Можно за многое выговорить сценаристу Ляо, но эту глубокую семейную драму он проработал отлично. Глубоко и жизненно (на местные реалии).
И мне это предстоит сыграть. Встреча Шао и ее мамы, которая спустя несколько лет решает воссоединиться с дочерью.
Муж? Объелся груш: он не стал привлекательнее в финансовом плане. Подработки многочисленные (грузчик, мойщик окон, курьер) только позволяют аренду оплачивать, да дочку одевать и кормить.
Этой вороне везло на матерей. И не с чем сравнивать боль детского сердечка от разлуки с родительницей.
Только с бездоньем, с ощущением бесконечного падения, что появляется, стоит мне вспомнить о моем замечательном… Я ведь с ним даже не попрощалась.
— Уходи, — говорю, не отрывая взгляда от земли. — И не приходи больше.
Нет эмоций. Нет слез. Если позволить хоть капельке пролиться, бездна утянет меня безвозвратно.
— Шао, доченька, — дрожит голос актрисы. — Прости меня. Мама не могла иначе! Но я обещаю тебе: всё изменится. Мы будем хорошо жить вместе, ты и я…
— Шао хорошо живет, — сжимаются маленькие кулачки. — С папой. Которого ты бросила.
Здесь звучат отголоски боли. Как сквозь пелену тумана.
Боль заимствованная. Недавно в дораме был момент с мужем-садистом и бесправной женой. Актуальная и кошмарная во все времена тема в красивом оформлении исторических костюмов.
Он ставил ей на спину чайник, снятый с огня. Так не будет видно следов.
Жена терпела — ради семьи, ради будущего ребенка.
Я поняла бы уход мамы Шао, будь муж — вот как тот больной на голову у… удод.
Но главный грех отца Шао в том, что он нищеброд. В погоне за мечтой о танцах он упустил бытовые потребности своей семьи.
Но к жене и дочке этот бедный мечтатель относился с любовью. Папа — не злодей, а тот, кого предали.
— Мамочка приехала за тобой…
— Зря.
Женщина не справится с эмоциями, задрожит, отвернется. Обхватит себя руками. Даже этот жест страдания будет больше похож на танцевальный…
Когда Шао убежит прочь, мать обернется. Увидит пустую дорожку. И вот тогда она разрыдается в голос.
…Шао недалеко убежит. Спрячется за толстым стволом дерева, сядет на землю. И тоже зальется слезами — беззвучно.
— Снято. Перерыв.
Голос режиссера У звучит как-то надломлено. Сценарист Ляо сидит, низко опустив голову. Мэйхуа зажимает рот ладонью.
И снова перерасход бумажных салфеток в съемочной группе. У многих что-то в глаз попало. И на хлюпы в носу пробило — это всё северный ветер, не иначе.
Я смахнула слезки, улыбнулась. Для мамочки — той, что не бросила ребенка с душой подменыша. Ей я хочу дарить только радость.
А тему Зеленый лимон решил поднять тяжелую, но важную. Перефразируя песенку одного мамонтенка: «Ведь так не должно быть на свете, чтоб были оставлены дети».
Это трудно, бесспорно, но кто-то должен донести мысль и эмоции до зрителей. Так, чтобы царапнуло когтистой лапой осознание. Чтобы впечаталось в сердца и разумы.
Дети не должны страдать от эгоизма родителей.
Следующим — после долгого обеденного перерыва — мы снимаем эпизод в помещении. Как раз тот, где папа с улыбкой пододвигает к насупленной Шао миску с рисовой кашей. И убеждает, что деточкам надо хорошо кушать.
Эмоциональная температура на площадке растет так ощутимо, что никакой термометр не нужен. Жуй играет бровями и просит малютку жевать кашку, стоя на пальцах одной руки. И народ, включая того быковатого танцора, расплывается в улыбках.
Хорошо, что стартанули с эмоциональных качелей. Так мы, глядишь, и буксующих в актерстве ребятушек «раскачаем».
Ничего не знаю! Эта ворона пришла в Зеленый лимон, чтобы создать еще один шедевр.
Всем участникам процесса, хочется им того или нет, придется соответствовать.
Мироздание, ты же поспособствуешь?
Это ради общего блага.
Глава 12
В местной киноиндустрии есть негласная традиция: щедро оплачиваемые актеры угощают менее везучих. Не обязательно каждый день, но хотя бы разок-другой закупить напитки или перекус на всех — хороший тон.
К маленьким актерам это не относится. Дети же, а детям, наоборот, положено красные конверты и вообще презентики дарить. Нет, если изъявить желание — люди только рады будут (как и всякой халяве). Как радовались вечеринкам и кейтерингу за счет Лин Сюли. Но ждать и обижаться, если не дождутся вкусняшек, никто в здравом уме не станет.
Так что в нашем совместном проекте роль «угощающего» плавно ушла к Жую. Мать моя разумная госпожа директор выделила Чу Суцзу некоторую сумму на расходы. И та от имени Синя «затаривалась» на всю ораву фруктами и прохладительными напитками. Не ледяными, чтобы никто не простыл.
Выходило, что и поставки обедов от Зеленого лимона не «протухают» за ненадобностью, и народ получает витамины с приятным по жаре питьем. Все довольны, кроме некоторых особо фырчливых (я в курсе, что такого слова нет, но для такого вредины не жалко сочинить).
А ещё всё это закупалось, по факту, из тез денег, что приносил студии Бай Хэ, собственно, Жуй Синь. И они же вкладывались — будем честны — в его образ. Щедрый, заботливый и благожелательный.
Я уже успела отснять эпизод, где неловкая панда кружится в укороченном (для удобства) ханьфу. Тетушка малышки Шао по задумке работает костюмером. Она и одеждой для выступлений команды Вихрь занимается.
Работа несложная, только образ глазастой мишки-мимимишки уже немного утомил. Впрочем, мне за это платят. Так что отработала, как надо. Могу теперь отдыхать и хрустеть яблочком с чистой совестью.
— Госпожа Лин, простите, эта бесполезная ни на что не годна, — запричитала Чу-два, пока Чу-один руководила раздачей напитков. — Не сумела проконтролировать выполнение такого простого поручения…
Вообще, она могла ничего не говорить. Её провал был заметен — очевиден даже — без слов. Фасолинку не спрятать за спинкой-тростинкой. Не те габариты у Дуду, чтобы наличие оной на съемочной площадке осталось незамеченным.
Да и вообще, маме пришлось подходить за пропуском для Чу с собакой к продюсеру. Ведь та потеряла телефон, и предупредить о ЧП не смогла. Нанятый для присмотра за Дуду человек не вышел на смену, что-то с ним стряслось. Чу Баочжэн оказалась в ситуации, где ей нельзя бросить хвостатую подопечную, но и в павильон явиться необходимо.
М-да, с исполнительностью у этой трудяжки всё ок, а вот с фантазией — швах. Ничего лучше, чем привезти с собой шарпея на студию, Чу-два не придумала.
— А если бы мы были на выездных съемках? — печально вздохнула Мэйхуа. — Как вообще можно было потерять телефон?
— Простите, — изготовилась падать на колени Баочжэн. — Это всё моя вина…
— Живо прекрати, — мама вовремя перехватила её под локоток. — Я просто спросила, не нужно так реагировать.
«Что люди подумают», — не озвучила, но судя по взглядам искоса, фраза так и напрашивалась.
— Я соскучилась по Дуду, — положила конец неловкой сценке эта ворона.
И скормила добродушной мордахе дольку яблока. Мне в ответ повиляли хвостом. Одна моя подруга, собачница со стажем, говаривала, что собаки улыбаются хвостом. Фасолинка улыбалась мне полукольцом хвостяшки: он у нее от природы веселый — закрученный в разомкнутое колечко. Натуральный смайлик.
А то её хозяина, пока все остальные отдыхают, гоняют в хвост и в гриву. В смысле, тренер готовит парня к выполнению сложных (для начинающего брейкера — архисложных) связок. Жуй даже не может поприветствовать свою шерстистую подругу.
— Ладно, — снова вздохнула мамочка. — Дело уже сделано. В этот раз к нам проявили доброе отношение. Баочжэн, ты отвечаешь за Дуду. Нельзя доставить неприятности, понимаешь меня?
Это переводится как: «Мне придется испытывать неловкость перед уважаемыми людьми и всей съемочной группой, если собака залает в неподходящий момент». Моль наша за номером два — бледнее бледной немочи — кивает болванчиком.
На том мы оставляем сотрудницу с Дуду. День ответственный: нужно отснять командный этап соревнования. Поэтому и людей больше обычного: привлечены танцоры, изображающие наших противников.
Много говорить им не нужно. Кроме парочки пафосных заявлений перед началом, да эмоционального выкрика по завершению, что вся победа Вихря — за счет травмы их (противников) танцора.
Поэтому в касте присутствуют иностранные танцоры. Мне, признаюсь, любопытно поглядеть на них. А то всё китайцы да китайцы… За редким исключением, вроде «леди Джейн». Глаз замыливается.
А еще это неплохой повод проверить свой инглиш. В плане, понимаю ли я беглую речь на «сложном западном» из уст носителей.
Выясняется, что да, понимаю. В частности, стилистически сниженную лексику. Это когда вроде не брань, но и не норма.
— Снова поддаваться этим чинкс, — через губу произнес смуглый танцор с подводкой на нижних веках.
— А чего ты от них ждал? — поиграл желваками темнокожий бугай. — Это хотя бы кино. Понятно, что постановка. И хотя бы платят нормально.
— Мы на их земле, — с ощутимым акцентом (инглиш — явно не родной) сказал блондин. — Играем по их правилам.
Третий, похожий (в основном, по говору) на француза, говорил нейтрально. Не обидно. Второй… высказывался, в принципе, по делу.
Небольшая ремарка: когда я-прошлая создавала историю с Лин Мэйли, китайской танцовщицей, знакомилась с циклом шоу по уличным танцам Китая. В них участвовали и иностранцы — это вроде как престижно для устроителей шоу. Так вот, независимо от уровня мастерства этих танцоров их других стран, в финале неизбежно (кроме самого последнего, сильно раскритикованного публикой сезона) побеждал китаец.
Ага, вытягивал «на тоненького», из последних сил выкладывался, но непременно одерживал победу. Превозмогал. Помню, как я легонько над этим посмеивалась.
Но вот тот первый, мысленно обозначенный мной, как «смуглянка», грубо перешел черту. Черт, ты под камерами. В павильоне множество умных, образованных людей. Режиссер У проходил практику в Штатах, помощник оператора учился в Канаде… (Разведка в лице Чу-один не дремлет, а отрабатывает премию).