– Так вот в чем причина! – ахнул я. – Значит, святая вода и молитвы действительно помогают душе отправиться в иной мир…
– Старики в это верят, – кивнула бабушка.
Кажется, теперь у меня и деревенских ребят не было выбора, если мы хотели разгадать тайну Вороньего Гнезда. Нам предстояло раскопать могилу Федора Ильича…
Узнать, где покоится тело старого лесника, не составило труда. Бабушка сказала, хоть его и похоронили без подобающих почестей, но все-таки на единственном в деревне кладбище. Я видел его при въезде в Гнездо. Кладбище было небольшое. Чтобы отыскать табличку с именем Федора Ильича, не пришлось бы потратить и дня, тем более если бы на раскопки отправились все члены братского союза знающих. Но кое-что сразу пошло не так.
– Верить этому убогонькому и раскапывать останки какого-то дряхлого деда? – возмущенно спросил Толстый, когда все вновь собрались у Зои дома, и тут же заявил: – Увольте!
– Мы и так ничего не делали на протяжении нескольких месяцев, – возразил Глеб. – Нужно попробовать.
– Не делали, и все были живы и здоровы, – возразил Толстый. – А когда этот выскочка появился, умер Карасев. Пойдешь у него на поводу? Что, если снова начнутся беды?
– Так ты предлагаешь просто забить на все? – хмыкнул Глеб. – Боишься убавить в весе?
– Предлагаю всего лишь подождать, когда тебе исполнится восемнадцать, – ощетинился Толстый, исподлобья зыркнув на командира.
– И тогда ты героически нас всех спасешь, – не растерялся Глеб. – Ладно, кто не хочет идти, заставлять не буду. Поднимите руки те, кто с нами!
Рук, взметнувшихся вверх, почти не было. Я мысленно охнул. Рыжий и Кики – до сих пор не узнал их имен – были первыми, кто согласился идти с нами. Зоя и Катюха присоединились следом.
– Простите, ребята, – испуганно прошептала Инга, – я просто очень боюсь мертвых…
– Ничего, – вздохнул явно разочарованный Глеб, – я все понимаю. К сожалению, днем раскапывать могилу нельзя, можем спалиться.
– Дураку понятно, что при свете дня такие дела не делаются, – важно проговорил Кики.
– Я позабочусь о святой воде, – подала голос Катюха, похлопав Глеба по руке.
Парень улыбнулся ей и потрепал девчушку по светлой макушке.
– Хорошо. Значит, решено, выдвигаемся завтра ночью…
Ребята в помещении снова загалдели, они всегда начинали говорить как-то одновременно. В компании Толстого кто-то ржал, поглядывая в нашу сторону. Я подумал, что это начало раскола.
– Знаешь… – Зоя устало облокотилась на побеленную стену. – На самом деле я тоже боюсь мертвецов.
– Сочувствую, – буркнул я, а сам подумал, что мертвецов, тем более живых, не боятся только психи. – Зачем тогда согласилась идти?
– Ну мы же теперь друзья. А друзей не бросают.
Зоя улыбнулась уголком рта, и я только теперь подметил, что ей очень идут веснушки.
Глава 16Кладбищенские жители
Следующий день пролетел слишком быстро. Наступившие сумерки не предвещали ничего хорошего. Уже заранее у меня ныло в желудке, колени дрожали, а голос иногда срывался на истеричные нотки, но я старался мужаться… рядом шла Зоя.
– Боишься? – словно читая мысли, спросила она.
– Немного.
Не хотел врать, но соврал. Еще как боялся.
Шли по дороге-мосту, ведущей из деревни, к той самой кирпичной остановке. По правую руку – река, тихая и спокойная, но при свете луны невероятно пугающая, по левую – трасса из щебенки, уходящая в районный центр, Уйское. Выход, казалось бы, так близко, но он был недостижимо далеко.
В руках – лопаты, у Кики – еще и бита. Впереди – перекресток. Кладбище. Реально жутко.
– Я тоже, – вздохнула она, – но вместе не так страшно. Лишь бы разделяться не пришлось.
– Э не-е-е, – протянул Кики, идущий по левую руку от меня. – Об этом даже не думайте! Разделимся, начнем слышать странные звуки, пойдем на зов смерти, а там – бац! – Парень хлопнул в ладоши, и у меня внутри чуть что-то не оборвалось. – И сожрут нас! Я, было дело, любил ужастики. И все они начинались и заканчивались до смешного одинаково… Так что никаких разделений, слышим звуки – стреляем без предупреждения!
– Было бы из чего стрелять, – хмыкнула Катюха, вприпрыжку шагающая возле Глеба.
Бойкая и бесстрашная девчонка, я откровенно завидовал ее решимости.
– А у меня бита. Если что, зашибу!
– Тебя как, кстати, звать-то? – меняя тему разговора в попытке оттянуть неизбежные мысли о предстоящей операции и отгоняя неумолимый страх, спросил я.
– Вано, а он, – Кики ткнул в непривычно молчаливого Рыжего, – Саня.
Рыжий Саня беспомощно посмотрел на меня и состроил гримасу, чем-то отдаленно напоминавшую слабую улыбку. Мне показалось, его тошнило. Не мудрено, я специально не ужинал перед походом на кладбище, но дурнота все же нет-нет да накатывала.
– А Кики – это чтобы не путать с Ванькой То́лстым?
– Да нет, – как-то уклончиво ответил Кики.
Катюха звонко загоготала.
– Давай, Вано, – передразнила она интонацию парня, с которой он представился, – расскажи историю своего прозвища.
Сейчас уже посмеивались все собравшиеся, а меня начало одолевать любопытство.
– Да чего там рассказывать, – буркнул Кики, – история как история… Начал я как-то икать на всю ивановскую, а эти, – парень ткнул пальцем в каждого из ребят, – только ржать и горазды. Нет чтоб воды подать, руку помощи протянуть, так сказать, а они только крякали, как утки при спаривании. Вот как сейчас!
Ребята заливались смехом. Казалось, все уже забыли, куда мы направляемся. А кладбище тем временем становилось все ближе…
– Я, между прочим, тогда весь в грязи извозился – падал, шишек и синяков набил, а они… – Кики рассказывал, а сам ухмылялся. Похоже, его тоже забавляла эта история. – А на следующий день в штабе эти сволочи встретили меня хоровым иканием, представляешь? Снова ржут и икают всем табором! Несколько дней подряд икали, потом кто-то Кики придумал. Так и прилипло.
– Зато креативно, – подметил я. – А то Рыжий да Толстый.
– Это что, – хмыкнул Кики. – Батя рассказывал, еще пацаном был, его друг на улицу мешок вафель притащил. Еще вспомнил, говорит, вкусные были. Так вот, потом этого друга Вафлей и прозвали, так погоняло по сей день и живет с ним… Это раньше Вафля только смешно было, а теперь-то, когда под этим словом подразумевается попросту лошара, еще и унизительно. Уж лучше Кики.
– Ага, или Цербер, – подхватила Зоя и укоризненно глянула на меня, но улыбку сдержать не смогла. – А у тебя, Слав, есть кличка?
– Мм, есть вообще-то. Артос.
– Это как мушкетер, что ли? – Кики нахмурил брови.
– Мушкетеров звали Атос, Портос и Арамис, – вставил Глеб, – а это слово, скорее всего, от английского art. Художник?
– Типа того, – ухмыльнулся я. – Граффитчик.
– Артос – это так… утонченно, – саркастично заметила Зоя. – И пафосно. Тебе под стать.
Я снова по-идиотски заулыбался… Почему-то хотелось отвечать улыбкой на любые слова Веснушки, пусть даже саркастичные. Да что вообще со мной происходит?
Пока витал в облаках и попутно пытался разобраться в себе, не заметил, как перед носом выросли довольно высокие железные ворота кладбища, сваренные из стального «уголка». «Храм мертвых» был обнесен крашеным частоколом. Глеб тяжело выдохнул и с неприятным скрежетом отодвинул засов, открывая путь к мертвецам.
Шум деревьев, растущих за оградами могил, и чавканье не убранной на общей территории жухлой травы под ногами были единственными звуками, наполнявшими пространство. Начал моросить мелкий дождь, нагнетая обстановку. Мне представилось, что это не я сейчас стою в обители мертвых, а парень из жуткого триллера и вот-вот заиграет какой-нибудь трек, дающий понять, что герою конец…
Луна светила на удивление ярко, но, чтобы рассмотреть таблички с именами на крестах, все равно приходилось светить фонариками. Ладно хоть девчонки догадались их взять, потому что я, да и остальные парни, уверен, ни разу не подумали о такой необходимости.
Большинство могил были ухожены. Мы решили проверить сначала самые невзрачные, кажущиеся заброшенными, и угадали. Место упокоения Федора Ильича было спрятано под ветками невысокого кустарника. Он сильно разросся и опутал корнями почти весь могильный холмик, такой же одинокий, каким был при жизни покоящийся там человек. Крест с крышей покосился, голубая краска на нем облупилась. Фотографии не было, только имя: Андропов Федор Ильич.
Я заранее поинтересовался у бабушки, сколько полных тезок старого лесника могло лежать на кладбище. Вышло бы крайне глупо, если бы мы раскопали не того Андропова. Но бабушка уверила, что такой только один, так что ошибки быть не могло. Бояться нечего, кроме собственного акта вандализма. Ну и встречи лицом к лицу с разлагающимися останками мертвеца… Плевое дело.
Лично меня на кладбище пугало абсолютно все. От жутких кованых оград из тонких прутьев, разномастных крестов, памятников до шуршащих на ветру венков и искусственных цветов. Я боялся просто дотронуться до всего этого, словно, прикасаясь, можно было заразиться опасной болезнью. А еще вороны. Эти птицы были повсюду и, казалось, никогда не спали. Звонкое «кар-р» в мрачной кладбищенской тишине испугало меня до чертиков. Я сильнее сжал пальцами черенок лопаты.
Перед тем как начать копать и выковыривать намертво засевший в земле кустарник, все немного помедлили, молча глядя на могилу. Глеб, как истинный лидер, дал команду на старт, и работа закипела.
Поначалу было очень страшно, но за тяжелой работой мысли о том, что я нахожусь ночью на кладбище, отошли на второй план, и страх притупился. Спина ныла, руки горели от быстро появившихся мозолей, а в висках монотонным «бом-бом» стучал пульс. Воды, кроме святой, никто не взял, но я почему-то не отважился ее испить. Слабо моросящий дождь тоже не позволял утолить жажду, а только нервировал.
Часы тянулись бесконечно долго. Работали не разговаривая. Молчание было каким-то тягучим и слишком плотным, но открыть рот не решался никто. Дождь совсем не помогал. Земля под ногами становилась липкой из-за примеси глины, это месиво толстыми комьями налипало на кроссовки. Мне хотелось сдаться и отказаться от затеи, но я терпел боль в руках и усталость из последних сил. Не желал показаться слабаком, которым был на самом деле, как я теперь понял… Девчонки, как назло, крепились. Обе пыхтели от натуги, но не переставали копать.