Через некоторое время Глеб стоял в разрытой могиле уже по грудь. Когда его лопата глухо ударила о крышку деревянного, уже трухлявого гроба, он предложил передохнуть. Хотя, скорее всего, просто собирался с мыслями. Чтобы решиться. Решиться снять крышку гроба.
Глеб вылез из глубокой ямы, облокотился на черенок лопаты и уставился вниз. Все повторили его движение, обступив могилу кругом.
– Я уж думала, что мы никогда не закончим, – выдохнула Зоя, убирая со лба мокрую прядку медных волос. – Завтра не встанем с крова…
Девушка оборвала фразу на полуслове и испуганно уставилась мне за спину, беззвучно открывая рот. Тут же я услышал Катюхин визг, неистовый матерный ор Рыжего и командный вопль Глеба: «Бегите!» Когда обернулся, поджилки от страха затряслись. На нас надвигались громадные черные тени, адовы демоны, не иначе. Они жалобно выли и скулили, протягивая к нам когтистые лапы.
Я рванул за ребятами, буксуя на мокрой почве и видя перед собой только сверкающие пятки Кики – единственного обладателя биты, которую он так и не пустил в ход. Сердце, казалось, подскочило в черепную коробку и бухало там, как заведенное. Не помню, как перемахнул через забор и оказался на дороге. Луна в этот момент, будто нарочно, скрылась за облаками, пришлось ориентироваться на топот бегущих впереди друзей.
Я несся, задыхаясь, и вдруг земля ушла из-под ног. Меня приняла в объятия холодная вода… С перепугу я угодил прямо в реку возле кладбища. Тина и ряска облепили мне лицо, заползли в уши, глаза и ноздри. Несмотря на дневную жару, ночью вода была ледяной. Я хотел закричать, но вместо этого гортанно булькнул, проглотив приличную порцию гниющей мути, отчего сильно закашлялся. Острыми камнями на дне разрезал ладонь; руку пронзила такая боль, будто речное чудище вцепилось в нее острыми зубами. От этих мыслей сделалось еще хуже. Я закричал, захлебываясь и понимая, что никто не придет на помощь. Друзья сбежали, спасая свои шкуры.
В какой-то момент мне показалось, что я почти выбрался, – до берега было рукой подать, – но что-то вдруг схватило меня за лодыжку и потянуло назад. Я истошно завопил. Чьи-то тонкие костлявые пальцы крепко держали за ногу, больно впиваясь в кожу. Меня охватило такое чувство безысходности и страха, какое еще не доводилось испытывать в жизни. Я понимал, что все происходит на самом деле, а тут еще вспомнился рассказ Федора Ильича про утопленниц. Если уйду под воду, то навсегда исчезну, стану с ними одним целым. Утопленником…
Я так хотел жить… Цеплялся за жизнь из последних сил, истерично барахтался и пальцами хватался за каменистое дно, желая хоть как-то себе помочь. В ушах стоял зловещий гул… И этот шепот… Он умолял меня сдаться.
Луна вышла из-за плотных облаков именно в том момент, когда меня настигла тень с кладбища. Я уже не кричал, а хныкал, как ребенок. Дать себя утопить или броситься в объятия еще большему ужасу? Я не мог выбрать, не мог думать, просто мечтал оказаться где-то в другом месте, чтобы весь этот кошмар происходил не со мной. Но это был именно мой кошмар.
Глава 17Слезы к праху
Пока я барахтался в реке, борясь за жизнь, нечто в черном балахоне меня догнало. Внутренности обдало диким холодом, и дело было вовсе не в воде. Это существо внушало неподдельный ужас. Кажется, я кричал и даже умолял меня не трогать…
– Эй, горожанин?
Я не понял, кому принадлежал этот голос и откуда шел звук, но завертел головой в разные стороны в попытке отыскать помощь. Тело плохо слушалось от холода, усталости и страха, но я отползал все дальше в воду, так быстро, как только мог. И мертвецкая хватка утопленницы даже вроде ослабла…
– Да стой, кому говорю! Куда ты ломанулся?
Балахон слетел с псевдомонстра, и сейчас по колено в воде надо мной возвышался парень из команды Глеба, с которым я не был «официально» знаком. Он испуганно таращился на меня, я – на него. Так бы и пялились истуканами, если бы не едкие смешки То́лстого, так не к месту появившегося рядом.
– Вот же хохма, – похрюкивая от смеха, пробулькал Толстый.
На плечах у него сидела девчушка лет десяти и придерживала черное одеяние так, чтобы «нижнее тело» было хорошо видно.
У меня пропал дар речи. Вместо того, чтобы начать ругаться, я, все еще дрожа, стал ощупывать ногу и наконец понял, что меня схватило. Пружина из толстой проволоки опутала лодыжку, а мне с перепугу показалось, что ногу сжала ледяная рука мертвеца. Я выдохнул с облегчением и принялся выпутываться из мусорного капкана, хотя неприятное чувство присутствия в воде чего-то зловещего все же не покинуло меня до конца.
– Ну ты и бестолочь, горожанин! – не унимался Толстый. – Аж в воду влететь умудрился!
– Я-то думал, это двухметровый призрак, – приходя в себя, злобно бросил я, – а оказалось, всего лишь безмозглый хряк в старых портках.
– Следи за языком, мудло! – оскорбился Толстый. – Не то вообще лишишься его!
– Пошел ты!
Толстый засопел, будто хотел через ноздри выпустить весь едкий пар, скопившийся в его организме за годы существования, и аккуратно стал снимать девчонку с плеч. Я понял, что пахнет жареным. Кое-как выбрался из воды и в упор уставился на Толстого, который был выше меня на две головы и в несколько раз шире. Но снова показывать себя трусом я не собирался. Одно дело – призраки и остальная чертовщина, которая пугала меня до трясучки, и совсем другое – перспектива драки с парнем, больше похожим на вепря.
– А ну, повтори! – оскалился Толстый, выставив мясистые кулаки.
– Ты, – голос Глеба, будто гром среди ясного неба, разрезал напряженную атмосферу, – безмозглый хряк!
Кулак нашего командира пришелся точно по нахальной физиономии Толстого. Парень пошатнулся, но не упал и гневно уставился на Глеба, схватившись одной рукой за нос.
– Шутить с нами вздумали? – проорал Глеб, разгневанный не меньше получившего в морду Толстого. – Игрушки всё это для вас?
Со стороны кладбища плелись еще четверо бывших двухметровых монстров, уже снявших балахоны. Ребята, все, кроме зачинщика этого беспредела, – а я был уверен, что им являлся Толстый, – выглядели виноватыми, а девчушка, несколько минут назад сидевшая на плечах Ваньки, и вовсе шмыгала носом и вытирала подкатывающие слезы. Наша группа уже тоже вернулась к реке, Катюха и Зоя порхали вокруг меня и охали, Кики с Рыжим желали расправы. Кики уже снова был с битой.
– Мы же не думали, что вы серьезно собираетесь раскапывать труп! – огрызнулся недалекий лидер существ в балахонах. – Это противозаконно! И неправильно!
– Уж чего-чего, а фараонов я не боюсь, – ответил Глеб. – Будто ты не знаешь, что в Гнезде совсем другие законы действуют! Не желаете помогать – ладно, но будьте добры не мешать!
– Как скажешь, командир, – буркнул Толстый, выделив последнее слово. – Уходим, парни!
Ванькины соратники поспешили покинуть нашу компанию, собственно, как и сам Ванька. Меня колотило, и я не нашел ничего более разумного, чем раздеться. Остался в одних трусах, ребята поржали, а Зоя вроде смутилась, отчего я тоже покраснел.
– На, держи. – Глеб протянул олимпийку, оставшись в футболке. – Иди домой, дальше мы без тебя справимся.
Я бы хотел уйти, честно. Но что-то меня держало возле ребят, какая-то неведомая сила. Возможно, и ведомая – интуиция. Я решил остаться. Сложил мокрые вещи на берегу реки, чтобы не таскаться с ними, а забрать позже, вылил воду из кроссовок и снова напялил их. Гордо пошел с друзьями в трусах и олимпийке. Чем не костюм для упокоения души Федора Ильича? А страха почему-то как не бывало.
Вернувшись на кладбище, мы снова принялись высматривать место захоронения Федора Ильича. То ли стресс так сказался, то ли у всех присутствующих с памятью была беда, но какое-то время нам пришлось блуждать в поисках разрытой могилы. Я уж было решил, что она исчезла бесследно, но потом выкопанная яма все же нашлась.
Я облегченно вздохнул, когда Глеб забрался на трухлявый гроб, – боялся, что решать, кто полезет к останкам, будем путем жребия. Задержал дыхание, когда лопата парня вонзилась в старые доски и в погребальном ящике образовалась щель. Глеб проделал совсем небольшую дыру и жестом потребовал бутылку со святой водой. Катюха, которая, как и все присутствующие, стояла завороженная процессом вскрытия гроба, встрепенулась и быстро метнулась к земле. Видимо, убегая от «монстров», выронила бутылку, и та сейчас валялась в небольшой лужице.
Глеб открыл бутылку и вылил ее содержимое в деревянный ящик через щель в крышке гроба. Я бы не догадался так поступить, обязательно отфигачил бы всю крышку, и пришлось бы лицезреть сгнившие останки трупа. Мысленно еще раз поблагодарил Вселенную, что не я принимаю решения, все-таки Глеб – толковый парень, настоящий лидер.
– Так, – многозначительно глядя на меня, сказал он, – кто будет молитву читать?
– И почему, интересно, ты буравишь меня взглядом? – нахмурился я. – Это мне совсем не нравится.
– Так или иначе, ты один был с ним знаком… если это можно назвать знакомством. Сам же читал, молитва должна от сердца идти.
«Вот тебе и толковый парень, – мысленно возмутился я. – Хотя логика в его словах все же есть…»
– Ну да… – начал мямлить я, – только я молитв не знаю и сочинять не умею…
– Да ладно, хлопчик, неужели и пары слов не найдется, чтобы меня проводить?
Я хотел что-то возразить, но тут до меня дошло, что рядом стоит призрак Федора Ильича. Я подпрыгнул на месте и взвизгнул, как девчонка. Девчонки, кстати, молчали, но жались друг к другу и таращили глаза на лесника. Рыжий и Кики шлепали губами, как рыбы, причем Кики выставил перед собой биту. Глеб не сдвинулся с места, так и стоял в разрытой могиле, задрав голову вверх и потрясенно пялясь на отпечаток памяти.
– Что ты на меня глаза так пучишь? – нахмурился Федор Ильич. – Вот же дурная привычка… Не бойся ты так, зла не сделаю. Давно я уйти хочу, да деревня проклятущая держит.