. В окна общей спальни на него холодно смотрели далекие звезды. Там, где дело касалось Лорелеи, он становился полным идиотом. Слабость к ней сделала его уязвимым, отняла способность здраво рассуждать. Но ему придется действовать, и очень скоро. Когда рассвет позолотил снежные вершины гор, и первый солнечный луч робко задрожал на грубых каменных стенах спальни, Дэниел принял решение бросить вызов Жозефине и рискнуть головой.
— Я должен поговорить с тобой, — сказал Дэниел. Лорелея оторвалась от изучения медикаментов, которые доставили сегодня утром с опережающим отрядом армии резерва. Коробки с бутылками опия, тюки с бинтами и глиняные кувшины с антисептиком заполнили огромную парусиновую палатку.
— Конечно, — согласилась она. — Я осматриваю медикаменты. Как странно видеть их сложенными здесь рядом с порохом.
— Лорелея…
— Здесь так много всего, — поставленные в ряд одна на одну, коробки с опием доставали ей до подбородка. — Они, должно быть, ожидают много раненых. Надеюсь, что наличие всех этих медикаментов опровергнет твои слова об армейских докторах.
— Лорелея, — Дэниел схватил ее за плечи. Как легко ему было прикасаться к ней в последние дни. — Будь добра выслушать меня.
Лорелея взглянула в его суровое лицо. «О Боже. Какой же он красивый».
— Прости, Дэниел. Я так тоскую по Красавице и, как бы странно это ни прозвучало, скучаю по Сильвейну. А ко всему прочему, отец Джулиан не собирается менять свое решение отослать меня отсюда. Так о чем ты хочешь поговорить со мной?
Дэниел оглянулся через плечо, и девушка проследила за его взглядом. В течение недели после отъезда Сильвейна приют стал похож на военный лагерь. Солдаты работали бок о бок с монахами, строя загоны для лошадей, палатки для размещения офицеров и навесы для боеприпасов. Ее взгляд остановился на длинной полевой пушке, которую первой потащат в горы на огромных санях.
— Это святотатство, — пробормотала она. — Приют всегда был мирным местом.
— Каждый уголок Швейцарии — личная собственность Бонапарта, — сказал Дэниел.
— Ты об этом пришел мне сказать?
— Нет.
— Тогда о чем?
Дэниел огляделся по сторонам. Его черные как ночь волосы отдавали синевой, контрастируя с единственной белой прядкой.
— Не здесь. Давай встретимся где-нибудь наедине. Нахмурившись, она потрогала пальцем нижнюю губу. Лорелея хотела было предложить встретиться у водопада, но сейчас она даже близко не могла находиться рядом с тем местом, где убили Красавицу.
— Давай встретимся у озера, там, где растет огромная ольха. Мы с Сильвейном… — она закусила губу. На мгновение ее мысли вернулись в прошлое, к дням солнечным и счастливым. — Мы обычно лазили на нее, — девушка подробно рассказала, как туда пройти. — Иди туда и жди меня. Я скоро буду.
В эти дни отец Джулиан безжалостно ограничивал ее во всех передвижениях, запрещая далеко и надолго уходить от приюта.
— Ты придешь, правда, Лорелея?
Девушка внимательно посмотрела на Дэниела и поняла, что сделает для него гораздо больше, стоит ему только попросить.
Дэниел без труда нашел указанное место у озера. Ольха широко раскинула свои ветви, отбрасывая на воду узорчатую тень.
— Лорелея, — тихо позвал он.
— Уже наверху.
Она сидела в окружении молодой листвы на деревянной площадке, ловко усроенной между ветвями старого дерева, и лукаво поглядывала на него сверху. Ее ноги, смехотворно маленькие, обутые в замшевые сапоги, висели прямо над его головой.
На изгибе ствола Дэниел обнаружил ветку, за которую можно было ухватиться, и забрался наверх. Он двигался осторожно из страха сбить это шаткое сооружение на землю.
— Привет, — сказала она и поправила прядь волос на его виске.
Он отчаянно желал, чтобы ее легкие прикосновения не оказывали на него такого странного действия.
— Привет, — Дэниел осторожно присел на краешек площадки, стараясь находиться как можно дальше от Лорелеи. Зеленый юнец со своей девушкой и то более смел. Дэниел был почти уверен в том, что у него дрогнет голос.