— Добрый товар, — наконец вынес вердикт Игорь Савелич. — Как всегда у вас. По рублю как обычно за доску возьмём, всю партию.
Я переглянулся с Фомой. Тот едва заметно кивнул — мол, цена обычная.
— Маловато будет, Игорь Савелич, — решил я всё же поторговаться. — Доски первый сорт, сухие, без сучков.
— Оно конечно, — развёл руками купец. — Да ведь везде такая цена.
— Конечно везде. Так и вы же пришли не к кому-то другому, а к нам. Значит чем-то именно наши доски вас заинтересовали.
Тот хмыкнул, но видно было, что не находится чем ответить.
А тут неожиданно рядом с нами возникли ещё двое мужчин. Один — высокий, в картузе и с аккуратно подстриженной бородкой, другой — пониже ростом, но шире в плечах, с умными, цепкими глазами.
— Позвольте полюбопытствовать товаром, — обратился ко мне высокий. — Наслышаны о качестве уваровских досок, да всё случая не было приглядеться.
Игорь Савелич нахмурился, но возразить не посмел. Новоприбывшие столь же тщательно осмотрели доски, пошептались между собой, и тот, что пониже, обратился ко мне:
— Рубль двадцать за доску. Всю партию возьмём. И на будущее договориться можем — будем к вам в Уваровку наведываться, по рублю за доску прямо там выкупать.
Я заметил, как у Игоря Савельича и его товарищей вытянулись лица. Они явно не ожидали такого поворота.
— Вы бы шли своей дорогой, — недовольно буркнул Игорь. — Мы тут уже сговариваемся, без вас.
— А я не вижу, чтоб руки пожали, — возразил высокий. — Стало быть, сделки ещё нет. А мы цену лучше предлагаем.
И тут начался настоящий торг. Игорь Савелич, видя, что может упустить выгодную сделку, повысил цену до рубля пяти копеек. Новые покупатели тут же набавили до рубля двадцати пяти. Наши скупщики напирали на давние связи:
— Мы ж с вами больше месяца торгуем! И всегда честно платили, и в обиду не давали. А эти — кто их знает? Сегодня купят, а завтра и след простыл!
Новые же соблазняли ценой:
— Подумайте сами, уважаемый, это ж двадцать копеек с доски разница! При вашем объёме — чистая прибыль. Да и на будущее условия лучше предлагаем.
Я чувствовал себя как между двух огней. С одной стороны, новая цена была заманчивой, с другой — не хотелось портить отношения с проверенными партнёрами. В конце концов, решил прислушаться к совету Фомы, который тихонько шепнул мне:
— С дьяволом знакомым лучше дело иметь, чем с ангелом незнакомым.
— Уважаемые, — обратился я к новым покупателям, — ценю ваш интерес к нашему товару. Но с Игорем Савельичем у нас давние отношения, и я не считаю правильным разрывать их ради сиюминутной выгоды.
Высокий разочарованно поджал губы, а его товарищ только понимающе кивнул:
— Дело хозяйское. Если передумаете — мы на площади до завтра.
Когда они отошли, я повернулся к Игорю:
— Однако и вы должны понять, Игорь Савелич, что рубль за доску — это маловато. Предлагаю такие условия: здесь, в Туле, берёте по рублю пятнадцати копеек, а когда к нам в Уваровку приезжаете — по девяносто пять. Идёт?
Купец задумался, пошептался с товарищами, потом кивнул:
— По рукам, Егор Андреич. Вижу, человек вы справедливый, с вами можно дело иметь.
Мы уже готовились скрепить сделку рукопожатием, когда вдруг со стороны соседних рядов раздался истошный визг, крики, и прямо на нас вылетела здоровенная свинья. Она мчалась, низко опустив голову, сшибая всё на своём пути. За ней с верещанием неслась какая-то баба с хворостиной.
— Держи её! Держи, окаянную! — кричала она. — Всю ярмарку разнесёт!
Свинья, видя перед собой препятствие в виде наших телег, попыталась протиснуться между ними. Доски заходили ходуном, одна телега опасно накренилась. Захар едва успел подхватить её, уперевшись плечом.
— Митяй! Никифор! Хватай её! — скомандовал я, сам пытаясь преградить свинье путь.
Началась настоящая кутерьма. Митяй попытался схватить животное за задние ноги, но получил крепкий удар копытом и с воплем отскочил. Никифор же зашёл сбоку и набросил на свинью свой кафтан, ослепив её. Животное закрутилось на месте, визжа так, что закладывало уши.
— Да хватайте же её, черти! — надрывалась хозяйка. — Уйдёт ведь!
Наконец общими усилиями — нашими и подоспевших зевак — свинью удалось скрутить. Хозяйка, причитая и ругаясь одновременно, накинула на неё верёвку и поволокла прочь, не переставая отчитывать животное так, словно оно могло понять человеческую речь.
Мы с купцами переглянулись и вдруг расхохотались.
— Ну и дела! — утирал слёзы Игорь Савелич. — Я уж думал, все доски по земле раскатятся!
— Не иначе как знак свыше, — смеялся я. — Чтоб сделку поскорее заключали.
— Пожалуй, так и есть, — согласился купец, и мы наконец пожали друг другу руки, скрепляя договор.
После окончания торга, пока мужики пересчитывали доски и перегружали их на телеги купцов, мы с Машкой решили ещё пройтись по ярмарке. Деньги, полученные за товар, приятно оттягивали карман, и я решил побаловать и себя, и Машку какими-нибудь гостинцами.
— Ну что, пройдёмся по рядам? — спросил я, обнимая её. — Посмотрим, что тут продают интересного.
— Ой, Егорушка, давай! — Машка просияла, словно ей уже вручили все ярмарочные товары разом. — Мне столько всего хочется увидеть!
Мы двинулись вдоль торговых рядов, разглядывая выставленные товары. Чего тут только не было! Глаза разбегались от разнообразия. Особенно Машку привлекали украшения и наряды. Она то и дело останавливалась у лавок, где торговали платками, лентами, бусами и прочими женскими радостями.
— Егорушка, глянь! — она потянула меня за рукав, указывая на развешанные на деревянной перекладине платки. — Какая красота!
Платки и впрямь были хороши — яркие, с затейливыми цветочными узорами, обрамлённые искусной вышивкой по краям. Машка осторожно коснулась одного — алого, с крупными розами и замысловатыми завитками по краям.
— Бери, примеряй, красавица! — тут же оживилась торговка, дородная женщина в сарафане и кокошнике. — Такой платок тебе к лицу будет!
Машка с сомнением взглянула на меня:
— Можно?
— Конечно, — кивнул я. — Выбирай, какой нравится.
Она тут же набросила алый платок на плечи, и я невольно залюбовался — яркие краски оттеняли её румяные щёки и волосы, делая её ещё краше.
— Ну как? — спросила она, поворачиваясь передо мной.
— Тебе очень идёт, — искренне ответил я. — Словно для тебя шили.
— Берём? — глаза её сияли надеждой.
— Сколько просите? — обратился я к торговке.
— Для такой красавицы — три рубля, — бойко ответила та. — Товар-то первейший!
— Три рубля? — я покачал головой. — Многовато. За два отдашь?
— Два? — торговка всплеснула руками. — Да ты что, милок! Мне самой дороже встал! Два с полтиной, и то по доброте душевной.
— Два рубля, — твёрдо повторил я. — Платок хорош, спору нет, но не за три же.
После ещё нескольких минут торга мы сошлись на двух рублях, и Машка, счастливая, повязала новый платок на шею.
— Спасибо, Егорушка! — она чмокнула меня в щёку, не стесняясь взглядов прохожих. — Я такой красоты отродясь не видала!
— Носи на здоровье, — улыбнулся я. — Что ещё приглянулось?
Вскоре у Машки появились жемчужные бусы, — за которые я отдал после бурного торга семь рублей, и медовые пряники из лавки, славившейся на всю Тулу своими сладостями.
— Отведай, барыня, отведай, барин! — зазывал нас пузатый пряничник. — Лучшие пряники во всей губернии! С мёдом, с орехами, с изюмом!
Машка, захваченная вкусными ароматами, с восторгом разглядывала разложенные на прилавке пряники. Были тут и резные, и печатные, и фигурные — в виде птиц, зверей, даже целые терема пряничные.
— Дай-ка нам вот этих, — указал я на небольшие круглые пряники, украшенные затейливым узором, — и вон тех, с орехами. И леденцов добавь.
Расплатившись с пряничником — тридцать копеек за угощение, — я вручил свёрток Машке, которая тут же попробовала пряник и зажмурилась от удовольствия.
— Вкуснота какая! — похвалила она. — Надо бы и детишкам нашим в деревне взять, порадовать.
— Возьмём на обратном пути, — пообещал я. — Что там ещё впереди?
А впереди нас ждало столько всего, что глаза разбегались. Машка, как дитя малое, переходила от лотка к лотку, от лавки к лавке, всё разглядывая, всему дивясь, всё норовя потрогать. Я шёл следом, улыбаясь её восторгу и приторговывая то одну, то другую безделушку, чтобы порадовать её.
Так у нас появился отрез ткани на новое платье — тонкий, нежно-голубой, с мелким цветочным рисунком, — за который я выложил целых пять рублей, но зато Машка уже представляла, как будет в нём красоваться на деревенских посиделках.
— Ты как дитя малое, — подшучивал я над ней, глядя, как она кружится с отрезом, прикладывая его то к лицу, то к плечам. — Словно в сказку попала.
— А разве не сказка? — улыбалась она в ответ. — Я уже и не помню когда такое видала! В детстве только на ярмарках бывала, а потом уже и не до них было.
Мы продолжали пробираться сквозь толпу, рассматривая товары, когда вдруг Машка замерла на месте, уставившись на что-то с открытым ртом. Я проследил за её взглядом и увидел уличного фокусника, который прямо посреди площади показывал своё искусство. Он жонглировал разноцветными шариками, заставляя их словно по волшебству исчезать и появляться вновь, то и дело подкидывая их всё выше и выше.
— Ух ты! — выдохнула Машка, как заворожённая глядя на представление. — Как же он так ловко-то! Глянь, Егорушка, глянь!
Она так увлеклась зрелищем, что совсем позабыла о свёртках в руках. Я едва успел подхватить выскользнувший из её ослабевших пальцев отрез ткани, который уже готов был упасть в дорожную пыль.
— Эй, осторожнее, — я пристроил свёрток обратно ей в руки. — Не хватало ещё покупки растерять.
Но Машка, казалось, не слышала меня, полностью захваченная представлением. Фокусник тем временем заметил нас и, подмигнув, особенно ловко подбросил шарики, заставив их на мгновение замереть в воздухе, а затем поймав все разом, словно они сами прыгнули ему в ладони.