— Хотелось бы, — неуверенно ответил он, тоже поглядывая на небо. — Ежели поторопимся. А там будет видно.
Мы вернулись к обсуждению форм для бутылок, когда я заметил, что птицы, обычно шумные в это время дня, притихли, попрятавшись кто куда. Даже неугомонные воробьи, обычно чирикающие без умолку, сидели нахохлившись под навесом лесопилки. Это был ещё один верный признак приближающейся непогоды.
А спустя минут сорок стали падать первые капли — тяжёлые, редкие, с глухим стуком разбивающиеся о землю и оставляющие на ней тёмные следы. Воздух наполнился свежим запахом намокающей пыли и травы — запахом, который всегда предшествует сильному дождю.
— Начинается, — пробормотал Семён, подставив ладонь, чтобы поймать несколько капель. — Может, обойдёт стороной?
Но его надежды были напрасны. Капли падали всё чаще, и вскоре лёгкое покрапывание превратилось в устойчивый дождь. Я поднял воротник кафтана, защищаясь от влаги, но это мало помогало — одежда постепенно намокала, становясь тяжёлой и неудобной.
Всё бы ничего, да только вода в Быстрянке стала бурлить сильнее. Река теперь превратилась в настоящий поток. Вода пенилась у берегов, закручиваясь в небольшие воронки, и несла с собой ветки, листья и прочий мусор, подхваченный выше по течению.
Подошёл Илья, слегка изменившийся в лице, и стал показывать на реку. Его обычно невозмутимое выражение сменилось явной тревогой — брови сдвинуты, глаза беспокойно бегают от реки к небу и обратно.
— Егор Андреевич, по всей видимости, в верховье дождь сильный валит, — сказал он, указывая на бурлящую воду. — Видите, как вода по-другому пошла? Вот-вот прибывать начнёт.
Я внимательнее присмотрелся к реке. Действительно, даже за то короткое время, что мы стояли на берегу, уровень воды немного повысился. Там, где ещё недавно из воды торчали камни, теперь была только пена и бурлящие потоки.
Вода на самом деле стала прибывать, и течение забурлило ещё сильнее. У берега стали образовываться маленькие водовороты — верный признак того, что вода поднимается.
— Сколько, думаешь, подняться может? — спросил я Илью, прикидывая, насколько серьёзной может быть угроза.
— Коли дождь затяжной будет, то и на метр, а то и больше, — ответил он, почесывая затылок.
Я посмотрел на горизонт. Тучи не только не рассеивались, но, казалось, становились ещё темнее, а молнии сверкали всё чаще, высвечивая их мрачные очертания. Гром грохотал почти непрерывно, сливаясь в один протяжный, устрашающий рокот.
Понимая, что это только начало — потому что тучи на горизонте светлее не становились, и молнии сверкали всё чаще — я скомандовал, чтобы работы на сегодня прекращали. Рисковать людьми не имело смысла.
— Всем заканчивать работу! — крикнул я, перекрывая шум дождя и грома. — Инструменты убрать, печи загасить! И обязательно колесо поднять максимально высоко!
Работники, уже промокшие до нитки, но не бросавшие своих дел, услышав мой приказ, сразу же засуетились. Кто-то побежал убирать инструменты, кто-то закрывал ангар, кто-то торопливо накрывал крышками бочки.
Илья тут же побежал и стал крутить механизм лебёдки на колесе, поднимая то из воды. Его руки, привыкшие к тяжёлой работе, сжимали рукоять лебёдки так, что побелели костяшки пальцев, а жилы на шее вздулись от напряжения.
— Помогите кто-нибудь! — крикнул я, видя, как трудно приходится Илье.
К нему тут же подбежали двое молодых работников, и втроём они продолжили крутить лебёдку. Деревянные зубцы механизма скрипели под нагрузкой, но колесо медленно, сантиметр за сантиметром, поднималось над бурлящей водой.
В итоге колесо приподнялось на полметра над уровнем воды. Илья, тяжело дыша, отошёл от лебёдки, закрепив её и вытер пот со лба.
— Лишь бы хватило, — покачал я головой, глядя на поднятое колесо. Если вода поднимется выше, колесо может сорвать с креплений, и тогда ущерб будет огромным.
— Дальше поднять не выйдет, барин, — сказал Илья, все ещё пытаясь отдышаться. — Механизм уже на пределе, того и гляди сорвёт. Разве что разбирать придётся.
Дождь усиливался с каждой минутой. Вода стекала по склонам, образуя ручьи, которые впадали в Быстрянку, ещё больше увеличивая её напор.
— Семён! — крикнул я ему через шум дождя. — Сегодня со стеклом не получится! Колесо подняли, вентилятор дуть не будет! Да и ливанёт сейчас так, что домой успеть бы дойти!
Семён, стоявший под навесом и наблюдавший за происходящим с явным беспокойством, кивнул в ответ. Он был достаточно опытен, чтобы понимать — с такой погодой шутки плохи. Стекло можно будет сделать и завтра, а вот если повредит оборудование или, ещё хуже, кто-то пострадает, дело встанет надолго.
— Понял, барин! — прокричал он в ответ, прикрывая рот ладонью, чтобы его было лучше слышно. — Завтра сделаем, коли погода позволит!
Я оглядел территорию, проверяя, не забыли ли мы что-нибудь важное. Взгляд упал на ямы у берега, в которых доходил уголь и перегорали опилки — важная часть нашего производства. Если их затопит, придётся начинать процесс заново, а это потеря времени и ресурсов.
Крикнул мужикам, которые были на берегу Быстрянки, чтоб накрывали ямы. Те сразу поняли, о чём речь, и бросились исполнять.
Все быстро засуетились под усиливающийся дождь, который хлестал по лицам, затекал за шиворот, но никто не жаловался — не до того было.
Наконец, когда все неотложные дела были сделаны, я скомандовал отход. Оставаться дольше было опасно — дорога и так уже раскисла, а если промедлить ещё, то можно и вовсе не добраться до деревни.
— По домам! — крикнул я, делая энергичный жест рукой. — Быстрее, пока совсем не развезло!
Идти было тяжело. Земля, размокшая от дождя, превратилась в скользкую грязь, в которой ноги увязали по щиколотку. Каждый шаг давался с трудом — приходилось буквально вырывать ногу из вязкой жижи. Дождь, подгоняемый усиливающимся ветром, хлестал в лицо, затрудняя дыхание и мешая видеть дорогу.
В деревне мы уже почти бежали по довольно раскисшей земле. Вода стекала по улице мутными потоками, унося с собой мелкий мусор и ветки. Собаки попрятались в конуры, куры забились под навесы, а люди, спешили укрыться в домах, опасаясь надвигающейся грозы.
Наконец, показался мой дом. И стоило мне заскочить в сени, как дождь обрушился чуть ли не сплошной стеной. Такого ливня я не видел никогда — казалось, что небо разверзлось, и вся вода, скопившаяся в тучах, разом хлынула на землю.
Я прислонился к стене, тяжело дыша и отряхиваясь от воды. С одежды текло ручьями, образуя лужу на деревянном полу сеней. В доме было тепло и сухо, и эта разница с промозглой сыростью снаружи казалась почти невероятной.
Дверь в горницу отворилась, и на пороге появилась Машенька, моя жена. Увидев меня, промокшего до нитки, она всплеснула руками.
— Господи, Егорушка! Насквозь промок! — воскликнула она, бросаясь ко мне. — Давай скорее переодеваться, а то захвораешь!
Она помогла мне стянуть мокрый кафтан и сапоги, из которых вылилась вода, и подала сухую рубаху и портки. Я благодарно кивнул, чувствуя, как тепло дома постепенно возвращает жизнь в замёрзшее тело.
Глава 14
Пообедав, мы с Машенькой, пользуясь тем, что никуда бежать не надо, уединились. Дождь барабанил по крыше, создавая уютную мелодию, словно сама природа решила подыграть нашей близости. В горнице было тепло от натопленной печи, а полумрак, царивший из-за туч, закрывших солнце, придавал моменту особую интимность.
Машенька прильнула ко мне, её руки, мягкие и тёплые, скользнули по моей спине. Я поцеловал её в шею, вдыхая этот родной аромат, и почувствовал, как она вздрогнула от прикосновения моих губ.
— Егорушка, — прошептала она, прижимаясь ещё ближе. — Как же мне с тобой хорошо. Мне погоде спасибо сказать нужно — ты весь в делах всегда, а тут вот — со мной…
Я молча согласился, снова целуя её, на этот раз в губы. Действительно, в последнее время я был так занят развитием деревни и производством, новыми идеями и их воплощением, что времени на жену почти не оставалось.
Посвятив время друг другу, мы растворились в моменте, забыв о дожде, о делах, о проблемах. Сколько времени прошло? Я не знаю. Минуты перетекали в часы, а мы не замечали их хода, наслаждаясь каждым мгновением близости.
Когда мы насытились друг другом, я заметил, что дождь прекратился, по крайней мере, такой ливень как раньше. Сейчас он просто моросил, словно устав от собственной ярости и решив дать передышку промокшей земле.
Ещё какое-то время мы полежали, обнимая друг друга и наслаждаясь близостью. Машенька положила голову мне на грудь, а я перебирал пряди её волос, наблюдая, как они переливаются в тусклом свете. Между нами царило то особое молчание, которое было красноречивее любых слов.
— О чём ты думаешь? — спросила она наконец, поднимая голову и заглядывая мне в глаза.
— О том, как мне повезло с тобой, — ответил я, и это была чистая правда. — О том, что без тебя я бы не справился со всем этим.
— Неправда, — улыбнулась она. — Ты бы справился. Ты сильный. Но я рада, что мы вместе.
Мы ещё немного полежали, прислушиваясь к звукам дождя и собственного дыхания. Но я чувствовал, как внутри меня снова просыпается неугомонный дух деятельности. Столько ещё нужно было сделать, столько идей требовали воплощения.
Наконец, мы встали. Я натянул рубаху, оправил штаны и сказал, что нужно заниматься делами дальше. Машенька, накинув на плечи лёгкий платок, посмотрела на меня с лёгким упрёком.
— Так куда ж ты пойдёшь, Егорушка? Дождь же такой, всё развезло. Куда в такую погоду?
Я подошёл к окну и выглянул наружу. Действительно, хоть сильный ливень и прекратился, дороги размыло основательно. Лужи стояли повсюду, а земля превратилась в липкую, вязкую жижу, в которой можно было легко увязнуть по щиколотку, а то и глубже.
— Дак, а ты думаешь, я здесь, в деревне, не найду, чем заняться? — улыбнулся я, поворачиваясь к жене. — Дел и здесь хватает. Вон, с Петькой надо обсудить кое-что по кузне, да и с Ильёй переговорить.