— Звали, Егор Андреевич? — спросил он, степенно кланяясь. На лице его читалось любопытство, смешанное с некоторым беспокойством.
— Звал, Игорь Савельевич, — я жестом пригласил его следовать за мной. — Дело у меня к вам есть. Важное.
Мы поднялись в комнату, подальше от любопытных глаз.
— Присаживайтесь, — я указал купцу на дубовый стул с резной спинкой. — Сейчас Фома принесёт то, о чём я хочу с вами потолковать.
Купец опустился на стул, положив на колени руки. По всему было видно, что ему не терпится узнать, зачем я его позвал, но степенность и купеческое достоинство не позволяли проявить излишнее любопытство.
Фома не заставил себя ждать. Он вошёл, бережно неся свёрток, завернутый в холстину. Длины свёрток был примерно в локоть, и нести его приходилось двумя руками, словно драгоценный поднос.
— Вот, — сказал Фома, осторожно опуская свою ношу на стол. — Как просили. Целые, без единой царапины.
Я кивнул и начал аккуратно разворачивать холстину. Игорь Савельич подался вперёд, не в силах сдержать любопытства. Когда последний слой ткани был снят, он выдохнул с явным изумлением.
На столе лежали два стеклянных листа размером локоть на локоть каждый. Прозрачные, как родниковая вода, без единого пузырька или мутного пятна, они казались настоящим чудом среди привычных нам слюдяных окошек, пропускающих свет, но не дающих рассмотреть, что творится снаружи.
— Что это за диво и откуда? — удивлённо спросил купец, не решаясь прикоснуться к стеклу, будто оно могло растаять от его прикосновения.
— Ну, откуда — можешь и сам догадаться, — усмехнулся я, наблюдая за его реакцией. — А диво это называется стекло.
— Да я понял, что стекло, — купец нахмурился, словно мои слова задели его. — Видел в Санкт-Петербурге такое чудо. В домах знатных вельмож. Только там оно мутноватое было, зеленоватое, а это…
Он запнулся, подыскивая слово, достойное описать то, что видел перед собой.
— Это как вода, — закончил он наконец. — Чистая, прозрачная вода, что в ручье течёт. Заморское, что ль?
— Не совсем, — я поднял один из листов, держа его за края. — Вот, смотрите.
Я аккуратно поставил стекло на подоконник открытого окна. Мир за ним слегка поплыл, искажённый мелкими неровностями поверхности, но видно было хорошо — и двор постоялого дома, и конюшню напротив, и даже кусочек городской площади вдалеке.
— Видите? — спросил я, поворачиваясь к купцу. — Всё как на ладони, а ведь можно закрыть окно и не пускать в дом ни сквозняков, ни пыли, ни дождя.
Игорь Савельич подошёл ближе, рассматривая стекло с благоговейным трепетом. Солнечный луч, проходя сквозь прозрачный лист, падал на пол золотистым пятном, и в этом пятне плясали пылинки, словно крошечные звёзды.
— А зимой? — спросил купец, и в его голосе я услышал нотки делового интереса. — Зимой-то от такого окна холодно будет.
— Если вот так, — я быстро нарисовал схему на листе бумаги, лежавшем на столе, — как сейчас делает Пётр для меня, то получится очень даже тепло зимой, и при этом будет видно, что снаружи.
На рисунке была изображена оконная рама с двумя стёклами, расположенными на небольшом расстоянии друг от друга.
— Два стекла? — купец недоверчиво покачал головой. — Да это ж какие деньжищи!
— Зато какое удобство, — парировал я. — Представьте, Игорь Савельич, сидите вы зимой в горнице, за окном метель воет, снег валит стеной, а вы в тепле, и всё видите, что на улице творится. Да и света в дом проникает втрое больше, чем через слюду. А значит, и свечей меньше потребуется.
Купец задумался, поглаживая бороду. Видно было, что в голове его происходят сложные расчёты — прикидывает, сколько можно заработать на таком товаре и кому его сбывать.
— И что вы предлагаете, Егор Андреевич? — спросил он наконец, осторожно притрагиваясь к стеклу, словно боясь повредить его пальцами.
— Предлагаю наладить его реализацию через вас, — ответил я просто. — Будет огромный спрос, но я отдам предпочтение именно вам, как уже доверенному лицу.
Игорь Савельич замер, обдумывая мои слова. Его глаза, маленькие и острые, блеснули, как у хищной птицы, заметившей добычу.
— Почему мне? — спросил он прямо. — Ведь других купцов хватает, есть те, у кого и лавки побогаче, и связей поболе.
— Потому что вы, Игорь Савельевич, человек дела, — ответил я, глядя ему прямо в глаза. — С вами мы уже торговали, и оба остались довольны. Кроме того, мне нужен не просто купец, а партнёр. Тот, кто видит не только сегодняшнюю выгоду, но и завтрашнюю. А стекло — это завтрашний день, поверьте мне.
Купец опустил глаза, но я успел заметить в них блеск удовлетворения. Он был польщён моими словами, хотя и старался не показывать этого.
— Это очень большое доверие с вашей стороны, — сказал он после паузы. — И я ценю его. Не подведу при дальнейших делах, даю вам слово Игоря Савельевича.
Он протянул мне руку, и мы скрепили наш уговор крепким рукопожатием.
— А я в ответ гарантирую вам и цену разумную, и поставки регулярные. Сначала, конечно, объёмы будут невелики, но если дело пойдёт… — задумчиво размышлял я.
— Пойдёт, — уверенно перебил меня купец. — Ещё как пойдёт! Я уже вижу, кому такой товар можно предлагать.
Он замолчал, явно представляя, как будет разворачиваться дело. Я не стал его прерывать, давая время осознать все перспективы. Наконец, он встряхнулся, словно выходя из транса, и вновь посмотрел на меня.
— Когда начнём? — спросил он деловито. — И какие условия?
Я тут же перевел все деловые стрелки на Фому (его же тоже нужно было подымать) и добавил уже Игорю Савельевичу, что доверие моё авансом, так как стекло — это уже не доски. Пусть пробивает пути реализации, но уже может быть не в Туле, а пора выходить на Санкт-Петербург. Тот согласился, так как товар был уж очень дорогой и специфичный.
— Поищите спрос на рынке на изделия из стекла, — сказал я, вспоминая, как учитель истории в школе описывал первые стекла как раз в эту эпоху в Питере…
Я сделал паузу, собираясь с мыслями. Странно было вот так, походя, упоминать о своей прошлой жизни, о школе, об учителях — обо всем, что осталось где-то там, за невидимой чертой. Но Игорь Савельевич и Фома, похоже, не заметили ничего необычного в моих словах — для них я просто как будто задумался.
— Знаю, что за небольшое стеклышко, в четыре-пять раз меньше чем наше, отдавали около десяти рублей за штуку, — продолжил я, стряхнув наваждение. — Поэтому смело могу сказать, что стартовая цена за наше стекло в пятнадцать рублей будет обоснована. Но обязательно торгуйтесь.
Игорь Савельевич присвистнул и покачал головой, явно пораженный названной суммой. Его глаза загорелись азартом — я видел, как в них мелькали цифры, и он, вероятно, уже подсчитывал возможную прибыль.
— Пятнадцать рублей за стекло… — протянул он задумчиво, теребя бороду. — Дорого, Егор Андреевич, ох дорого… Но качество соответствует, да размер впечатляет… В Петербурге на такой товар спрос особый будет, это верно. Там ведь сейчас строительство идет, дворцы возводят, вельможи друг перед другом красуются — кто богаче, кто пышнее.
Фома смотрел на нас широко раскрытыми глазами, словно не веря тому, что слышит. Для него, суммы казались заоблачными.
— А что, Фома Степанович, — обратился к нему Игорь Савельевич, — справитесь с таким делом? Стекло — товар хрупкий, с ним не то что с досками обращаться нужно.
Фома выпрямился, расправил плечи. В нем будто проснулось что-то новое — гордость мастера, уверенность в своих силах.
— Справимся, Игорь Савельевич, — ответил он твердо. — С Божьей помощью да с советами Егора Андреевича все сладится.
Я с удовлетворением наблюдал за Фомой. Вот оно — начало возвращение купца в свою стезю, в человека дела. Именно такие перемены я и хотел видеть, когда затевал всю эту историю со стеклодувной мастерской.
Игорь Савельевич, не мешкая, извлек из внутреннего кармана кафтана кожаный кошель. Развязав тесемки, он отсчитал ровно тридцать рублей и выдал их мне.
— Это аванс, когда точная цена будет — рассчитаюсь окончательно — сказал он.
— По рукам, — я протянул руку, и мы скрепили договор крепким рукопожатием, как и положено в купеческом деле.
Затем Игорь Савельевич пожал руку Фоме, что для последнего было явно неожиданной честью. Фома даже слегка смутился, но руку протянул твердо, как равный равному.
— Да, еще узнайте у фармации, нужны ли им стеклянные бутылки, — добавил я, обращаясь к Игорю Савельевичу. — Может даже тут, в Туле. В них и лекарства, и настои разные хранить можно. А еще в виноделии тоже может быть спрос.
Игорь Савельич оживился еще больше. Его глаза заблестели предпринимательским азартом.
— О, это дельная мысль, Егор Андреевич! — воскликнул он, хлопнув себя по колену. — У меня как раз есть знакомый аптекарь, немец, Карл Фридрихович. Он давно жалуется, что бутылки для своих снадобий вынужден заказывать аж из самой Германии — дорого выходит, да и бьются в дороге частенько. А тут, если наладить производство рядом… Да и виноделы наши тоже будут рады. Они сейчас в основном в бочках держат, а для особых сортов, для подарков знатным особам — бутылки нужны, да покрасивее.
Я кивнул, довольный его реакцией. Все шло именно так, как я и планировал. Конечно, я мог бы рассказать ему куда больше о перспективах стекольного дела — о витражах для церквей и дворцов, о зеркалах, которые в эту эпоху ценились на вес золота, о хрустальной посуде, что вскоре войдет в моду у аристократии. Но лучше было действовать постепенно, шаг за шагом, не пугая слишком смелыми идеями.
— Вот это я понимаю! Егор Андреевич, да вы… вы просто клад для нашего города! С такими мыслями, с такими знаниями! — сказал Игорь Савельевич, потирая руки.
— Не преувеличивайте, Игорь Савельевич, — я скромно улыбнулся. — Просто стараюсь применить знания с пользой. Ну что ж, договорились мы с вами. Будем ждать вестей из Петербурга, а пока продолжим совершенствовать производство.