– Я бы не прочь, – покосившись на Зою, ответил я, – в моей крепости все равно никого сейчас нет. А мне бы не хотелось находиться одному в пустом доме.
– Оставайся, – кивнула Зоя, – тебе не помешает отлежаться. Выглядишь неважно.
И правда, я почти не стоял на ногах. Голова кружилась, возможно из-за усталости и пережитого стресса, а может, из-за больной ноги. Видимо, поэтому Зоя решила уложить меня в постель. Находиться наедине с девушкой было немного неловко, хотя сильная слабость помогала справляться со смущением. Когда мы остались вдвоем, Зоя не стала со мной слишком церемониться, толчками проводила в гостиную и указала место на диване. Думаю, она злилась, и, кажется, я знал почему.
– Зой? Почему ты одна живешь? Как так вышло-то? Ты ведь несовершеннолетняя.
– Через полгода мне исполнится восемнадцать, – будничным тоном произнесла она, – так что почти совершеннолетняя.
– Ты не ответила на вопрос.
Зоя достала плед из комода, расправила его и накинула на меня. Тяжело вздохнув, опустилась рядом на диван и заговорила:
– Я из Ижевска, вообще-то… Пару лет назад приехала на лето к бабушке. Совсем как ты. – Зоя ссутулилась под грузом воспоминаний. – Несколько месяцев назад бабушки не стало. И представляешь, люди в деревне ничего не предпринимают. Кроме жалости ко мне – никакой реакции. Даже родители не спешат забрать меня отсюда. Я уже и не звоню им совсем… Проклятие Гнезда, черт бы его побрал!
– Мне жаль.
– С чего вдруг? Ты же тут ни при чем… Да и я почти смирилась.
– Правда?
– Почти… Пока ты не появился.
Мне кажется, я давно хотел это сделать. Поднялся на локте, положил руку Зое на затылок и, притянув девушку к себе, поцеловал. До этого я целовался не так уж и много, пару раз всего – и надеюсь, делал это вполне сносно, – но сейчас поцелуй получился каким-то особенным. Губы Зои были сладкие от чая с медом, захотелось даже их укусить.
Может быть, я неправильно расценил атмосферу в комнате, но, не успев толком насладиться прикосновением, был отвергнут. Зоя оттолкнула меня с такой силой, что я приложился головой о деревянную дужку старого дивана.
– Да что с тобой?! Полчаса назад с ума сходил от вины, а теперь целоваться вздумал?
– А что, виновные не могут хотеть поцелуев? – потирая ушиб, сказал я. – Когда ты целовалась с Рыжим, мы вообще появления призрака ждали.
– И ты подумал, что я с каждым буду целоваться, да? Вот так просто?
– А-а-а, – протянул я, – так у тебя разрешения спросить нужно было? Зой, а Зой, давай пососемся?
– Придурок!
Зоя сорвалась с места как ошпаренная, прошла на кухню и быстро вернулась обратно. Стянула с меня плед и сбросила на пол мои ноги, чтобы я сел.
– Уходи, Слав!
– И даже не поцелуешь на прощание?
Вот зачем я это сказал?! Я уже жалел обо всем, что вылетело из моего рта, но остановить словесный понос оказалось крайне сложно.
– Да ладно тебе, Зой, это всего лишь ничего не значащий поцелуй.
– Ты дурак, – чуть ли не плача, заключила она. – Уходи!
Я немного помолчал, оглядывая комнату, потом встал. Слегка прихрамывая, прошел на кухню, налил в стакан воды из крана и залпом выпил. Зоя опасливо косилась на меня. Стало стыдно до боли в сердце. Уходить не хотелось, но я все равно побрел к выходу. В конце концов, довольно громко хлопнув дверью, покинул помещение.
На улице моросил мелкий, противный дождик. Я шагал по дороге, собирая лужи, и не мог поверить в то, что случилось. Это был не я… Вернее, я никогда не поступал так раньше с девушками. Да ни с кем я так не поступал! Почему… почему мне захотелось задеть Зою? Я будто стремился проучить ее. Проучить и заполучить одновременно.
– Да чтоб тебя! – крикнул я, бросая в реку камень. – Твою ж…
Я добрался до реки, которая именовалась Плотинкой. Все речки в деревне смешно назывались, а эта почему-то напоминала мне название какой-нибудь дешевой водки.
Та река, в которую я угодил, убегая с кладбища, называлась банально Загаражной, потому что текла за гаражом для грузовой техники. С другого конца деревни, на выезде, протекала речка Лягушатник, а вблизи асфальтированной дороги – там, где мне надели мешок на голову, чтобы спровадить из Гнезда, – Плотинка. Эта река нравилась мне больше других. Ивняк, которым густо зарос берег, скрывал меня от любопытных глаз, а редко растущие тополя добавляли зарослям масштабности. Не сказать, что полюбил стланик, но сейчас он не казался мне чем-то плохим и страшным.
– Ты мудак, Слав, – снова запустив камень, буркнул я. – Чертов мудак!
Мостик, построенный у края дороги, так и манил своей шаткостью. Я понимал, что поступаю безответственно, но у каждого наверняка так бывало, когда хочется острых ощущений и ты ищешь приключений на свою пятую точку, особенно если надеешься, что впоследствии тебя пожалеют… В последнее время мне хватало остроты и ужасов, но гнев превратил меня почти в супергероя. Сейчас я ничего не боялся.
– Не с каждым она готова целоваться, – изображая Зою, тоненьким голосом пропищал я. – Тоже мне фифа. Да пош… А-а-а!
Я поскользнулся и упал прямо на мостик. Раненую ногу вновь ужалила вспышка боли. Я тихо зашипел и зажмурился в ожидании, когда станет легче. Так и лежал, пока не отпустило. Смотрел на небо и сгущающиеся тучи.
Шаткий мостик покачивался на небольших волнах, мокрая древесина тихо поскрипывала, это убаюкивало. Мне хотелось спать, но я знал, что не стоит делать это здесь, следовало пойти домой. Уже собирался встать, но внезапно меня охватило странное чувство. Показалось, что я прирос к мостику, и мое тело вмиг потяжелело. В груди вдруг начала нарастать паника.
Я дернулся и снова резко упал, стукнувшись головой и закашлявшись от боли. Что-то держало меня за ворот толстовки и прижимало к мостику, а в следующую минуту начало душить… Я схватился за упирающийся в горло вырез и попытался оттянуть его, но тщетно. Из глаз брызнули слезы, я почувствовал, как запылали от натуги щеки. Как я мог так сплоховать и расслабиться? Знал же, что теперь Гнездо оживает не только ночью. Но гнев совсем затуманил мне разум. И сейчас я поплачусь за безрассудство.
Я не мог ни крикнуть, ни даже пискнуть. Какого черта меня дернуло выбрать для самобичевания самую уединенную речку? Что будет с бабушкой? Она точно не вынесет моей смерти…
Мысли метались с бешеной скоростью. Я успел представить, как бабушка сходит с ума от горя, как оплакивают меня родители и друзья. Вся жизнь промелькнула перед глазами, – значит, об этом не врут. Только что мне с того?
Я уже не боролся, лишь елозил руками по шее, не в силах смириться с участью быть задушенным. Затуманенный взор выхватил далеко в небе размытые облака. Я моргнул, и передо мной вдруг возникла она: худая и бледная, совсем как неживая. Неживая… А какая же еще?
Мокрые пепельные волосы упали мне на щеку, взгляд блеклых глаз блуждал по моему лицу, мертвые фиолетовые губы что-то шептали.
Не ищи меня, Слав.
Спи спокойно.
Засыпай…
Глава 24Сельская вечеринка
Очнулся я, когда солнце уже почти зашло за горизонт. Деревянный мостик, на котором я лежал, пропитался влагой, тело заледенело. Дождь идти перестал, но я промок до ниточки.
Я сел, попытался вспомнить, как здесь очутился. Сначала мы тусовались у Зои. Я наделал глупостей, а затем ушел. Бродил по деревне, пока не добрался до этой реки. Спустился на мостик, чтобы подумать и собраться с мыслями. А потом… что было потом?
– Черт! – процедил я, неуклюже карабкаясь по склону к дороге.
«Девушка! – мысленно ахнул я. – Я точно видел мертвячку в реке! Чего она от меня хотела? Она душила меня… Но почему тогда не довела задуманное до конца?»
Я бросил нервный взгляд на спокойную гладь реки. Солнце уже зашло, только последние закатные полосы медленно блекли, подсвечивая розовым Воронье Гнездо. Я решил, что следует убраться от реки как можно дальше, и лучше всего было бы поскорее вернуться домой, поэтому рванул что было мочи. Хотел завернуть к Зое, но после того, что натворил, было стыдно смотреть ей в глаза. Кроме того, меня снова знобило.
Зайдя в дом, я обнаружил там гостей – Костю и женщину преклонных лет, возможно ровесницу бабушки, плюс-минус лет двадцать. Стариковский возраст сложно определить. Они сидели за столом и распивали бутылку. Если честно, я опешил.
– Чего глазами хлопаешь? – прокряхтела незнакомая старушка. – Садись давай, выпей с нами.
– Да, Славушка, – осоловело пробормотала бабушка, – садись, помяни Васильевну. Это, кстати, – она указала на гостью, – Тимофеевна и ее внук Костик… Хотя с ним ты ведь уже знаком.
«Мило, – подумал я, – при жизни обходили Аглаю Васильевну стороной, сетуя на ее якобы странность, а как умерла, вспомнили».
– Спасибо, откажусь, – дрожа, бросил я. И быстро добавил: – Пойду переоденусь.
– Тоже на танцульки собрался? – недовольно спросила Тимофеевна. – Прямо напротив клуба бабка померла, а им хоть бы хны…
– Выходной же, – заметил Костя. – Чего ты ворчишь? Тут молодежи и так некуда податься, пусть отдыхают.
– Да уж пусть. Мне-то что… Вот только, когда я помру, лишь бы ты в доме пляски не устроил.
Костя не стал комментировать, поднес рюмку с водкой к губам и осушил одним глотком, после уродливо скривился. От его вида у меня в желудке все пошло ходуном.
– А ты, – посмотрел я на Костю, – пойдешь в клуб?
– Пошли сходим, – пожав плечами, ответил он. – Я там давно не был, да и настроение как раз кутежное.
– Кутежное у него настроение, – снова проворчала Тимофеевна. – Смотрите аккуратней там будьте!
– Да, Костик, – поддержала бабушка, – за моего внука отвечаешь головой.
Парень снова пожал плечами и закусил разносолами.
Больше всего на свете мне хотелось выпить горячего чая и заснуть, укрывшись с головой одеялом. Просто забыться. Притвориться, что все происходящее просто дурной сон… Но это было выше моих сил. И сегодня я все равно не смогу спать спокойно. Мысленно определив Костю в телохранители, – сказал бы кто-нибудь р