— А и правда, — подхватил Илья, — вчетвером-то донесём до деревни. Бабы обрадуются — давно мяса свежего не видали.
— Так, мужики, — скомандовал я, — надо жерди срубить, сделаем волокушу. На ней и потащим. Илья, организуешь?
— Чего? — Переспросил тот.
— Волокушу, говорю, сделай.
— А, так сделаю, барин, — кивнул тот, беря топор.
— А мы с Петькой пока кабана разделаем немного, — подхватил Прохор, — чтоб легче нести было. Внутренности вынем, кровь спустим.
— Добро, — согласился я.
— Только смотри, шкуру не попорть — из неё бабы нам такие рукавицы на зиму сошьют, что никакой мороз не страшен будет, — крикнул Илья, рубя ветки.
— Вот так охота вышла, — покачал головой Прохор, доставая нож. — А ведь просто на лесопилку шли.
— В этом вся наша жизнь, — философски заметил я, оглядываясь по сторонам. — Никогда не знаешь, где найдёшь, где потеряешь. Вон, Петр ногу поранил, зато вся деревня с мясом будет.
— Это верно, — кивнул Прохор.
Жизнь в деревне суровая, но в такие моменты понимаешь — она того стоит. В общем, хряка завалили, а впереди ждал пир на всю деревню и рассказы о нашей охоте, которые с каждым пересказом будут становиться всё более захватывающими.
Кабан был не маленький, но видно, что не старый — сочное мясо, крепкие клыки, шкура лоснилась без седины.
В итоге, отправил Прохора с Ильёй тащить добычу в деревню да разделывать.
— Ну, с Богом, — сказал Прохор негромко и они потащили волокушу с добычей.
— Шкуру не испортите! Она ещё пригодится, — крикнул им в догонку Петр.
Те лишь хмыкнули, мол сами знаем.
Проводив их взглядом, мы с Петькой двинулись в противоположную сторону, к ангару, что стоял на берегу Быстрянки.
— Мы же хотели сегодня сделать корыта из досок, — напомнил он, шагая рядом, — в которых будем вымывать песок. Заодно и магнетит проверить в действии.
— Верно мыслишь, — одобрил я. — Досок в достатке, так что быстро справимся.
Ангар встретил нас прохладой и запахом дерева. Внутри стопками лежали доски — все одинаковой толщины, часть инструмента висела на стенах. Пётр сразу принялся отбирать подходящие доски, простукивая их и прикладывая глаз вдоль волокон — проверял по привычке на кривизну.
— Эти вот, — сказал он, откладывая в сторону четыре широкие доски, — самое то будет. Хорошие, вода не просочится.
— Смотри, Петь, — показывал я на доски. — Вот так вырежем боковины, а здесь дно с уклоном. Потом законопатим щели, чтоб ни капли не просачивалось.
Работа закипела. Время — самое дорогое, что у нас есть, а его всегда не хватает. Через пару часов корыто было готово — крепкое, с плавным наклоном от одного края к другому.
— Хорошо вышло, — одобрил я, проводя рукой по гладкому дереву. — Теперь второе, потом щели все законопатим.
К закату у нас было готово два добротных корыта. Мы вынесли их из ангара, установили на козлы для просушки. Завтра с утра законопатим, а после — к реке, пробовать нашу задумку.
— Егор Андреич, — Петр тяжело опустился на бревно у входа, вытирая вспотевший лоб, — а магнетит-то ваш… Он правда работает?
— Должен, — ответил я, присаживаясь рядом. — В школе учили, что работает. Завтра и проверим.
Ночь прошла быстро, утро встретило нас росой и птичьим гомоном. Маша собрала узелок с едой, поцеловала меня и шепнула на ухо:
— Не задерживайтесь допоздна, Егорушка. Кабанятину сегодня будем тушить. К ужину будет готова.
— А знаешь, что, Маш, слушай и запоминай. Когда кабанятина протушится и будет мягкая, возьми лук, обжарь прямо вместе с мясом, так, чтоб до золотистой корочки. Потом туда морковку мелко порежь и тоже протуши немножко. А потом, — я слегка улыбнулся, — пока будет все это дело тушиться — начисти два десятка картошин, нарежь кусочками с четверть твоего кулачка, брось её к мясу и залей водой да поставь в печь. Посоли да щепотку перца добавь. А в конце уже, когда картошка будет мягкой пол ложки масла сливочного добавь.
— Ой, Егорушка, а что же это будет такое?
— Жаркое. Пальчики оближешь, как вкусно должно получиться.
— И откуда ты все это знаешь?
— Так ведь приснилось, — подмигнул я ей. А она лишь улыбнулась, приобняв меня.
— Сделаю. Все как ты сказал.
Мы с Петром погрузили на телегу вёдра, лопаты и, конечно, мешочек с магнетитом, что ребятня выловила в Быстрянке. Тяжёлые чёрные камни, с виду неприметные, но с удивительным свойством — притягивать железо.
На берегу реки мы установили корыта на специально сколоченные подставки. Я заранее присмотрел это место — здесь течение было не таким сильным, но все же вода была проточной.
— Так, Петька, — командовал я, — первое корыто ставим повыше, чтобы вода стекала во второе. Наклон — вот сюда, к узкому краю.
Устроив всё как надо, мы начерпали вёдрами воды из реки, заполнили корыта. Затем я отправил Прохора к ангару принести песка, который мы с Петром оставили позавчера. Он вернулся с полным ведром, блестящего на солнце песка.
— Высыпай сюда, в верхнее корыто, — показал я. — Теперь мешай палкой, взбаламучивай хорошенько, чтобы всё поднялось.
Пока Прохор старательно мутил воду, я достал из мешочка магнетиты — три камня размером с куриное яйцо.
Сначала я попробовал просто водить ими по поверхности песка, но ничего не происходило — камни скользили, не цепляя ничего.
— Не работает ваша придумка, Егор Андреич, — разочарованно протянул Пётр, вытирая мокрые руки о штаны.
— Погоди ты, торопыга, — отмахнулся я. — Надо по-другому.
Мы промыли песок, взбаламутив воду в корыте, дождались, пока более лёгкие частицы уплывут по стоку во второе корыто, а тяжёлые осядут на дно. Вода в первом корыте стала относительно чистой, на дне лежал тонкий слой тёмного песка.
Я сразу же погрузил магнетиты в воду, прямо на этот слой. Поводил их туда-сюда, медленно, словно вспахивая невидимое поле. Прохор наблюдал с сомнением, но молчал, уважая мой опыт.
Через несколько минут я осторожно поднял камни из воды, и мы с Петром аж ахнули — там, на чёрной поверхности магнетитов, были маленькие пылинки металла! Они блестели на солнце, как крошечные звёзды, прилипшие к камню.
— Смотри-ка, работает! — выдохнул я, осторожно стряхивая добычу на парусину, что приготовил заранее.
Стерев пылинки пальцем, я собрал их в маленькую горку — получилось, наверное, грамм под десять, не больше. Крошечная добыча, но она означала, что моя идея верна.
— Медленно, но верно, — сказал я, разглядывая металлические крупинки на бумаге. — Это только начало, Петька.
Он вдруг возмутился:
— Да это ж сколько нужно мыть этого песка, Егор Андреич! Неделю корпеть будем — и что, горсть железа намоем? На что оно?
Я усмехнулся, завязывая крупинки в маленький узелок из тряпицы:
— А ты думаешь, что мы его будем мало мыть? Да нам его тонны понадобятся. Корыта побольше сделаем, работу наладим. Бабы пусть помогают, детишек подключим — дело нехитрое, справятся.
— Зачем, Егор Андреевич? — недоумевал Петр, утирая пот со лба. — Столько трудов, а толку? Железо из болотины же добывают, зачем нам его из песка собирать?
— Вот же неугомонный, — покачал я головой, собирая магнетиты обратно в мешочек. — Ладно, так и быть, скажу — стекло попробуем сделать. А для этого, нужно, чтоб в песке не было этого самого железа. А основную добычу железа мы не из песка будем делать и не из болота — из болота только сыромятина получится, которую тебе потом придется выковывать не один день — ты же кузнец, сам знаешь. А этот металл — он почти как сталь уже сам по себе. Так вот добывать будем железо из глины. Там его много. Из семи пудов глины — пуд железа получится вот таким вот способом промывая да собирая.
— Стекло? — Петр, пропустив мимо ушей про глину и металл, вытаращил глаза, будто я сказал, что золото буду делать. — И вы знаете как?
— Знаю, Петь, знаю, — ответил я, задумчиво глядя на реку, блестевшую под полуденным солнцем. — Книги читал, рисунки видел. Железо нам и так нужно, само собой. А песок этот, он чистый, для стекла самое то. Только страшно начинать — уж больно хлопотно это.
— Егор Андреевич, а вы расскажите что нужно, а мы с мужиками поможем — сделаем все что нужно, все что скажете.
Петр присел на край корыта, осмысливая услышанное. Его лицо стало серьёзным.
— Стекло… — протянул он. — Окна настоящие будут, не из кожи да пузырей бычьих. Как в городе у богатеев.
— Не только окна, — подхватил я, воодушевляясь от его интереса. — Посуда, лампы… Много чего можно сделать, было бы стекло. Да и продавать будем — товар ценный.
Мы замолчали, каждый думая о своём. Солнце припекало всё сильнее, вода в корытах поблёскивала, а на дне лежал песок — тот самый, из пометок моего предка, из которого мы собирались сотворить чудо.
— Ну что, — наконец сказал я, поднимаясь, — ещё партию промоем или на сегодня хватит?
— Промоем, — решительно ответил Петька. — Раз уж взялись, так до конца. А завтра корыто побольше сделаем, чтоб дело быстрее шло.
Я улыбнулся, глядя на его воодушевление.
— Давай, — кивнул я, крикнув Прохора, чтоб еще принес пару ведер песка. — Только потом камни эти почистим хорошенько, чтоб ни пылинки не потерять. Грамм к грамму — будет килограмм, — улыбнулся я.
И мы снова принялись за работу, под жарким летним солнцем, на берегу реки, что несла свои воды мимо нас, не ведая о наших планах и мечтах.
Пока работали, Петька все допытывался о тонкостях всего процесса. Я как мог рассказал ему основные шаги что нужно для того, чтоб выплавить стекло. Говорил неторопливо, понимая, что от ясности моих объяснений зависит результат всей затеи.
— Смотри, Петь, для начала нам нужен песок, но не простой, а кварцевый — белый, чистый, без примесей. Тот, что мы с тобой набирали с той стороны Быстрянки. Его нужно будет просеивать через тонкое сито, чтоб ни соринки.
Пётр кивал, запоминая каждое слово. Его взгляд был внимательным, цепким — ловил каждое слово.