Белое здание непривычного вида трудно не заметить. Оно расположено на вершине Нефритового острова. И отлично просматривается с разных ракурсов.
— А что это такое? — детский вопрос звучит абсолютно невинно.
— Байта, — молниеносно отвечает Мэйхуа. — Белая дагоба.
Дальше следует путаное объяснение, что такое дагоба. Уясняю для себя, что это буддийское сооружение. Вроде как близкое с пагодой, но не пагода. Ступа, но не совсем… Я запуталась. Возможно, потому, что не особо вслушивалась.
Меня больше зацепил крохотный — едва заметный эпизод. Когда мама говорила, что Байта дважды была восстановлена. Оба раза после землетрясений. В семнадцатом веке — отстроили праведные и трудолюбивые китайцы уже в следующем после природной катастрофы году. И после землетрясения в тысяча девятьсот семьдесят шестом ещё разок реконструировали.
Второе — совсем недавнее. Мамочка его даже застала — крошкой совсем. Я же видела год её рождения в документах: Лин Мэйхуа родилась на год раньше, чем случились те мощнейшие подземные толчки. Разрушения от повторных толчков затронули и столицу (от Бэйцзина до Таншаня сто сорок километров).
Говоря про Таншань, мать моя отвернулась и опустила голову.
Что это было?
Печаль об унесенных катастрофой жизнях сограждан? Или что-то личное?
— Госпожа, нам нужно поправить макияж сестричке Мэй-Мэй, — столь несвоевременно возникла рядом Чу-три. — Мне сказали передать.
— Конечно, — ровно и спокойно отозвалась Мэйхуа.
В голосе — ни намека на скорбь или иные сильные эмоции.
Но зачем тогда отворачиваться?
— Идем, — тяну руку к Чу Юмин.
В рамках мер безопасности, ну и немного потому, что эта милашка мне нравится. Некая безотчетная симпатия. Может, так и действует на людей внешняя красота?
А может, дело в ямочках на щеках, когда та улыбается? Или в простоте и удивительной с учетом её прошлого рода деятельности наивности? Словом, в красоточке Юмин эта ворона видит живую плюшевую игрушку. И не отказывает себе в удовольствии лишний раз её тиснуть.
Забавный момент: все наши Чу мелькнут в рядах массовки в этой сцене. Пришло меньше людей, чем должно было. Лимоны с кислыми лицами уже перетерли этот неприятный инцидент. Сошлись на том, что все незанятые непосредственно в съемке танцев сотрудники изобразят восторженных зрителей.
Причем Дуду тоже там будет. Вообще, вход в парк Бэйхай с собаками, особенно крупными, не приветствуется. Могут просто вежливо попросить на выход. Но для нас сделали исключение. И теперь Чу-два прогуляется с Фасолинкой по мосту. Вроде как случайная прохожая увидела вау-представление и обомлела.
Даже так, с привлечением стаффа, нужного количества не набирается. Так что, когда наш «хвост» из прибившегося по ходу следования «каравана» народа приглашают на площадку, я не сильно удивляюсь. Их поставят в задние ряды и велят хлопать и кричать по команде. Задача наипростейшая, любой справится.
— Какая же куколка наша Мэй-Мэй!
Неподдельное восхищение от стилистки, уже не в первый раз высказанное, сбивает с мыслей о плотности зрительского кольца вокруг площадки.
— Это заслуга родителей, — качаю головой. — И ваша заслуга тоже.
Ответная похвала вызывает смущенные писки. Не приучены тут люди принимать комплименты. Я и сама потихоньку перенимаю местные реакции. Как минимум, это нужно, чтобы не выделяться ещё больше.
Раньше на комплименты самый частый ответ Киры Вороновой был: «Я знаю». Здесь же, в качестве Ли Мэйли, такого просто не поймут. И прослывет эта ворона грубой и невоспитанной. Оно мне надо, чтобы про моих замечательных говорили, будто они не в состоянии достойно воспитать ребенка?
Очевидно, нет.
— Мэй-Мэй готова? — подскакивает к нам помощник режиссера. — Мы вот-вот начнем.
Начнем мы с репетиции. Здесь танцоры работают вполсилы, поддержки и трюки только обозначают, но не выполняют полностью. Это нужно для корректировки. Камеры, свет, отражатели, а еще и обдув для создания ветра запустят и будут по ходу настраивать.
Вижу краем глаза недовольные рожи среди массовки. Как бы начхать: добровольцев звали цитрусы. А то, что на прямую просьбу редкий китаец ответит отказом, не мои трудности.
Но отчего так неприятно? Словно меня уличили в халтурной работе.
Не важно. Выбрасываем лишние мысли из головы. Репетицию сочли успешной. Минут десять на внесение быстрых изменений, и вперед. С песней! Бодрый танцевальный трек ставит ди-джей.
Вступление, где Вихрь справляется без меня. Летучая панда ворвется на проигрыше после куплета. Они строят под центральной частью арки ' «пирамиду», по которой я взбегаю. А на вершине (охота сказать — мира — но пока только на композиции из тел танцоров) меня запускают в полет.
Я улыбаюсь, рассекая воздух. Сыма — би-бой с встроенным фырчальником — поднимает руки, готовится меня ловить.
Тень на его лице и гримасу испуга я вижу, но сама испугаться уже не успеваю.
Протянутые ко мне руки вдруг окрашиваются кровью.
…События, которые я видеть не могла, реконструируют позже.
Зритель из заднего ряда оттер в сторону актеров массовки. Те не стали устраивать толкотню под камерами. Расступились.
Дуду сорвалась с поводка «прогуливающейся» Чу-два.
Мужчина с перекошенным злостью лицом швырнул бутылку с газировкой.
Большая песочная собака ринулась наперерез, прыгнула… Стекло ударило Фасолинку в бок. Отлетело от удара, прыснуло осколками и бурлящими брызгами. Мощеная площадь приняла на свои камни большую часть осколков.
Дуду проскочила на ускорении, и пострадала только от удара. Не сильно, позже рентген и доктор в ветлечебнице это подтвердят. Ни разрывов, ни переломов, ни трещин. Ушиб, и тот быстро пройдет. Заживет — обещал доктор — как на собаке.
До зрителей осколки не долетели. Гад кидал «снаряд» с силой и яростью, он на несколько метров от толпы улетел.
Несколько мелких осколков каким-то образом попали в того, кто меня ловил. Вошли в предплечье и запястье с внешней стороны.
Эту ворону не то что стеклышки — брызги не затронули.
А руки Сыма (да, после такого я его фамилию запомнила четко) не опустил даже при таких обстоятельствах.
Приземление прошло штатно (ну почти)…
— Остановить съемку! — с запозданием пронесся режиссерский рык, усиленный громкоговорителем. — Задержать нарушителя!
Когда Сыма меня подхватил, «пирамида» рассыпалась. «Обломки» в основном ринулись к нам с пострадавшим танцором.
— Мэй-Мэй!
— Брат Сыма!
— Вы в порядке?
— Небо! Тут кровь!
Жуй рванул в другую сторону. К зрителям.
Впрочем, не добежал. Народ дружно расступился, демонстрируя темнокожего танцора (того, что шутил про глаза лобстера). Высокий и крепкий мужчина держал за воротник лысоватого типчика, а тот, наверное, по инерции, продолжал перебирать ногами в воздухе.
«Что за идиотина?» — других мыслей при виде «беглеца» у меня не возникло.
— Доченька! — прорвалась сквозь людской заслон моя ошарашенная.
Выходит, не зря она тревожилась.
— Я цела, — объявила во всеуслышание эта ворона. — Кто-нибудь объяснит мне, что случилось?
Тут-то и начали говорить. Все, наперебой. И только афроамериканец молча держал на весу того лысика до прибытия сотрудников службы безопасности.
Глава 14
Суета вокруг меня и раненого танцора волнообразно нарастает. Тут и требования срочно переместить сюда доктора (не важно, откуда, хоть из параллельной Вселенной). И попытки (бойко отвергаемые самим раненым) оказать неумелую первую помощь прикладыванием стянутой с себя футболки.
И забег Жуя. Знаете, я ошиблась. Точнее, не совсем верно оценила расстановку. Ситуация прояснилась, когда массовка рассредоточилась ещё шире.
Оказывается, кое-кто нечеловечески умный не только спас меня и Сыму от летящего «снаряда». Дуду проскочила площадь, затем, не отвлекаясь на боль от ушиба, загнула дугу. Пробежала за софитами и ветродуйками. И обошла массовку.
Теперь эта красавица и умница стояла с широко расставленными лапами и внимательно смотрела на «груз» в руке темнокожего танцора. Похоже, что лысик не имел и шанса сбежать. Там, куда он ломанулся, его уже ждали.
— Ай-я! — взвизгнул мужчинка. — Отпустите!
На его счастье танцор не дружил с мандарином, который не для еды. А то мог бы и в самом деле отпустить — на радость Фасолинке.
Собака как раз ласково ощерилась и подалась вперед. Блеснули беленькие зубки в массивной челюсти.
Своеобразная груша, которую не получалось скушать, вяло трепыхнулась и обвисла. Держатель груши подхватил второй рукой ремень этого типуса.
Жуй как раз добежал до этой живописной композиции. Проигнорировал лысика, присел на одно колено перед Дуду.
— Где болит? — спросил нежно и заботливо.
Кажется, в полной уверенности, что ему ответят. И покажут. Впрочем, я бы после всего случившегося не сильно удивилась.
Но Фасолинка так увлеченно разглядывала «запретный плод» в чужих руках, что ей было не до разговоров. Хозяину пришлось самому осматривать питомицу.
И у Синя, и у матери моей взбудораженной первой целью было: выяснить, что с дорогой девочкой? Девочки разные, одна — четвероногая. Вторым — тоже предсказуемым — стремлением было сказать пару ласковых этому… фрукту.
И хорошо, если только сказать: как сжал кулаки Жуй, издалека ж видно…
— Ты! — сквозь зубы сказала, как плюнула, Мэйхуа. — Как твоя гнилая рука поднялась на мою доченьку? Ты вообще человек⁈
Танцор «глаза лобстера» поднял ношу чуть выше. Уж не знаю, зачем. Либо, чтобы при попытке сбежать упал и расшибся больнее, либо чтобы мамочка до «груши» не допрыгнула.
Если второе, то это он сильно недооценивает мою удивительную. Она и до крыши Байта бы допрыгнула ради своего сокровища.
Высокие залысины «фрукта» заблестели бисеринками холодного пота.
— Нет! Нет! — забормотал этот вредитель. — В мыслях не было!
— А стеклянная бутылка сама полетела, — Синь тоже показал зубки, ничуть не хуже, чем его хвостатая подруга. — Прямо в ребенка.