Я повернулся к стоявшему неподалеку Илье:
— Илья, еще одну реторту сделать нужно. Поташ будем делать и сразу чтоб газ светильный использовать на очистку песка.
Илья почесал затылок, слегка нахмурившись:
— Сделаем, барин, — уверенно кивнул он. — Я уже и глину подходящую присмотрел. Дня за два управлюсь, коли дождя не будет.
— Хорошо, — я похлопал его по плечу и повернулся к Петру, который терпеливо ждал своих указаний: — Петь, песок покажи где мы брали — пусть потихоньку начинают собирать. Не знаю там — тачанки пусть соорудят, чтоб легче было доставлять. Не воз же переправлять на эту сторону.
Петр расплылся в улыбке:
— Дык я уже придумал, барин! Можно лодку большую на канате пустить. Груженую — вниз по течению, порожнюю — обратно. И быстрее будет, и лошадей зря не гонять.
Я удивленно приподнял брови — решение было действительно неплохое.
— Молодец, Петр! Так и сделай. Только канат крепкий возьми, чтоб не порвался на течении.
Тот кивнул:
— Сделаем, барин. Не сумлевайтесь.
Потом мы с Петькой направились к ангару. Нужно было еще одну задумку воплотить, а для этого требовалось поработать молотком.
— Так, Петь — сказал я, — проволоку выковать нужно. Тонкую, но прочную. Сможешь?
— А какой толщины надобно, Егор Андреич?
Я показал пальцами:
— Примерно вот такой. Чтоб гнулась хорошо, но не ломалась.
Петька прищурился, оценивая размер, потом кивнул:
— Можно сделать. А сколько надо?
— Да делай все, что есть. А там посмотрим.
— Хорошо, Егор Андреевич, — отозвался он, подходя к наковальне. — Тут и мудрить особо нечего.
Буквально за час тот справился с задачей.
Наконец, он протянул мне готовую проволоку — ровную, гладкую, именно такой толщины, как я просил.
— Вот, барин, как заказывали, — с гордостью произнес он, вытирая пот со лба. — Гнется хорошо, не ломается. Сами проверьте.
Я взял проволоку, согнул ее несколько раз и одобрительно кивнул:
— Отличная работа, Петр! Именно то, что нужно.
Петька довольно крякнул, а потом, не выдержав любопытства, спросил:
— А что это будет, Егор Андреевич? Для чего такая штуковина?
Вместо ответа я присел и нарисовал на земле схематичный венчик — спираль, соединенную перемычками.
Петька подошел ближе, наклонился, разглядывая рисунок. Потом почесал затылок, хмыкнул и, выпрямившись, кивнул:
— Понял. Сейчас сделаем.
Он взял проволоку и принялся аккуратно гнуть ее, следуя моему рисунку. Работал сосредоточенно, то и дело сверяясь с чертежом на земле. Потом отложил получившуюся спираль и принялся вырезать из куска доски ручку — удобную, гладкую, как раз по руке.
В итоге еще через час у меня в руках был готовый венчик — такой, как в моем прошлом. Или будущем. Я сам порой путался в этих определениях.
— Вот, барин, — Петька протянул мне свое творение. — Как вы рисовали, так и сделал. А для чего эта штука, если не секрет?
Я покрутил венчик в руках — работа была отменной. Спираль ровная, прочная, ручка удобно ложилась в ладонь.
— Это венчик, Петь, — объяснил я. — Для взбивания яиц, сметаны, теста. Машке в хозяйстве пригодится.
— Тьфу ты, — разочарованно протянул кузнец. — А я-то думал, какая-нибудь хитрая штуковина для механизма.
Я рассмеялся:
— Не всё механизмам служить должно. Иногда и для хозяйства что-нибудь полезное нужно сделать.
Петька хмыкнул, но спорить не стал. Мужики остались работать — у каждого было свое задание на день, а я, попрощавшись, направился обратно в Уваровку, к дому.
Солнце уже поднялось высоко. По дороге я встретил нескольких баб, возвращавшихся с речки с бельем. Они поклонились, пропуская меня, и я услышал, как они шушукаются за спиной — видно, гадали, почему барин так рано возвращается домой.
Дойдя до двора, я увидел Машку — она развешивала на веревках какие-то травы для просушки. Заметив меня, она удивленно всплеснула руками:
— Ой, Егорушка, а ты почему так рано сегодня? — спросила она, подходя ближе.
Я притянул ее к себе, обнимая:
— Соскучился по тебе, солнце моё. Вот и пришел.
Машка прижалась ко мне, обвивая руками шею, но в глазах плясали озорные искорки:
— Так уж и соскучился? — подмигнула она, лукаво улыбаясь.
У меня внутри что-то перевернулось от этой улыбки. Вот же зараза такая — знает, как зацепить! Я почувствовал, как жар приливает к щекам, а сердце начинает биться чаще. Одно ее прикосновение, один взгляд этих зелёных глаз — и я готов на все.
— А то! — с напускной суровостью ответил я, крепче прижимая ее к себе. — Думаешь, легко там без тебя? Вот и сбежал при первой возможности.
— Ну-ну, — протянула Машка, явно не веря моим словам. — Признавайся, что задумал? Просто так ты с лесопилки не уходишь.
Я сделал таинственное лицо:
— Может, я сюрприз тебе принес?
Глаза Машки тут же загорелись любопытством:
— Правда? Какой?
Я достал венчик и торжественно протянул ей:
— Вот!
Машка недоуменно взяла странный предмет, повертела в руках:
— А что это?
— Это венчик, — пояснил я. — Для взбивания. Тесто там замешивать, яйца взбивать, сметану… Много для чего пригодится.
Машка с интересом разглядывала подарок:
— И как им работать?
— Пойдем в дом, покажу, — предложил я, беря ее за руку.
Мы направились к крыльцу, но на полпути Машка вдруг остановилась и посмотрела на меня долгим, изучающим взглядом:
— А ты правда из-за этого с лесопилки ушел? Чтобы мне подарок принести?
Я немного смутился:
— Ну… не только. Правда соскучился. И подумал — чего я там торчу целыми днями, когда дома такая красавица ждет?
Машка рассмеялась — звонко, заразительно, запрокинув голову:
— Ох, Егорушка! Говорить ты горазд! Ладно, пойдем, показывай, как твоя штуковина работает. А потом, так и быть, покажу, как сильно я по тебе скучала.
Она подмигнула так откровенно, что у меня перехватило дыхание.
Глава 16
К венчику мы вернулись не скоро.
После всех дневных хлопот и разговоров с мужиками, я решил отвлечься и порадовать Машку новым кулинарным чудом.
— Смотри, — сказал я, доставая венчик.
Машка с интересом наблюдала, как я расставляю на столе миски, кувшины и прочую утварь, необходимую для задуманного. Её глаза блестели от любопытства, а руки нетерпеливо поправляли передник — верный знак того, что она готова к новым открытиям.
— Берем яица, — начал я, разбивая десяток яиц в миску. — Добавляем на каждое яйцо по ложке сахара.
Я кивнул на мешочек с сахаром, который вчера Фома принес.
Машка с недоумением наблюдала за моими действиями.
Разбивая яйца одно за другим в миску, я старался действовать аккуратно, чтобы ни кусочка скорлупы не попало в нашу смесь. Машка внимательно следила за каждым моим движением, порой наклоняясь так близко, что я чувствовал тепло её дыхания на своей щеке.
Когда все яйца оказались в миске, я добавил отмеренный сахар и принялся интенсивно взбивать смесь венчиком. Быстрыми, круговыми движениями. Взбивал долго, не останавливаясь, зная, какого эффекта нужно добиться.
Машка не могла усидеть на месте от любопытства. Она крутилась вокруг, заглядывая в миску, и наконец не выдержала:
— Дай я попробую! — попросила она, протягивая руку к венчику.
Я с улыбкой передал ей орудие труда, и Машка с энтузиазмом принялась за дело. Поначалу её движения были неуверенными, венчик то и дело цеплялся за края миски, но постепенно она приноровилась.
— Вот так, кругами, — подсказывал я, иногда направляя её руку. — И не останавливайся, иначе всё опадёт.
Машка взбивала, взбивала, и тут вдруг смесь начала меняться на глазах. Жидкая субстанция стала вспениваться и увеличиваться в объёме, превращаясь в пышную, воздушную массу.
— Ой, а это как? — воскликнула Машка, на секунду останавливая венчик от удивления. — А почему оно так?
— Не останавливайся, — напомнил я. — Вот, говорю — взбивается. Продолжай.
В её глазах читалось настоящее изумление, смешанное с восторгом.
Когда масса стала устойчивой и увеличилась почти втрое, я кивнул, показывая, что достаточно. Машка с гордостью отставила миску, рассматривая результат своих трудов.
— Теперь следующий шаг, — сказал я. — Возьми ту сковородку, на которой картошку жарили, и поставь в печь, чтоб та нагрелась.
Машка послушно метнулась, достала указанную сковороду — чугунную, с высокими бортиками — и поставила её в печь.
— Пока она греется, — продолжил я, — берем муку. Тоже по ложке на яйцо.
Я аккуратно отмерил муку и начал медленно добавлять в яичную смесь.
— Теперь перемешиваем ложкой, — пояснил я, — но уже медленно и аккуратно, чтоб то, что сбили, сохранилось, но мука при этом растворилась и была без комочков.
Машка наблюдала, затаив дыхание, как я осторожными движениями вмешиваю муку в пышную массу.
— Дай я попробую, — снова не выдержала она, и я с улыбкой уступил ей место.
Машка старательно повторяла мои движения, иногда останавливаясь и вопросительно глядя на меня, проверяя, всё ли правильно делает. Я кивал, подбадривая её, и она продолжала с ещё большим рвением.
Когда тесто было готово — однородное, без комочков, но при этом не потерявшее своей воздушности, — я проверил сковороду. Она уже достаточно нагрелась.
— Теперь смажем её маслом, — сказал я.
Мы смазали внутреннюю поверхность сковороды тонким слоем масла, используя чистую тряпицу, и аккуратно вылили получившееся тесто в ёмкость.
— Всё — ставь в печь, — скомандовал я. — На минут сорок-пятьдесят.
Машка осторожно, используя холщовые рукавицы, поставила сковороду с тестом в печь, в место, где жар был ровным, не слишком сильным.
— А теперь займемся другим, — продолжил я, не давая ей времени на расспросы. — Возьми литр сметаны.
Машка достала глиняный горшок со сметаной.
— Добавь пол кружки мёда, и взбивай венчиком, точно так же, как до этого яйца взбивали.