Машенька прильнула ко мне и крепко-крепко обняла, уткнувшись лицом в грудь. Я тоже её обнял, вдыхая запах её волос. Поцеловал в макушку, ощущая тепло и благодарность за то, что судьба подарила мне такую жену — понимающую, любящую и заботливую.
А потом услышал, что кто-то заходит во двор, шлёпая по лужам. Осторожно отстранив Машеньку, я выглянул в окошко. По двору, перепрыгивая через лужи и оскальзываясь на мокрой земле, шёл Илья. Его сапоги и штаны были заляпаны грязью до колен, а кафтан промок от росы.
— Илья пришёл, — сказал я.
Я пошел к нему в сени навстречу, сам же шепнул Машке, чтобы чай липовый сделала да мёда в плошку налила. Она понимающе кивнула и скрылась в горнице.
Илья снял шапку, встряхнул её, стряхивая капли воды, и поклонился.
— С добрым утром, Егор Андреевич, — поздоровался он. — Вот, решил зайти, доложиться.
— Проходи, Илья, грейся, — пригласил я его в горницу. — Погодка сегодня не ахти, а тебе пришлось по такой грязи топать.
Илья прошёл, стараясь не наследить, и сел на лавку у печи. Он потёр руки, согревая их теплом, исходящим от печных изразцов.
— Реторта всю ночь обжигалась, — доложился он, — сейчас остывает, к завтрашнему дню должна быть готова.
— Ну и отлично, — кивнул я, довольный его отчётом. — Как там дела вообще? Дождь-то сильный был, ничего не порушил?
— В деревне нет, всё хорошо, — ответил Илья, разминая затёкшие плечи. — Курятники целы, лошади тоже нормально стояли. Правда, один угол у сарая Федота протёк, но он уже чинит. Свиньям так вообще раздолье, — усмехнулся он, — вся земля в болото превратилась. Они там в грязи валяются, радуются.
Я улыбнулся, представив эту картину. Действительно, свиньям сейчас раздолье — грязи хоть отбавляй.
— А как там Семён? — спросил я, вспомнив о нашем стекольщике. — Он же вчера собирался бутылки делать, да не успел из-за дождя.
— Семён всё на лесопилку порывается, — ответил Илья, качая головой. — Как рассвело, так уже собрался идти. Еле отговорил — куда, мол, в такую грязь. Да и вода в реке всё ещё высокая.
— Скажи, пусть не спешит, — распорядился я. — Пусть дождётся, пока дорога немного подсохнет. Да и вода пусть спадёт. А то мало ли…
— Почему? — спросил Илья, но не успел я ответить, как в горницу вошла Машенька.
Она несла поднос, на котором стояли две кружки чая, плошка с мёдом, пара кусков хлеба и две небольшие деревянные ложечки. От чая поднимался ароматный пар, наполняя комнату запахом липового цвета.
— Вот, Илья, попей чай для профилактики простудных заболеваний, — сказала деловито Машенька, ставя поднос на стол. — А то вон как зябко, того и гляди чтоб не захворал.
Илья смущённо поблагодарил, взял кружку и осторожно отхлебнул горячий напиток.
— Что такое профилактика, Егор Андреевич? — спросил он, не совсем понимая непривычное выражение.
— Пей, чай, — повторил я, усмехнувшись. — Чтобы не заболеть после вчерашнего дождя. Простуда — дело серьёзное, а нам сейчас болеть некогда. Дел полно.
Мы попили чай с мёдом. Машенька к нам присоединилась, принеся себе третью кружку. Разговор тёк неспешно — обсуждали последствия дождя, планы на ближайшие дни, готовность реторты. Илья заметно отогрелся, повеселел, и его рассказы стали более живыми и подробными.
Минут через десять в дверь постучали, и на пороге появился Митяй — мокрый, грязный, но довольный. Он снял шапку, поклонился и прошёл в горницу по приглашению.
— Вот, Егор Андреевич, съездил, как вы велели, — начал он, присаживаясь на краешек лавки. — Всё проверил, всё осмотрел.
— Ну и как там? — спросил я, подавая ему кружку с чаем. — С колесом всё в порядке?
— С колесом всё в порядке, — доложился Митяй, с благодарностью принимая горячий напиток. — Подняли его вчера вовремя — вода-то ночью поднялась сильно, почти на метр выше обычного. Ангар стоит, не подмыло его. Ямы не затопило, где уголь готовился. Успели накрыть как следует. Кузница на другом берегу тоже стоит, хотя вода почти до порога доходила.
Я облегчённо вздохнул. Значит, основные постройки уцелели, и работу можно будет продолжить, как только погода позволит.
— А что с мостом? — спросил я.
— А вот у моста, с того берега, одну опору немного повело, — ответил Митяй, слегка помрачнев. — Но вся конструкция уцелела, удержалась. Видать, когда вода сильно поднялась, бревном каким-то ударило. Но ничего страшного, поправить можно.
— Ну и хорошо, а опору поправим, — кивнул я, просчитывая в уме, сколько времени и сил потребуется на ремонт.
— Поправим, — тут же подтвердил Илья, отставляя пустую кружку. — Это дело нехитрое. Как только придем, так и займёмся. За пол дня сделаем — и будет как раньше.
— А сейчас вода какая? — спросил я Митяя. — Сильно ещё поднята?
— Сейчас уже спала, — ответил он. — Чуть выше обычного, но до колеса не достаёт. К завтрему, думаю, совсем в норму придёт, если дождя больше не будет.
Я подошёл к окну и посмотрел на небо. Тучи постепенно расходились, и кое-где уже проглядывало голубое небо. Солнце пробивалось сквозь облака, освещая мокрую землю, которая парила от тепла.
— Похоже, распогодится, — сказал я, возвращаясь к столу. — Ну что ж, тогда завтра с утра можно будет возобновить работы. И Семёну передайте, что завтра сможет заняться своими бутылками. Только пусть поможет опору у моста поправить, а то неровен час — рухнет, и тогда придётся заново строить.
— Передам, Егор Андреевич, — кивнул Илья. — Да он и сам понимает — сначала дело, потом уж стекло. Без моста-то как на тот берег попадать?
— Вот и славно, — подытожил я, довольный тем, что всё обошлось малыми потерями. — Значит, так и порешим. Завтра с утра — на лесопилку, поправляем опору, а потом уже каждый за своё дело берётся.
Машенька, слушавшая наш разговор, улыбнулась и начала собирать пустые кружки.
— Может, ещё чайку? — предложила она. — Или поесть чего? Небось, голодные.
Митяй благодарно кивнул — видно было, что от еды он не откажется. Илья тоже не стал отказываться. И пока Машенька хлопотала у печи, доставая щи, горшок с кашей и нарезая хлеб, мы продолжали обсуждать планы на ближайшие дни.
За окном постепенно прояснялось, и солнечные лучи, пробиваясь сквозь тучи, освещали нашу деревню, которая, несмотря на вчерашний ливень, устояла и готова была продолжать жить и работать.
Дорога, где повыше, немножко стала подсыхать, хотя в низинах всё ещё стояла вода.
После сытного обеда — наваристых щей да каши с салом — я задумчиво глядел в окно, прикидывая, можно ли уже выбраться к лесопилке. Беспокоило меня, как там дела после такого ливня. Митяй, заметив мой взгляд, понимающе кивнул:
— Думаете, всё же съездить на лесопилку? — спросил он.
— Да, надо бы, — ответил я, поднимаясь из-за стола. — Хочу сам всё посмотреть, да проверить.
Машенька обеспокоенно посмотрела на меня:
— Егорушка, может, подождёшь ещё немного? Вон, на земле-то как сыро, да и небо ещё не совсем прояснилось.
— Нет, ждать нельзя, — покачал я головой. — Если с опорой что случилось, чем раньше поправим, тем лучше. А то, не дай Бог, совсем размоет, потом восстанавливать дольше выйдет.
Я послал Митяя к Степану, чтобы тот запряг три лошади, чтобы верхом съездить к лесопилке и посмотреть, что там с опорой, как вообще дела. Митяй накинул на плечи кафтан и быстро вышел, а я тем временем стал собираться.
Через четверть часа во дворе послышалось конское ржание. Я выглянул в окно — Митяй и Степан привели трёх лошадей, уже осёдланных и готовых к поездке. К моему удивлению, с ними был и Семён, уже в армаке и сапогах.
— А ты куда собрался? — спросил я его, выходя на крыльцо.
— Да как же, Егор Андреевич, — ответил Семён, поправляя шапку. — Мне же там всё проверить надо — и печь, и формы, и всё остальное. Я с вами поеду, если позволите.
На что я махнул рукой, мол, поехали. Не возражать же против такого рвения к работе.
Митяй со Степаном подвели лошадей, держа их под уздцы. Мы запрыгнули в сёдла и тронулись в путь. Лошади шли осторожно, выбирая, где потверже, чтобы не увязнуть в грязи. Впереди ехал Митяй, за ним следовал я, а замыкал нашу небольшую процессию Семён.
Миновав последние дома, мы выехали на дорогу, ведущую к лесопилке. Здесь было сложнее — земля раскисла, и лошадям приходилось идти медленнее, выбирая путь. Но всё же мы двигались довольно быстро, и вскоре уже были у лесопилки.
Я спешился первым и осмотрелся. Бросив взгляд на реку — Быстрянка и вправду оправдывала своё название. Вода в ней неслась с бешеной скоростью, бурля и пенясь на порогах. Уровень поднялся заметно — не меньше чем на метр, — но, к счастью, не настолько, чтобы затопить берега.
— Ну что тут у нас? — пробормотал я, направляясь к мосту.
Да, всё было как описывал Митяй — ангар цел, колесо на месте, хотя и поднято высоко над водой, а вот опора слегка покосилась у самого берега, с той стороны, где кузница. Но мост был целым, даже направляющие для вагонетки не повело. И та стояла с этой стороны берега тоже цела-целёхонька.
— Повезло нам, барин, — сказал Семён, оглядывая повреждения. — Могло и хуже быть.
Я кивнул, соглашаясь с его словами. Действительно, повезло. Ущерб был минимальным и вполне поправимым. Но всё же следовало заняться укреплением опоры немедленно, пока новые дожди не усугубили ситуацию.
Семён, чуть ли не сразу же побежал по мосту к кузне, на ходу что-то бормоча. Его энтузиазм был понятен — после вынужденного простоя он горел желанием наверстать упущенное.
— Семён, стой! — окликнул я его. — Куда ты торопишься?
Он остановился на середине моста и обернулся:
— Да как же, Егор Андреевич! Время-то идёт, а нам ещё столько сделать нужно! Я хоть печь разожгу, чтоб к вечеру…
Но я его одёрнул:
— Сегодня всё равно уже ничего не успеешь наплавить, не суетись. Завтра этим займёшься, заодно и новую реторту испытаешь.
Семён вздохнул, но спорить не стал. Он знал, что я прав — до вечера оставалось не так много времени, а для полного цикла работы со стеклом требовалось гораздо больше.