Прохор взялся за дело, а я пошел проверить, как там дела у Семёна с печью. В кузне было жарко и шумно. Она уже раскалилась, и жар от нее ощущался даже на расстоянии нескольких шагов.
— Хорошо идет, — одобрил я, глядя на бушующее в печи пламя. — Еще немного, и можно будет загружать шихту.
— Шихту? — переспросил Семён, вытирая пот со лба.
— Так называется смесь, из которой стекло варят, — пояснил я. — Песок с поташом и известью.
Вернувшись к Прохору, я проверил, как идет смешивание. Смесь уже приобрела однородный серовато-белый цвет, но Прохор продолжал старательно перемешивать её деревянной лопаткой.
— Достаточно, — сказал я наконец. — Теперь по феншую нужен тигель. Но нам его заменит наша реторта. Правда, крышку без трубки будем использовать.
— А по феншую — это как? — Недоуменно спросил Петька.
— Это чтоб совсем правильно было. — Усмехнулся я.
Я осмотрел реторту, проверяя, нет ли в ней трещин, которые могли бы привести к катастрофе при плавке.
— Годится, — решил я. — Загружаем шихту.
Прохор аккуратно высыпал смесь в реторту. Получилось примерно на две трети объема — больше загружать было нельзя, так как при плавлении смесь могла вспениться и вылиться через край.
— А теперь самое сложное, — сказал я. — Нужно поставить реторту в печь так, чтобы она равномерно прогревалась.
Семён с Ильей, используя длинные металлические щипцы, осторожно поместили реторту в самое пекло печи.
— Теперь закрываем печь, — скомандовал я, и Семён с Петькой придвинули тяжелую заслонку, оставив лишь небольшое отверстие для наблюдения.
— И что теперь? — спросил Семён, вытирая вспотевший лоб.
— Теперь ждем, — ответил я. — Часов шесть-семь, не меньше. До самого вечера.
— А нельзя побыстрее? — с разочарованием протянул Петька.
— Нельзя, — покачал я головой. — Стекло не терпит спешки. Его нужно варить медленно, чтобы все составляющие хорошо расплавились и соединились друг с другом. Иначе ничего путного не выйдет.
Мужики разочарованно вздохнули, но спорить не стали. В кузне стало немного тише — только гудело пламя в печи да шумел вентилятор, нагнетая воздух.
— Ну, раз так, то можно и передохнуть малость, — предложил Семён. — Всё равно делать нечего, пока варится.
— Только дежурных оставьте, — напомнил я. — Нужно следить, чтобы огонь не угасал и не становился слишком сильным. И подбрасывать уголь время от времени.
— Я останусь, — вызвался Прохор. — Мне интересно.
— И я, — присоединился Петька.
— Хорошо, — кивнул я. — Тогда остальные могут идти по своим делам. Только не забудьте вернуться к вечеру — будем стекло отливать.
Мужики разошлись, а мы с Прохором и Петькой остались у печи. Я расположился на лавке неподалеку, наблюдая за огнем через маленькое отверстие в заслонке.
— Барин, а правда, что из стекла можно делать окна, через которые все видно, как через воздух? — спросил Петька, присаживаясь рядом.
— Правда, — кивнул я. — Только для этого нужно очень чистое стекло, без пузырей и примесей. Мы пока такое вряд ли сделаем, но со временем научимся.
— А из чего тогда окна в богатых домах делают? — не унимался Петька.
— Из слюды, — ответил я. — Или из бычьего пузыря, натянутого на раму. А в совсем богатых домах — из привозного венецианского стекла.
— А мы сможем такое же сделать?
— Со временем, — повторил я. — Если будем упорно трудиться и совершенствовать наше умение.
Прохор, подбрасывающий уголь в печь, прислушивался к нашему разговору.
— А для чего нам стекло, барин? — спросил он. — Не для окон же пока?
— Для разного, — ответил я. — Можно посуду делать — склянки для лекарств, бутылки для наливок. Можно бусы для женщин, браслеты. Если научимся делать зеркала — будет совсем хорошо.
— Зеркала? — удивился Петька. — Как это?
— На стекло наносят тонкий слой серебра или олова, — пояснил я. — И оно начинает отражать все, как водная гладь, только четче.
Прохор присвистнул:
— Вот это да! И девки наши смогут на себя любоваться?
— Смогут, — усмехнулся я. — Только до этого нам еще далеко.
Время шло. Каждый час я проверял состояние шихты через смотровое отверстие. Сначала она просто раскалилась докрасна, потом начала плавиться по краям, превращаясь в вязкую массу. К середине дня уже примерно половина содержимого реторты представляла собой густую, пузырящуюся жидкость.
Тут пришли Машка с Настасьей. Мы все вместе поели, не отходя далеко от печи, чтобы не пропустить ни одного изменения в нашем будущем стекле.
— Ну как? — спросила Машка, собирая пустые миски.
— Плавится потихоньку, — ответил я. — К вечеру должно быть готово.
— А мне можно будет посмотреть? — поинтересовалась она.
— Конечно, — кивнул я. — Всем можно будет посмотреть. Только близко к печи не подходите — жар сильный.
Машка улыбнулась и ушла, а мы продолжили наше бдение у печи. Петька с Прохором менялись местами — один подбрасывал уголь и следил за пламенем, другой отдыхал. Я же регулярно проверял состояние шихты и давал указания, когда нужно было усилить или, наоборот, немного уменьшить жар.
К четвертому часу нашего бдения почти вся масса в риторте расплавилась, превратившись в густую, пузырящуюся жидкость.
— Скоро, — сказал я, заглядывая в смотровое отверстие. — Еще часа два-три, и можно будет отливать.
— А пузыри? — спросил Прохор, тоже пытаясь разглядеть содержимое реторты. — Их же много.
— Сейчас займемся, — ответил я, беря длинный железный прут с крючком на конце. — Нужно перемешать массу, чтобы пузыри вышли.
Осторожно, чтобы не обжечься от мощного потока горячего воздуха, я просунул прут в смотровое отверстие и начал аккуратно перемешивать расплавленную массу. Она была густой, как мед, и прут входил в нее с трудом.
— Нужен еще больший жар, — решил я. — Петька, подкрути вентилятор на полную мощность.
Петька подбежал к механизму и перекинул ремень на колесо побольше. Поток воздуха усилился, и пламя в печи взревело с новой силой.
— Теперь самое главное — не перегреть, — пояснил я, продолжая перемешивать стекломассу. — Если температура будет слишком высокой, начнется испарение, и стекло станет хрупким.
Прохор кивнул, внимательно наблюдая за моими действиями. Пузыри в массе постепенно поднимались наверх и лопались, выпуская заключенный в них воздух.
— Смотрите, — сказал я, указывая на край реторты, видимый через отверстие. — Видите, как становится прозрачным?
Действительно, по краям реторты масса уже приобрела некоторую прозрачность, хотя и с желтоватым оттенком.
— Это из-за железа в песке, — пояснил я, заметив этот оттенок. — В следующий раз нужно будет еще лучше песок обработать светильным газом и магнетитом.
К вечеру, когда солнце уже клонилось к закату, стекломасса наконец приобрела нужную консистенцию. Она стала однородной, почти без пузырей, и приобрела зеленовато-желтый оттенок.
— Готово, — объявил я, выпрямляясь и вытирая пот со лба. — Зовите всех. Будем отливать.
Петька радостно выбежал из кузни, созывая народ. Вскоре вокруг собралась почти вся деревня — и мужики, и бабы, и ребятишки. Всем было интересно посмотреть на чудо превращения песка в стекло.
— Расступитесь, — командовал Семён, освобождая пространство перед печью. — Дайте барину работать.
Я надел толстые кожаные рукавицы, пропитанные водой, и кивнул Прохору с Ильей:
— Готовьтесь вынимать реторту.
Мужики, также защитив руки мокрыми тряпками, взялись за длинные щипцы. Я медленно отодвинул заслонку, и жар из печи ударил в лицо, заставив отступить на шаг. Внутри печи ярко светилась раскаленная реторта с кипящей в нем стекломассой.
— Аккуратно, — командовал я, — не торопитесь.
Прохор с Ильей осторожно захватили реторту щипцами и начали медленно вытаскивать его из печи. Зрелище было впечатляющим — в наступающих сумерках раскаленная докрасна реторта светилась как маленькое солнце, а внутри неё переливалась жидкая стекломасса.
Глава 15
— Ставьте на подставку, — указал я на заранее подготовленное место, выложенное кирпичами.
Реторта с грохотом опустилась на подставку. Теперь предстояло самое сложное — перелить расплавленное стекло на подготовленный камень.
— Все отойдите, — скомандовал я. — Брызги могут разлететься.
Используя длинные щипцы, мы с Прохором осторожно наклонили реторту.
Раздались восхищенные возгласы — зрелище действительно было впечатляющим. В сгущающихся сумерках расплавленное стекло светилось оранжево-красным светом.
— Смотри, как тянется, — прошептал с восхищением Петька, выглядывавший из-за плеча Ильи.
И действительно, стеклянная масса тянулась, словно густой мёд, переливаясь в свете огня всеми оттенками янтаря. В этот момент кузня словно замерла — все затаили дыхание, наблюдая за завораживающим действом.
Я начал выливать на камень стеклянную массу. Она растекалась медленно, заполняя пространство, слегка пузырясь от соприкосновения с более холодной поверхностью.
— А теперь самое главное, — сказал я, снимая одну рукавицу. — Смотрите внимательно.
Я взял специальный инструмент — длинную металлическую полосу с деревянными ручками на концах, похожую на широкий нож, — и начал аккуратно растягивать стеклянную массу от центра к краям. Движения должны были быть плавными, но уверенными — слишком сильный нажим, и стекло станет слишком тонким, слишком слабый — и оно останется слишком толстым и непрозрачным.
— Вот так, видите? — говорил я, продолжая работу. — Не давите сильно, просто направляйте массу. Она сама знает, куда течь.
Раскалённая стеклянная масса поддавалась неохотно, словно живое существо, упрямилась, но постепенно уступала, растягиваясь в тонкий лист. В некоторых местах она оставалась чуть толще, в других — тоньше, образуя причудливые переливы и неровности, которые позже, когда стекло остынет, создадут тот особый эффект, за который это стекло и называют «лунным».