— А что с рекой? — спросил я, вспомнив еще один важный вопрос. — Вода не мелеет?
— Нет, пока держится, — ответил Семён. — Дожди были хорошие, речка полноводная. Колесо крутится исправно, хватает и на лесопилку, и на вентилятор.
— Это хорошо, — кивнул я. — Но все равно следите. Если вода начнет убывать, придется ограничить использование. Лесопилка — в приоритете, она нам сейчас нужнее всего.
— Понимаю, — согласился Семён. — Будем следить.
После этого я еще некоторое время ходил по лесопилке, проверяя, как идут дела. Показал, как правильно точить пилы.
Мужики слушали внимательно, кивали.
Закончив обход, я снова подошел к Семёну, который в это время как раз вынимал из формы готовое стекло. Оно получилось отличным — прозрачным, ровным, без видимых дефектов.
— Вот, Егор Андреевич, полюбуйтесь, — с гордостью показал он мне свое творение. — Красота, не правда ли?
Я взял стекло в руки, поднял его к свету, рассматривая. Действительно, качество было отменное, особенно для этого времени и этих технологий, которыми мы располагали.
— Отлично, Семён, — похвалил я его. — Продолжай в том же духе. И не забудь о том, что мы говорили — расширяй производство, ищи еще одного помощника. Время не ждет.
— Сделаю всё, как велите, — заверил меня Семён.
— Вот и славно, — кивнул я.
Посмотрев ещё, сколько уже скопилось белой глины, я тщательно обошёл кучи сложенного сырья, поворошил верхний слой тростинкой, оценивая качество. Глина была отменная — жирная, пластичная, почти без примесей. Такую только в дело пускать. Прикинул, что на пару месяцев обработки должно хватить, кивнул сам себе, довольный результатами. Работники, заметив мой интерес, приостановили работу, ожидая указаний.
— Продолжайте в том же духе, — сказал я, махнув рукой. — Глина хорошая, чистая. Только складывайте её под навесом — дождь обещается, не хотелось бы, чтобы размокла.
Мужики кивнули и вернулись к работе, а я перешёл к следующему участку, где Петька организовал обработку металла. Тут дело шло ещё бойчее — Петька оказался мастером своего дела. Руки у него были словно из чистого золота — что ни возьмёт, всё получается. Вот и сейчас он стоял у наковальни, ловко орудуя молотом, и выковывал какую-то деталь. Вокруг него суетились помощники — кто мехи раздувал, кто уголь подбрасывал, кто заготовки подавал.
Петька, завидев меня, отложил молот и вытер пот со лба тыльной стороной ладони, оставив на коже чёрную полосу от сажи.
— Здравствуйте, Егор Андреевич, — поприветствовал он меня, слегка склонив голову. — Как оцените нашу работу?
Я осмотрел аккуратно сложенные изделия — гвозди, скобы, петли для дверей, какие-то инструменты. Всё было сделано добротно, на совесть.
— Молодец, Петька, — похвалил я, поднимая одну из подков и проверяя её на прочность. — Дело у тебя спорится. А металла сколько уже переработали?
— Да порядочно уже, Егор Андреевич, — ответил он с гордостью. — Глины этой белой много через нас прошло, вот и металла много получили. Хватит и на гвозди для новых домов, и на инструмент, и ещё останется.
Я кивнул, довольный услышанным. Моя идея использовать глину для извлечения металла оказалась удачной.
— Продолжай, Петька, — сказал я, хлопнув его по плечу. — Дело важное делаешь. А что с теми крючками, что я просил? Для дверей в новые дома.
— Да вот они, Егор Андреевич, — Петька указал на аккуратный ряд крючков разного размера. — Как вы велели, с загибом особым, чтоб покрепче держали.
Я осмотрел крючки и остался доволен. Петька и впрямь был мастером — каждая вещь выходила из его рук как произведение искусства.
— Хорошо, — кивнул я. — А теперь займись-ка ты вот чем: нужны нам петли для окон в новых домах. Чтоб открывались окна, как я показывал. И задвижки к ним же.
— Сделаем, Егор Андреевич, — уверенно кивнул Петька.
Закончив с делами на лесопилке, я направился обратно в Уваровку. День выдался жаркий, и пот стекал по спине, рубаха липла к телу. Хотелось поскорее добраться до дома, умыться холодной водой из колодца и переодеться в чистое.
По дороге встретил Степана — тот как раз нёс охапку дров.
— Степан! — окликнул я его. — Постой-ка.
Он остановился, сложил дрова на землю и выпрямился, отряхивая руки.
— Слушаю, Егор Андреевич, — сказал он, поклонившись.
— На вечер закопти рыбы, — распорядился я. — Много. Митяй с ребятами наловили достаточно.
— Да, принесли уже две корзины, — кивнул Степан. — Хороший улов, давно такого не было. Говорят, хорошие крючки.
— Вот и славно, — улыбнулся я. — Тогда сделай ещё одну коптилку. Две есть, но на трёх удобнее, чтобы сразу на всех хватило. Праздник у нас сегодня — обоз пришёл, новости хорошие.
— Сделаем, Егор Андреевич, — кивнул Степан. — Я уже Митяя послал за прутьями, сейчас как раз займёмся.
Я кивнул и пошёл к дому, размышляя о том, чем там моя Машенька занимается.
Подойдя к дому, я услышал звон посуды и негромкое пение — Машенька готовила обед. Я тихонько вошёл, стараясь не скрипеть половицами, и на цыпочках подкрался к жене, которая стояла у печи, помешивая что-то в котелке.
Обнял её сзади, поцеловал в шею, вдыхая родной запах. Машенька вздрогнула от неожиданности, но тут же расслабилась, узнав мои руки.
— Напугал, Егорушка, — пробормотала она, не оборачиваясь, но я чувствовал, как она улыбается. — Не видела, как ты вошёл.
— А я специально тихо, — шепнул я ей на ухо, не разжимая объятий. — Хотел тебя удивить.
Она повернулась в моих руках, и я увидел её лицо — раскрасневшееся от жара печи, с выбившимися из-под платка прядями волос. Глаза её сияли, а на губах играла лёгкая улыбка.
— Машенька, — сказал я, глядя ей в глаза, — когда приедут две новые семьи, присмотрись к ним. Нужно подобрать нам работницу в дом.
Улыбка на её лице померкла, и она отстранилась, глядя на меня с недоумением.
— Зачем это, Егорушка? — спросила она, нахмурившись. — Тебе не нравится, как я готовлю? Или непорядок у нас дома?
Я понял, что задел её за живое. Машенька была гордой, и мысль о том, что она не справляется с хозяйством, явно её обидела.
— Всё у нас хорошо, Машенька, — поспешил я успокоить её, снова притягивая к себе. — Да только ты уже и не крестьянка, и не дочь купеческая, а боярыня. Поэтому не по статусу тебе самой всё делать. Понимаю, что непривычно, но так нужно.
Она смотрела на меня несколько секунд, словно пытаясь понять, не шучу ли я. Потом вздохнула, повернулась ко мне, обняла крепко-крепко и сказала:
— Хорошо, Егорушка. Я сама к этому всё никак не привыкну.
Её голос звучал немного грустно, и я понял, что ей действительно трудно принять свой новый статус. Всю жизнь она была дочерью купца — пусть и зажиточного, но всё же не боярина. А теперь, сама стала боярыней, да еще и выйдя за меня замуж, она в одночасье стала хозяйкой большого поместья. И это требовало перестройки всего её мировоззрения.
— Вот потихоньку и привыкай, солнышко моё, — сказал я ласково, поглаживая её по волосам. — Тебе теперь другие дела предстоят — не у печи стоять, а хозяйством управлять, распоряжения давать, за порядком следить.
— Егорушка, а почему именно из приезжих? — спросила она, подняв на меня глаза.
Я задумался, подбирая слова. Мне нужно было объяснить ей так, чтобы не обидеть, но и чтобы она поняла мою логику.
— Понимаешь, Машенька, деревенские-то привыкли уже к тебе, что ты дочь купеческая, — начал я осторожно. — Они тебя знают. Им трудно будет перестроиться и начать видеть в тебе боярыню.
Машенька задумчиво кивнула, соглашаясь с моими словами.
— А те люди тебя не знают, — продолжил я, — поэтому сразу начнут относиться как к боярыне. Перестраиваться не придётся. Поэтому лучше, если сделаешь именно так, как я сказал.
Она помолчала немного, обдумывая мои слова, а потом кивнула и улыбнулась — на этот раз искренне, без тени обиды.
— Конечно, сделаю, Егорушка, — сказала она мягко. — Ты всегда дело говоришь. И правда, проще начать с чистого листа, чем пытаться изменить то, что уже сложилось.
Глава 13
Я улыбнулся, довольный её пониманием, и снова обнял её, вдыхая родной запах. В такие моменты я особенно остро чувствовал, как мне повезло с женой — умной, чуткой, понимающей.
— Ну а теперь, — сказал я, отпуская её, — давай-ка покажи, что там у тебя в котелке так аппетитно булькает?
Машенька рассмеялась, и её смех, звонкий и чистый, наполнил избу радостью. Она повернулась к печи и сняла крышку с котелка, выпуская облако ароматного пара.
— Похлёбка грибная, — сказала она с гордостью. — С картошкой, как ты любишь. И пирог с рыбой уже почти готов. Митяй щуку воооот такую принес, — она развела руки в стороны, показывая размер щуки — как заправский рыбак, прям.
Я вдохнул аромат похлёбки и почувствовал, как рот наполняется слюной. После беготни туда-сюда аппетит разыгрался не на шутку.
— Ну, зови к столу, хозяюшка, — сказал я, потирая руки. — Умоюсь только с дороги.
Пока Машенька накрывала на стол, я вышел во двор, зачерпнул воды из бочки и с наслаждением умылся, смывая всю усталость.
Затем зашел в дом, где меня ждал вкусный обед и любящая жена.
Через пару часов после того, как я пообедал, зашёл Степан. Он был в старой рубахе, закатанной до локтей, с полотенцем, перекинутым через плечо. Видно было, что он только что умылся — капли воды блестели в его бороде.
— Барин, где рыбу коптить? — спросил он, почесывая затылок.
Я оглядел двор:
— Да хоть здесь, где как обычно, — ответил я, указывая на место возле колодца. — Тут и ветра не так много, и вода рядом, если вдруг искра на что упадёт.
Степан кивнул, соглашаясь с моими доводами, и, развернувшись, пошёл к калитке своего двора. Я же присел на крыльцо, наблюдая за суетой в деревне. Бабы гоняли кур в курятнике, мужики заканчивали последние дневные дела, а детвора после обеда снова носилась кто куда.
Вскоре из-за забора показалась процессия — Степан, Гришка и Митяй вынесли каждый по коптилке: две старые, уже почерневшие от копоти и сажи, и одна новая, видимо, недавно сделанная.