— Мьюрон на свободе. Настанет время, он заставит Бонапарта справедливо обращаться со Швейцарией.
— Ты думаешь, что кучка ничтожных швейцарских патриотов сможет остановить моего Бонапарта? — она захохотала. — Ты дурак. Твоего драгоценного братца поймают как простого вора. А у тебя не то положение, чтобы торговаться со мной, Дэниел.
— Напротив. Именно то, Жозефина. Уверен, что твоему мужу будет очень интересно узнать, что же на самом деле произошло с бернским золотом.
Она замерла.
— Ты дал слово… — потом женщина немного расслабилась и, засунув руку в складки плаща, извлекла оттуда очень знакомую шляпу. — Впрочем, — добавила она, — теперь мне уже не нужно твое слово, правда?
Дэниел смотрел на красную шляпу, которая принадлежала банкиру Бейенсу.
— Где ты ее взяла?
Дэниел почувствовал, как к горлу подступает тошнота. Он заставлял себя мыслить здраво, не впадать в панику.
— Бейенс был не единственный, кто может засвидетельствовать совершенную тобой кражу.
У нее перехватило дыхание.
— Ты лжешь.
— Возможно. А может быть, не лгу. Скажи, кто с моей женой, — он выждал несколько секунд. — Сильнее твоей страсти к деньгам только ужас, что Бонапарт разочаруется в тебе. А у меня есть информация, из-за которой он сможет очень сильно разочароваться.
— Будь ты проклят.
— Говори, Жозефина. А не то я заговорю.
— Она уехала из Парижа со священником по имени Эмиль, — быстро заговорила Жозефина.
Дэниел почувствовал облегчение, вспомнив как отец Эмиль сражался на мосту с убийцей. Ему очень хотелось надеяться, что каноник сможет уберечь Лорелею. Но Жозефина очень легко рассталась с очень важной для него информацией. Его мысли уже забегали вперед.
— А остальные: отец Ансельм и отец Джулиан?
— Отец Ансельм до сих пор находится в монастыре. А настоятель умер.
Дэниел с изумлением посмотрел на Жозефину:
— Отец Джулиан умер?
— Предположительно от заболевания желудка.
— Предположительно? Черт возьми, хватит говорить загадками.
— Доктор Ларри подозревает отравление. У Дэниела застыла кровь.
— Ты говоришь, что отца Джулиана отравили?
— Как видишь, дилетантам опасно играть в эти игры.
Мозг Дэниела уже лихорадочно работал. Дэниел отошел от решетки и принялся в волнении расхаживать по камере.
— Без тебя здесь не обошлось.
— На этот раз ты не угадал, Дэниел. Конечно же, она опять лгала. Он потер рукой свой небритый подбородок. Должно быть, отец Джулиан плел эту интригу с самого начала. Отец Гастон, возможно, был всего лишь лакеем. Но зачем настоятелю нужно было ждать двадцать один год, чтобы расправиться с Лорелеей и присвоить сокровища?
Потому что она не представляла опасности, пока всем не открылась ее личность. По-своему отец Джулиан любил ее. А как могло быть иначе?
Но, вероятно, Жадность взяла над настоятелем верх, и он решил действовать, чтобы оставить себе королевские сокровища.
«Тогда кто, — размышлял Дэниел, — отравил настоятеля?»
Тишину нарушил голос Жозефины.
— Вижу, что подбросила тебе пищу для размышления. Вот тебе еще, — она просунула книгу памфлетов сквозь прутья решетки. — Думаю, что это сможет развеять твою скуку. А возможно, заставит тебя подумать дважды, прежде чем нарушать наш договор.
Женщина повернулась, собираясь уходить.
— Подожди!
Она оглянулась. Ее лицо было в тени, но Дэниел чувствовал, что она коварно улыбается.
— Ты должна вытащить меня отсюда, — заявил Дэниел.
— У меня больше нет перед тобой обязательств, Дэниел. Я дала тебе то, о чем ты просил — информацию о твоей жене.
Дэниела душил гнев. Жозефина была мастером по части мести. Оставить его в неведении о судьбе Лорелеи было наказанием гораздо худшим, чем смерть. Но он знал своего противника. Он тоже мог наносить удары.
— Ты выглядишь жалкой, — тихо сказал он. — Мне тебя очень жаль.
— Я не нуждаюсь в твоей жалости, — огрызнулась она.
— Жалкой, — проговорил он. — И испуганной.
— Я ничего не боюсь! — женщина повысила голос. Капюшон упал, и свет факела осветил ее лицо. — Ничего.
— О нет, боишься. Ты полна страхом женщины, которая теряет молодость и мужа, когда-то обожавшего и боготворившего ее.
Жозефина громко вскрикнула и отшатнулась, словно он ударил ее.
— Как ты смеешь со мной так разговаривать?
— Я отчаявшийся человек, Жозефина. А такому человеку позволено все. Послушай, без краски на лице ты выглядишь на свои годы. Еще несколько лет, и никакая косметика уже не поможет.
В хищной улыбке изогнулись полные губы, но в ее глазах Дэниел увидел слезы и понял, что его колкость угодила прямо в цель.
— Тебе уже никто не поможет, — заявила она. — Я ухожу.
Охранник быстро подошел к двери. Свет факела осветил его лицо. Дэниел узнал его. Исамбар. Человек, жизнь которого он пощадил. Возможно, это было игрой света, но Дэниелу показалось, что Исамбар бросил на него короткий проницательный взгляд. Дверь захлопнулась.
Дэниел подошел к низкой койке и сел. В воздухе висел тяжелый запах прелой соломы и покрывшихся плесенью книг.
Он опустил голову на руки, зарывшись пальцами в волосы.
— О, Лорелея, — отрывисто прошептал он, — любовь моя. Куда ты ушла?
С чувством невосполнимой потери он понял, что убегая из Парижа, Лорелея убегала от него.
«Я не смогу вылечить тебя, если не буду знать где у тебя болит», — вспомнил Дэниел ее слова.
«Я хотел сказать тебе, Лорелея, но у меня на это не было права. Только не после того, что я тебе сделал».
Стремясь отвлечься от своих мучительных мыслей, Дэниел взял в руки книгу, оставленную Жозефиной. На нескольких первых страницах помещались революционные баллады. Он покачал головой. Что станет с идеалами Революции при Бонапарте? Он был неотразим на поле боя. Он стал любимцем Парижа. Никто не посмеет сказать ему и слова поперек.
Кроме Мьюрона. По крайней мере, у Швейцарии есть шанс отстоять свою независимость.
Дэниел встал и начал расхаживать по камере. Неизвестность угнетала его. У него было такое ощущение, что он безуспешно старается решить задачу, никак не может найти нужный ответ. Отец Джулиан пытался убить Лорелею. Кто-то убил отца Джулиана. Все равно что-то не сходится.
Дэниел полистал книгу. Зачем ее оставила Жозефина?
«Возможно, это заставит тебя подумать дважды, прежде чем нарушить наш договор». Сука. Вероятно, она с ним еще не покончила.
Его внимание привлекли политические карикатуры. Дэниел рассматривал вырезанное санкюлотами дерево свободы на груди Людовика XVI. «Слава Богу, — подумал он, — Лорелея никогда не увидит той ненависти, которую всем внушал ее отец».
Дэниел перевел взгляд на следующую карикатуру. На заднем плане была изображена ревущая толпа с перекошенными ненавистью лицами. Мрачный якобинец огромным скальпелем перерезал вены на руке роялиста, приговаривая: «Очистим вены Франции от голубой крови». Женщина, символизирующая Родину-мать, кормила своей пышной грудью младенцев.
Но взгляд Дэниела снова и снова возвращался к якобинцу, к его горящим фанатичным огнем глазам. Что-то было в этой фигуре до боли знакомое.
— О… Бог мой, — прошептал он и скомкал страницу. Леденящий ужас сковал его сердце. Теперь он знал, кто убийца.
— Отец Эмиль! — Лорелея откинулась на спинку сидения почтовой кареты и толкнула своего спутника. — Отец Эмиль, посмотрите!
Каноник оторвался от своей книги и встревожено взглянул на Лорелею. Его рука потянулась к складкам рясы.
— Я не хотела испугать вас, — сказала девушка. Он отдернул руку и разгладил рясу.
— Все в порядке. Я просто задумался.
— Вы находитесь в таком задумчивом состоянии с тех пор, как мы уехали из Парижа, отец.
— Мне нужно было подготовиться, прочитать молитвы. Мои братья из приюта будут потрясены, когда узнают всю правду о бывшем настоятеле. Что ты хотела, Лорелея?
Она отбросила в сторону кожаный занавес кареты.
— Наконец-то я вижу горы, отец Эмиль. Посмотрите!
Далеко впереди серебристые облака окружали вершины Французских Альп. Склоны были покрыты темной зеленью позднего лета. Кое-где искрились голубые водопады.
Лорелея почувствовала свободу и радость возвращения в родной дом. Но эту радость омрачала боль утраты. Смогут ли Альпы во всем их величии снова стать ее домом, когда ее сердце и душа остались в Париже рядом с мужчиной, который ее предал?
Вздрогнув, она опустила занавес и достала свои четки. Глаза застилали слезы, но, они не приносили желанного облегчения и не смыли горечь потери с ее души. По иронии судьбы именно Дэниел научил ее смело смотреть в лицо несчастьям. После смерти Мишеля Тоусента он убедил ее, что никакие слезы не смогут вернуть утраченное.
Да, Дэниел на многое раскрыл ей глаза, заставил убедиться в том, что люди лгут, причиняют друг другу боль, а за деньги готовы на самое гнусное преступление. В Париже Лорелея узнала правду о себе. Увидела другую жизнь со всеми ее радостями, горестями, интригами и предательством, так отличавшуюся от мирной жизни приюта, от того безмятежного счастья, которое девушка познала высоко в горах.
Память о Дэниеле Лорелея старалась запрятать на самое дно своей души, но отлично понимала, что этот человек еще долго будет ее тайной болью. Она должна научиться жить без него. Со временем боль потери ослабнет.
Но все равно любовь к Дэниелу жила в ее сердце. Лорелея ни на мгновение не пожалела о том, что узнала Дэниела. Какими бы гнусными ни были его намерения, он распахнул перед ней дверь в неведомый ранее мир нежности, любви, страсти.
«Будь ты проклят, — подумала она. — Я и сейчас люблю тебя».
Она любила его, потому что Дэниел помог ей поверить в себя, помог найти ту жизнь, к которой она так стремилась. Она любила его, потому что темными ночами, страстно сжимая Лорелею в своих объятиях, он нашептывал ей на ухо нежные слова.
Лорелея с трудом отогнала свои мучительные воспоминания.
— Надеюсь, с Барри все в порядке. Жаль, что мы не взяли его с собой.