— Ну, раз вещь статусная, то пусть будет, — решил я. — Как в город поеду — пусть на поясе болтается. Может, уважения прибавит.
— Это уж точно, — хмыкнул Захар. — С таким-то аргументом и разговор другой выходит.
Мы ещё немного покопались в трофеях, нашли пару кинжалов добротной работы, несколько поясных ремней с хорошими пряжками. Выходя из сарая, я обернулся к Захару:
— Остальное оружие на нужды деревни забери, мало ли — пригодится. И раз ты у меня за главного по военной части, то тебе и думать об этом. Распредели как сочтёшь нужным.
Захар выпрямился, на лице его отразилась смесь удивления и гордости. Он с уважением кивнул, прижав руку к груди:
— Благодарствую за доверие, Егор Андреевич. Всё сделаю как надо.
Я только после сказанного подумал: получается, я только что его в звании повысил. В голове даже мелькнула мысль о том, что теперь придётся и жалованье повысить, но Захар, словно прочитав мои мысли, добавил:
— Честь дороже монет, Егор Андреевич. Буду служить верно.
— Ну ладно, — улыбнулся я с облегчением, — прибавку к жалованию не просит и то хорошо.
Мы вышли во двор, где нас встретило яркое солнце. И тут я увидел Петьку, который шёл навстречу с малышом на руках. Он осторожно, будто боясь расплескать драгоценную воду, нёс свёрток, в котором едва виднелось маленькое розовое личико. Петька нянчился с таким видом, словно держал в руках не ребёнка, а величайшее сокровище мира. Его обычно суровое лицо смягчилось, глаза смотрели на младенца с такой нежностью, что даже мне стало немного неловко, словно я подглядывал за чем-то очень личным.
— Вот он, наш богатырь! — с гордостью объявил Петька, подходя ближе.
Захар аж ахнул, широко раскрыв глаза:
— Так это… Петя, это уже твой малой? — он переводил взгляд с младенца на отца и обратно, словно не веря своим глазам.
— Да, мой, — Петька расплылся в широкой улыбке, осторожно поправляя пелёнку. — Вот Дарьюшка родила сына. Пока вы там воевали, у нас тут своя битва была.
Малыш вдруг завозился и издал тихий писк, похожий на мяуканье котёнка. Петька тут же начал его укачивать, приговаривая что-то ласковое и совершенно не вяжущееся с его обычной манерой речи.
— Казак растёт, — улыбнулся Захар, осторожно касаясь пальцем крошечной ручки младенца. — Гляди-ка, кулачок-то какой крепкий! Будет у тебя помощник, Петро.
Я наклонился, разглядывая новорождённого. Маленькое личико было таким трогательным и беззащитным, что внутри что-то дрогнуло.
— Как назвали-то? — спросил Захар.
— Егором, — с гордостью ответил Петька. — В честь барина нашего, Егора Андреевича.
А тут и Фома появился, подходя к нам размашистым шагом. Остановился, уставился на младенца, покачал головой с ухмылкой.
— Ну вот, — развёл он руками, — пока в город ездили — столько всего пропустили, хоть не езди! Тут детишки рождаются, сражения происходят… Вернёшься — а деревню уже и не узнать! Хоть никуда не уезжай!
Я хлопнул его по плечу:
— Ты давай брось это дело, так думать. А то нового купца придётся искать. Без твоих поездок в город мы как без рук.
— И без глаз, — добавил Захар серьёзно. — Ты ж нам все новости привозишь.
Фома возмущённо замахал руками:
— Да пошутил я, пошутил! Куда ж я денусь от вас? Вы ж мне новую жизнь дали! — Он попытался сохранить суровое выражение лица, но не выдержал и рассмеялся.
Малыш вдруг заплакал, словно возражая против шума, и Петька тут же посерьёзнел:
— Тише вы, ребенка разбудите, — он бережно прижал сына к груди. — Пойду-ка я к Дарье, она уж заждалась поди.
Мы проводили его взглядами, и я подумал, что вот оно — настоящее чудо, поважнее всех наших подвигов и трофеев.
Петька отнес домой сына, вышел и мы пошли на лесопилку.
Я отправил Петьку с Зорькой к месту, где была затоплена ладья, чтоб тот привез сколько сможет дуба мореного — втулки на опорах под вал будем из него делать, чтоб надежнее было.
— Ты, Петька, не торопись, сколько сможешь достать — столько и притащи, — наставлял я. — Моренный дуб, он никогда лишним не будет.
— Понял, — кивнул Петька. — Постараюсь.
— Главное не надорви кобылу только.
Петька погладил лошадь по морде, угостил ее припасенным куском хлеба и, забравшись на телегу, тронулся в путь. Я проводил его взглядом и повернулся к оставшимся мужикам.
— А мы, братцы, известь делать будем, — объявил я, оглядывая работников. — Давайте-ка известняк к кузне перетащим. Да там пережигать будем.
— Известь? — почесал затылок Семён. — А зачем она?
— Да для многого. И для стекла, и для побелки, и для всего прочего, — кивнул я. — Без извести не получится то, что я задумал.
Мужики дружно взялись за работу. Мы загрузили мешки в вагонетку и переправили на этот берег.
— Вот этот бери, — указывал я Степану на крупные куски. — А ты, Илья, дробить начинай. Нам нужны куски размером с кулак, не больше.
Я показал, как бить молотком по известняку — он хорошо раскалывался по природным трещинам. Мелких осколков мы тоже не выбрасывали — всё пригодится.
— А жечь-то как будем? — спросил Семён, подтаскивая очередной мешок.
— Так то в печи хорошей нужно, в шахтной бы, — вздохнул я, — да времени у нас мало. Начнем в яме — так проще будет.
Я выбрал место неподалеку от временной кузни и начертил на земле круг диаметром около двух метров.
— Копайте здесь яму, глубиной в рост человека, — скомандовал я. — Только стенки ровнее делайте, чтоб не осыпались.
Пока мужики копали, я занялся подготовкой дров. Нам требовался хороший жар, поэтому я отобрал сухие березовые поленья.
— Барин, — окликнул меня Степан, вытирая пот со лба, — а не проще ль в кузнечном горне камень обжечь?
— Не выйдет, — покачал я головой. — Там жар хоть и сильный, да объем маленький. Нам много извести нужно.
К полудню яма была готова. Я внимательно осмотрел стенки, подправил там, где земля осыпалась. На дно мы уложили хворост, а поверх него — толстые поленья. Дрова укладывали крест-накрест, чтобы воздух мог свободно циркулировать.
— Теперь камни, — я указал на подготовленные куски известняка. — Укладывайте рядами, но не слишком плотно.
— А не развалится? — с сомнением спросил Илья.
— Не должно, — я показал, как правильно уложить камни. — Смотри, каждый ряд должен быть устойчивым.
Мы заполнили яму почти доверху. Верхний слой я уложил особенно тщательно, оставив в центре небольшое углубление для розжига.
— А теперь слушайте внимательно, — собрал я мужиков вокруг себя. — Обжигать известняк — дело непростое. Жар должен быть сильным и ровным, а для этого огонь придется поддерживать день и ночь. Дежурить будете по очереди.
— А как узнать, что камень готов? — спросил Семён.
— Когда известняк превратится в известь, он станет белым и легким, — объяснил я. — И еще одно важное дело: я хочу попробовать использовать светильный газ для обжига. Помните, как мы его добывали? Так вот он не только металл из глины отделяет, а еще и очень горюч.
Мужики закивали. Прошлый опыт с газом произвел на них сильное впечатление.
— Удлиним трубку, подведем к яме снизу, нужно будет немного прокопать, так, чтоб под уклоном шла, — я начертил план на земле. — Газ даст больше жара, чем просто дрова. Быстрее управимся.
Пока Илья с Семёном заканчивали с укладкой камней, мы со Степаном занялись сооружением газогенератора. В этот раз я решил сделать конструкцию побольше: в большой глиняный горшок набили мелко нарубленных сухих щепок и веток, положили уголь, и добавили патошь и залили немного водой. Потом замазали крышку глиной, оставив только отверстие для отвода газа.
— Трубку из бересты сделаем, — сказал я, скручивая длинную полосу. — Обмажем глиной, чтоб не прогорела.
Когда все было готово, я дал команду поджигать. Сначала разожгли дрова в яме — они занялись быстро, пламя побежало по хворосту. Когда огонь разгорелся как следует, мы запустили газогенератор. Через берестяную трубку пошел светильный газ — когда он достиг ямы он загорелся ярким пламенем, значительно усилив жар в ней. Там аж загудело.
— Ого! — воскликнул Степан, отступая от жара. — Горит как бешеный!
— Это хорошо, — кивнул я. — Чем сильнее жар, тем быстрее известняк превратится в известь. Должно быть не меньше девятисот градусов.
— А как такой жар мерить-то? — удивился Семён.
— По цвету пламени, — объяснил я. — Видишь, какое яркое, почти белое? Значит, температура подходящая. Даже больше чем девятьсот, что хорошо.
Я организовал дежурство у ямы. Каждые два часа нужно было подкидывать дрова и следить, чтобы газогенератор продолжал работать. К вечеру вернулся Петька с телегой, доверху груженной кусками мореного дуба.
— Добыл! — гордо объявил он, спрыгивая с телеги. — Черный как смоль, и твердый — топором еле рубится, пилу напрочь посадил.
— Молодец, — похвалил я, осматривая добычу. — Как раз то, что нужно. Выгружай и присоединяйся к нам.
— А что варим-то? — заинтересовался Петька, заглядывая в яму с пылающим огнем.
— Известь делаем, — объяснил Степан. — Из камня.
— Из камня⁈ — изумился Петька.
Я объяснил ему процесс, как смог проще:
— В известняке есть то, что нам нужно. Огонь отделит из известняка лишнее. Камень превращается в известь, а всё ненужное улетает дымом.
Ночью мужики дежурили по очереди.
К утру, когда я пришел к лесопилке, я заметил, что камни начали менять цвет — от серого к белесому. Это был хороший знак.
— Держим огонь ещё полдня, — распорядился я. — Потом дадим остыть и посмотрим, что получилось.
К полудню пламя начало угасать — дрова прогорели. Газогенератор мы остановили, закрыв трубку. Теперь нужно было дать всему этому остыть естественным путем.
— Сколько ждать-то? — нетерпеливо спросил Петька.
— До завтра, — отрезал я. — Спешка в этом деле не помощник.
На следующее утро мы раскопали остывшую яму с известью. Вместо серых тяжелых камней в яме лежали белые легкие комки — натуральная негашеная известь!