И ярость мной написанных стихов.
И нет во мне пророческого дара,
И нет во мне священного огня,
И все-таки я знаю, что недаром
Стихи мои исходят от меня.
Мне нечего стыдиться и гордиться,
Хоть все мои приметы налицо:
Я — Зеркало, в которое глядится
Всеведущего времени лицо!
И вопреки моим задачам скромным,
Все явственней с годами становясь,
В стихах рыдают отзвуки погромов,
С историей налаживая связь.
К началу грозы
Хотела бы знать я, к чему этот шум,
О чем это капли по лужам судачат?
Хотела бы знать я, на кой это шут
Большой разговор не ко времени начат?
Ведь ясно, что серые листья ветлы
Не станут вникать в этот шепот крамольный,
Ведь ясно, что молнии слишком светлы,
И слишком черна темнота после молний.
Ведь ясно, что ветер вмешается в спор,
Что ветер неистов и безрассуден,
А эта гроза — не игра и не спорт,
И с ветром никто нас потом не рассудит.
Ведь ясно, что тучи куда-то спешат,
Деревья кивают и нашим, и вашим…
Ах, лучше отложим решительный шаг:
Детали обсудим и сроки увяжем!
Ведь ясно, что небо раскрылось до дна:
Все слишком стремительно, слишком внезапно…
Нет, с этой грозой я не справлюсь одна,
Давай ее лучше отложим до завтра!
Папоротник I
Формальной логики законы
Неприменимы в октябре:
В преддверье смерти незаконны
Все построенья о добре.
По золоту листов последних
Рисует осень серебром,
А предприимчивый наследник
Уже приходит за добром.
И незаметно, неустанно
Ноябрь готовится к зиме:
Он прячет реки в ледоставы,
Он прячет семена в земле.
Пока декабрь одержимый
Готовит ветры для войны,
Он папоротника пружины
В земле заводит до весны.
И, полные стремлений мирных
Служить началом для начал,
Они лежат в земле, как мины,
И снег взрыхляют по ночам.
И ждут назначенного часа
В кустах ольхи и бузины,
Чтобы взорваться и начаться,
И продолжаться до зимы!
Юлику Даниэлю
Папоротник II
К семи чудесам прейскуранта
Непросто добавить восьмое:
Зарытые в землю таланты
Не прорастут и весною.
О рыцарь гордыни ранимой!
Не бойся нескромного взгляда:
Земля охраняет ревниво
Священную тайну вклада.
Земля не допустит огласки.
Лишь в ночь на Ивана Купала
Она согрешит без оглядки,
Ошибку твою искупая:
Державно нарушит законы
Опушек, тропинок и просек
И в папоротник зеленый
Цветок огнелистый подбросит.
И ночь торжеством озарится,
Чтоб яростно тлеть до восхода
Над кладом, пугливо зарытым
Без всякой надежды на всходы.
Предчувствие погрома
Когда я напрасно считаю до ста,
И бред мой теряет границы,
Когда я скольжу по поверхности сна,
И мир начинает двоиться,
Я вижу, как прет по Арбату погром,
Угаром сердца исковеркав,
И я проверяю друзей не добром,
А грубой и горькой проверкой.
Я в страхе толкаю тяжелую дверь
И слушаю гомон погони,
Я жму на звонок, — не минута, не две,
А жизнь пролетает в агонии.
Но вот из-за двери спешат голоса,
Мелькают знакомые лица…
Я вижу, как страх, округляя глаза,
На бледных губах шевелится,
Тогда я спешу повернуться спиной
И выскочить вон из подъезда…
Такого еще не случалось со мной
И будет ли так — неизвестно.
И сон этот странный — как будто не мой,
И день выползает из мрака,
На лицах друзей оставляя клеймо
Того, нереального, страха.
Монолог Христа
Вы были правы, — если верить силе, —
Когда меня распяли на три дня…
Хоть суждено мне жизнь прожить в России.
Россия не похожа на меня.
Когда меня наутро воскресили,
Вы мне на раны пролили елей…
Хоть суждено мне жизнь прожить в России,
Благодаренье Богу, я — еврей,
Вы сочинили истины простые,
Чтоб все грехи перемолоть в муку…
Хоть суждено мне жизнь прожить в России,
Я все равно простить вас не могу.
Вы мне не раз за казнь мою грозили
И наново казнили много раз…
Хоть суждено мне жизнь прожить в России,
Я все равно не отрекусь от вас.
Я и не жду, чтоб вы меня простили
За все, что вы мне сделали со зла…
Хоть суждено мне жизнь прожить в России,
Она навеки в сердце мне вросла.
Игарка
I
Город Игарка, почти что Егорка:
Тридцать домишек сбегают с пригорка.
Тридцать домишек, — и вот вам Игарка:
Нет ни кино, ни бассейна, ни парка.
Город Игарка, в грядущее веха,
Гордое чудо двадцатого века.
Гулкий, как новый кленовый бочонок,
Город сезонников и заключенных, —
Вечные льдины в подземной копилке,
А надо льдами в полметра опилки.
Только у мола, у пристани голой
Замерли атомные ледоколы,
Да корабли иноземных флотилий
Молча у пристани голой застыли.
Шепчет им сонно волна Енисея,
Сколь удивительна матерь Расея.
II
Я виновата в пожаре Игарки,
Хоть не бросала окурка в опилки,
Спичек не жгла в деревянной хибарке
И не курила на лесопилке.
Бревна при мне под навесом лежали,
Пламя не кралось по ним воровато,
И все-таки я виновата в пожаре,
Не делом, а помыслом виновата.
Мысленно я пробиралась во мраке,
Чутко послушная злому прозренью,
И поджигала кривые бараки,
И выжигала проклятую землю.
Таяли льды, и корежило пламя
Кости погибших и погребенных,
Пламя ворочалось на пилораме
И выстригало дома под гребенку.
Пламя гуляло по гулким настилам
И деловито по доскам плясало,
А я не гасила его, не гасила,
И ничего из огня не спасала.
Я никого не брала на поруки,
И, окончательно пепел рассея,
Я омывала горячие руки
В зеленоватой воде Енисея.
Меня пугает власть моя над миром,
Над разными людьми и над вещами, —
Не я, конечно, шар земной вращаю
И управляю войнами и миром, —
Но есть во мне таинственная сила,
Исполненная прихотей и каверз:
Чтоб на паркетах люди спотыкались,
Чтоб на шоссе машины заносило,
Чтоб кувыркаясь вспыхивали ИЛы,
Чтоб верные мужья с пути сбивались,
Чтоб мысли непотребные сбывались, —
И я остерегаюсь этой силы.
Но будет день, я знаю: будет день,
Когда свободу я себе позволю,
Тогда я духа выпущу на волю
И овладею судьбами людей.
И в этот день прервется связь времен
И сдвинутся понятия и числа…
Я так боюсь, что этот день случится!
Я так боюсь, что не случится он!
Бывает, что вещи меня ненавидят
И радостно мстят за любую провинность:
Углы нападают и ранят навылет,
Обои внезапно теряют невинность,
Клопы неизвестно откуда берутся,
Строптиво из рук вырываются блюдца
И бьются.
Но в самый разгар материального бунта,
Когда уже все, что возможно, разбито,
Когда ничего не укрылось как будто
От яростной мести восставшего быта,
Тогда надо мной разверзается небо
И прямо ко мне обращаются боги,
Минуя шеренги посредников бойких,
Стоящих теперь изумленно и немо.
И я постигаю глубинные связи,
Природу вещей и судьбу поколений,
И строфы встают, как бетонные сваи,
И море житейское им по колени.
Вариации на тему Золушки
Полы я мыла и белье стирала,
И чистила кастрюли без конца,
Но туфельки хрустальной не теряла
На лестнице волшебного дворца.
И юному наследнику в угоду
Четыре ночи и четыре дня
Не мчались по дорогам скороходы,
Чтоб непременно отыскать меня.