— А вот это мы исправим, — улыбнулся я. — Есть у меня задумка одна. Но нужна помощь.
И я рассказал ей о своём плане. Машка слушала, широко раскрыв глаза, то бледнея, то краснея.
— Неужто правда можно? — прошептала она, когда я закончил. — Чтоб я да в дворянки вышла?
— Не в потомственные, конечно, — я взял её за руку. — Но личное дворянство или хотя бы статус почётной гражданки вполне реально получить. А там уж никто не посмеет сказать, что ты мне не пара.
Вечером этого дня, как и было уговорено, к нам пожаловала Надежда Андреевна. Она приехала без лишней помпы, в скромной карете, но от внимания дворни это всё равно не укрылось. Тут же поползли шепотки — мол, сама губернаторша пожаловала!
Отец, решивший видимо, не выпускать меня из виду и остановится на этом же постоялом дворе, при виде Надежды Андреевны, встал и рассыпаясь в комплиментах, спросил:
— Какими судьбами в наших краях, Надежда Андреевна? — запел соловьем он. — Может, чаю с дороги? Или чего покрепче?
— Благодарю, Андрей Петрович, — она величественно кивнула. — Но я по делу. Государственному, можно сказать.
Отец насторожился — в его глазах мелькнуло беспокойство:
— Государственному? Что-то случилось?
— О, ничего страшного, — улыбнулась Надежда Андреевна. — Просто нужно кое-какие формальности уладить. Касательно вашего сына и той девушки, что его спасла.
Отец нахмурился, бросив на меня быстрый взгляд:
— Какие ещё формальности?
Надежда Андреевна достала из ридикюля сложенный лист бумаги с печатями.
— Видите ли, Андрей Петрович, учитывая обстоятельства спасения меня при выполнении государственного дела, я подаю прошение в губернское правление. От имени «государева дела», — она сделала выразительную паузу. — Думаю, вы понимаете, о чём я.
Отец побледнел:
— Не совсем, признаться.
— Ваш сын, Егор Андреевич, оказался весьма полезен государству, — продолжила Надежда Андреевна, многозначительно взглянув на меня. — И те, кто ему помогал, тоже заслуживают признания. В частности, семья Фомы и эта девушка… как её?
— Мария, — подсказал я. — Марья Фоминична.
— Да, Мария, — кивнула Надежда Андреевна. — Так вот, я ходатайствую о присвоении ей статуса почётной гражданки. За помощь в государственном деле, — она улыбнулась. — Или даже личной дворянки, если Сенат сочтёт заслуги достаточными.
Отец открыл рот, закрыл, снова открыл — точь-в-точь как рыба, выброшенная на берег.
— Но… зачем? — выдавил он наконец.
— Затем, батюшка, — вмешался я, — что я намерен на ней жениться. И статус почётной гражданки или личной дворянки снимет сословный барьер между нами.
Тут отец опять взорвался. Лицо его побагровело, жилы на шее вздулись:
— Что⁈ Ты в своём уме, мальчишка? Жениться на крестьянке⁈ Да я скорее…
— Андрей Петрович, — холодно прервала его Надежда Андреевна, — я бы на вашем месте выбирала выражения. Речь идёт о государственном деле, и решение будет принято вне зависимости от вашего согласия. Прошение уже подано, и, учитывая мой статус и обстоятельства, оно будет удовлетворено.
Отец осёкся, но было видно, что внутри него всё кипит от ярости.
— Это безумие, — процедил он. — Мой сын, дворянин, и какая-то…
— Женщина, спасшая мне жизнь, — закончила за него Надежда Андреевна. — И скоро — почётная гражданка или даже дворянка. Так что никакого мезальянса не будет, успокойтесь.
Отец метнул на меня взгляд, полный такой ярости, что я невольно отступил на шаг.
— Ты… ты погубишь нас всех своим упрямством! — выпалил он. — Я сам в долгах как в шелках! Твоя женитьба на богатой невесте спасла бы нас от разорения! А ты… ты со своими крестьянками!
Вот оно что. Теперь всё встало на свои места — и внезапная настойчивость отца, и парад невест, и его ярость. Дело было не в сословных предрассудках, а в деньгах. Как всегда.
Я только хмыкнул, покачав головой:
— Ты мог просто сказать об этом, батюшка. И мы бы всё решили. Но устраивать за моей спиной смотрины, как на ярмарке…
— Долги можно решить и другими способами, — неожиданно вмешалась Надежда Андреевна. — Кстати, Егор Андреевич, до меня дошли слухи, что вы занимаетесь каким-то новым делом? Что-то связанное с досками и стеклом?
Я удивлённо взглянул на неё. Откуда ей знать о моих экспериментах?
— Да, есть такое, — осторожно подтвердил я. — Пытаюсь наладить производство.
— Любопытно, — она задумчиво кивнула. — Мы вернемся к этому разговору. Позже. Есть у меня к вам важное дело. Государственное.
— Вы можете на меня рассчитывать, Надежда Андреевна, — она улыбнулась, затем повернулась к отцу: — Так что, Андрей Петрович, думаю, нам не о чем больше спорить. Оглашение в церкви начнётся в ближайшее воскресенье. Три недели подряд, как положено.
Отец только беспомощно развёл руками. Спорить с губернаторшей у него не хватило духу.
Первое оглашение в церкви вызвало настоящий переполох среди прихожан. Когда священник объявил о предстоящем бракосочетании между «дворянином Егором Андреевичем» и «Марией, дочерью Фомы», по храму пронёсся удивлённый шёпот. Люди переглядывались, перешёптывались, кто-то даже ахнул вслух.
— Мезальянс, — шептала пожилая помещица, обмахиваясь веером. — Какой скандал!
— Говорят, она его от смерти спасла, — отвечала ей соседка. — Потому и женится из благодарности.
— А я слышала, губернаторша за неё хлопочет, — добавляла третья. — Почётную гражданку ей выхлопотала или даже дворянство.
Машка стояла рядом со мной, опустив глаза, но я видел, как горят её щёки от смущения. Я взял её за руку, сжал ободряюще, и она благодарно улыбнулась, не поднимая взгляда.
После службы, Надежда Андреевна подошла к нам, величественно кивнув в ответ на приветствия.
— Всё идёт своим чередом, — сказала она негромко. — Ваш отец, кажется, смирился с неизбежным. Удачи тебе, Егор Андреевич, — добавила она громче, для посторонних ушей. — И не забудь про свои идеи насчёт производства. Губернское правление заинтересовано в развитии промышленности.
— Благодарствую за помощь, Надежда Андреевна, — поклонился я. — Я ваш должник.
— А вот тут уж нет, — она покачала головой, и в глазах её мелькнула тёплая искра. — Мы квиты. Ты спас меня, я помогаю тебе. Всё по справедливости.
Она кивнула нам на прощание и направилась к своей карете, оставив нас с Машкой стоять посреди церковного двора под любопытными взглядами прихожан.
— Слышала? — шепнул я Машке. — Теперь всё будет хорошо. Никто не посмеет сказать, что ты мне не пара.
— Страшно мне, Егорушка, — призналась она, крепче сжимая мою руку. — Как я буду барыней-то? Не умею я так жить.
— Научишься, — улыбнулся я. — Я тоже многому учусь. Вместе справимся.
И мы пошли к выходу со двора, не обращая внимания на шепотки за спиной. Впереди было ещё два оглашения, потом венчание, и целая жизнь — наша общая жизнь, которую мы построим по своим правилам.
А отец… что ж, отец переживёт. Особенно когда поймёт, что моё «баловство» с производством может принести куда больше денег, чем удачная женитьба. И, возможно, однажды он даже признает, что был неправ.
Глава 3
После обеда я решил наведаться к кузнецу — проверить, как продвигается работа над формами. День выдался жаркий, и по улицам Тулы идти было душно. Солнце палило немилосердно, заставляя прохожих жаться к тени домов. Я вытер пот со лба и ускорил шаг — хотелось поскорее завершить дела и вернуться на постоялый двор, чтобы не оставлять Машку надолго одну.
Кузница встретила меня привычным жаром и грохотом. Мастер Савелий Кузьмич, увидев меня на пороге, отложил молот и вытер руки о кожаный фартук.
— А, барин пожаловал! — прогудел он, улыбаясь в густую бороду. — Вовремя, как раз закончил ваш заказ.
— Уже? — удивился я, не ожидав такой расторопности. — Ты ведь говорил, что больше времени понадобится.
— Так ведь интересная работа попалась, — кузнец подмигнул мне. — Не мог оторваться. День и ночь работал, помощников своих загонял. Зато глядите, что вышло!
Он прошёл вглубь кузницы и вернулся с двумя металлическими формами, точь-в-точь повторяющими ту деревянную модель, что я ему давал. Даже на первый взгляд было видно, что работа выполнена мастерски — каждая деталь тщательно сделана, стыки идеально подогнаны, поверхность отполирована до блеска.
— Ну-ка, — я взял одну из форм, внимательно осматривая её со всех сторон. — Дай проверю, как всё сходится.
Форма состояла из двух половин, которые должны были плотно смыкаться, образуя полость для стеклянной бутылки. Я соединил части — они сошлись идеально, без малейшего зазора.
— Добрая работа, — похвалил я, не скрывая удовлетворения. — Как и было заказано.
Кузнец приосанился, довольный похвалой:
— А то! Мы тут в Туле кое-что умеем. Скоро блох подковывать научимся.
Я чуть ли не в голос рассмеялся, вспоминая повесть Николая Лескова «Левша», которую тот напишет только через лет семьдесят. Сам же сказал:
— И механизм смыкания работает без заедания, — я попробовал несколько раз открыть и закрыть форму. — Гладко ходит.
— Так ведь сказано было — для стекла, — кивнул кузнец. — Тут точность нужна особая. Чуть что не так — вся бутылка насмарку пойдёт.
Он с любопытством посмотрел на меня:
— А для какой такой надобности бутылки эти? Особенные, видать?
— Особенные, — подтвердил я уклончиво. — Для одного… хм… целебного состава. От хворей разных.
— А-а-а, — протянул кузнец, хотя по глазам видно было — не поверил ни на грош. Впрочем, выпытывать не стал. — Ну, коли так, то и форма должна быть особая. Я, почитай, каждую грань напильником дорабатывал, чтоб гладко было.
— Сколько с меня? — я достал кошель, готовясь расплатиться.
— Как уговаривались, — кузнец почесал бороду. — Двадцать пять рублей за обе штуки.
Я отсчитал деньги и протянул их мастеру. Тот, пересчитав, спрятал их за пазуху и с некоторым сожалением посмотрел на свою работу: