Машка внимательно слушала, кивая.
— А для хозяйства уксус пригодится? — поинтересовалась Анфиса, которая, закончив с тестом, теперь нарезала яблоки для начинки, ловко орудуя острым ножом.
— Ещё как, — я встал из-за стола и подошёл к окну, глядя на залитый утренним солнцем двор. — Мясо в нём замачивать хорошо, особенно дичь — запах отбивает и мясо мягче становится. Да и пятна им можно выводить — ржавчину там, или если чернилами запачкаешься.
— Надо же, — удивилась Машка. — Я и не знала, что его можно так использовать.
— Скоро осень, — задумчиво произнёс я, наблюдая, как по двору важно расхаживают куры, выискивая что-то в траве. — Лучше пускай будет. Можно будет в случае чего и в хозяйстве использовать и не дать кому-то разболеться.
Машка внимательно смотрела на меня и, казалось, запоминала каждое моё слово.
— Егор Андреевич, а можно я тоже послушаю? — неожиданно раздался голос от дверей.
Я обернулся и увидел бабку Марфу — которая лечила всю деревню своими травами и заговорами. Она стояла в дверях, держа в руках корзинку, накрытую чистой тряпицей.
— Конечно, баб Марфа, — улыбнулся я. — Заходи, не стесняйся.
Она вошла в горницу, поставила корзинку на лавку и пояснила:
— Я вам мази принесла. От ожогов да от нарывов. И настой из зверобоя — тот, что кровь останавливает.
— Спасибо, — я подошёл к корзинке и заглянул внутрь — там стояли аккуратные горшочки с мазями и бутылка с тёмной жидкостью. — Иван-то как?
— Лучше ему, — кивнула Марфа. — Жар спал, рана чистая, не гноится. Думаю, дня через три-четыре на ноги встанет.
— Хорошая новость, — я был рад, что Иван идёт на поправку.
Марфа присела на лавку рядом с Машкой и спросила:
— Так что вы про уксус говорили? Я-то знаю, что он от хвори помогает, но как именно применять — не всегда понятно.
Я снова принялся объяснять, теперь уже более подробно, рассказывая о различных способах использования уксуса в лечебных целях. Она слушала внимательно, иногда кивая, иногда задавая уточняющие вопросы.
— Интересно вы говорите, Егор Андреевич, — заметила она, когда я закончил. — Некоторые вещи я и сама знала, а другие — впервые слышу. Видно, и правда в городах учёные люди живут.
Я лишь улыбнулся в ответ, не став уточнять, что мои знания пришли не из города, а из совершенно другого века. Бабка Марфа, как и многие в деревне, считала меня образованным горожанином, волей судьбы оказавшимся в их глуши. И эта версия меня вполне устраивала — правду они вряд ли смогли бы понять и принять.
За разговорами незаметно пролетело время. Анфиса уже ставила пироги в печь, наполняя дом ароматом яблок. А Марфа засобиралась домой.
— Ну, я пойду, — сказала она, вставая. — Спасибо за науку, Егор Андреевич.
— На здоровье, баб Марфа, — кивнул я. — И тебе спасибо за мази. Обязательно пригодятся.
Проводив знахарку, я вышел на крыльцо, вдохнул полной грудью свежий утренний воздух. Немного постояв, подышав утренней прохладой, я спустился с крыльца и хотел направиться пройтись по деревне.
Выйдя во двор, я тотчас заметил, как Степан решительно шагает куда-то с граблями наперевес. Окликнул его. Тот мигом развернулся, подошёл широким шагом, поклонился с достоинством, поздоровался негромко, но внятно.
— Степан, что там с новыми семьями? Куда определил, кого? Бабы помогают на сенокосе, сено собирают?
Степан выпрямился, опершись на грабли, словно на посох. Лицо его, обветренное и загорелое до черноты, оставалось серьёзным, но в глазах мелькнула искра жизни.
— Так точно, барин. Савелий, тот в лесу. Валит деревья, мужикам помогает — спину не разгибает. Крепкий мужик, работящий. А брат его, Тимофей, сейчас на сенокосе. С другими мужиками косят траву с самого рассвета. При деле все, не извольте беспокоиться.
Я кивнул, довольный ответом, и продолжил расспросы:
— А как там с заготовкой на зиму? Ягод, грибов насушили ли?
Степан чуть оживился, провёл ладонью по влажному от пота лбу.
— Этим ребятня постоянно занимается, барин. В лес ходят каждый Божий день, грибы-ягоды собирают. Бабы их учат, что брать, что оставлять. Корзинами тащат. Яблоки вон пошли, — он махнул рукой в сторону сада, где ветви деревьев клонились под тяжестью плодов, — тоже режем да сушим. Бочки уже готовим под мочёные.
— Ну и отлично, — я прищурился, глядя на солнце и прикинул, что совсем скоро нужно будет копать картошку. Дни становились короче, а ночи прохладнее. Осень дышала в затылок, не за горами были и первые заморозки.
— Степан, а ведь картошку скоро копать придётся, — сказал я, переводя взгляд на собеседника.
Тот кивнул, мол, вам, барин, виднее, и добавил с уважительной осторожностью:
— С этим мы ещё не сталкивались и не знаем точно. Лучше было б, конечно, чтобы вы сами посмотрели, а потом мы сделаем всё, как скажете. Не хотелось бы раньше времени тревожить землю-матушку.
Я оценил его рассудительность. И впрямь, зачем откладывать в долгий ящик то, что можно решить прямо сейчас?
— Идём, проверим, — решительно сказал я и направился к флигелю.
Степан последовал за мной без лишних слов. Во флигеле я взял лопату, крепкую, с отполированной до блеска рукоятью, и мы пошли вместе к участку, где была засажена картошка. Поле раскинулось широко, ботва стояла уже пожелтевшая, кое-где почерневшая — верный знак.
Выбрав куст с краю поля, я воткнул лопату в землю. Она вошла легко, без особого сопротивления. Подкопав куст, я поддел его лопатой и вывернул на поверхность. Из чёрной, рассыпчатой земли показались крупные клубни. Степан наклонился, помогая мне собрать урожай с одного куста.
— Глядите-ка, барин, богатый урожай, — в его голосе прозвучало уважение.
Я достал семь больших картофелин, одну поменьше. Каждая ровная, крепкая. Взяв самую крупную, я скребнул ногтем кожицу — та уже твёрдая, не поддаётся.
— В общем-то, готово, — сказал я, вытирая руки о траву. — Как сенокос закончите, будем картошку копать. А то дожди зарядят, потом храниться будет плохо. Гнить начнёт, а нам этого не нужно.
Степан внимательно смотрел, как я перебираю клубни, словно запоминая. Потом уверенно кивнул:
— Хорошо, барин. Сделаем, как велите. Через три дня с сенокосом управимся, если погода не подведёт, и сразу за картошку возьмёмся всем миром. Митяю скажу, чтоб корзины с Прохором готовили.
Он снова поклонился и, подхватив свои грабли, пошёл на поле, где мужики и бабы заканчивали собирать зерно.
Хотел было сходить на лесопилку. День выдался ясный, солнечный, но не жаркий — самое то для работы. Да, тут увидел Петра, который возле дома что-то у себя делал. Присмотрелся — помост стелит от себя до Ильи. Топором ловко подгоняет горбыль, укладывая доски плотно друг к другу, чтобы не оставалось щелей. Работал споро, видно было, что опыт уже появился в этом деле.
— Доброго утра, Пётр! — окликнул я его.
Тот выпрямился, вытер пот со лба тыльной стороной ладони и улыбнулся:
— И вам доброго, Егор Андреевич!
— Я смотрю, вы тут обустраиваетесь? — спросил я, подходя ближе. —
Пётр оглядел свою работу с явным удовольствием:
— Так ведь удобно же! Как вы и говорили — и в грязь не ступаешь, и в дом меньше грязи тащишь. А как дожди зарядят осенью, так вообще спасение будет.
Я кивнул, разделяя его удовлетворение. Мои идеи приживались, и это радовало.
— А что там с общей баней? — поинтересовался я, переводя разговор. — Когда планируете приступать к строительству?
Пётр отложил топор, вытер руки о штаны и немного помрачнел:
— Пока времени не хватает, сенокос начался, да и доски нужно ж постоянно делать, — начал он объяснять, слегка виновато. — Часть мужиков лес валят, но потихоньку брёвна свозим. Горбыль тоже привозим, который остаётся после досок.
Он указал рукой в сторону края деревни, где виднелась небольшая поляна:
— Вон там решили ставить, если вы не против. Место хорошее и от домов недалеко.
— Покажи, — предложил я, решив взглянуть на будущую стройку.
Мы направились к указанному месту. По пути Пётр продолжал рассказывать:
— Решили баньку сделать побольше, чем у вас во дворе, чтобы за один раз деревенские могли побольше попариться да помыться. Вон, видите, уже и брёвна свезли и горбыль.
Действительно, на краю поляны уже была сложена небольшая поленница брёвен, рядом горкой лежал горбыль.
— Добро, — одобрил я, осматривая заготовки. — Место хорошее выбрали, сухое, возвышенное. А размер какой планируете?
Пётр развёл руками, показывая предполагаемые границы:
— Вот так, примерно. Предбанник будет здесь, — он указал на одну сторону, — а сама парная и помывочная — здесь.
Я кивнул, мысленно прикидывая размеры. Хорошая задумка — и практично, и удобно.
— А как будете делать — так же, как я, или же по-чёрному? — поинтересовался я, переходя к самому важному вопросу.
Тот замялся и сказал, что хотелось бы, конечно, как у меня, чтобы дымом не дышать, да только вот металла столько нету. Почесал затылок, явно смущаясь того, что приходится признавать ограничения.
— Думали сначала по-чёрному сделать, — добавил он. — Всё ж привычнее. Но после вашей бани уж больно не хочется к старому возвращаться. Чистота-то какая, и глаза не ест дымом!
Я понимающе кивнул. Баня по-чёрному была, конечно, проще в исполнении — топишь печь без трубы, дым идёт в помещение, а потом его выпускают через открытую дверь. Но комфорта в такой бане мало — везде копоть, дым, глаза режет. Совсем другое дело — баня по-белому, с дымоходом.
Я посмотрел на него и сказал:
— Смотри, Петр, один лист большой остался, поэтому печь сделайте из глины, а верхнюю часть не глиной, а листом закройте, ну и трубу выведете как у меня. Ну и камень на лист уже выложите. Так получится почти как у меня, тоже без дыма, и воду на камни лить можно будет.
Глаза Петра загорелись — он явно представил, как это будет выглядеть.
— А печь-то как класть будем? — спросил он, уже прикидывая работу. — Как у вас, с поддувалом и дымоходом?