Простенько, но душевно — как и вся эта жизнь в Уваровке. Желудок тут же отозвался голодным урчанием, напоминая, что вчерашний ужин давно переварился.
— Митяй, а кто это так о нас заботится? — спросил я, доставая из корзины ещё тёплый хлеб.
— Да кто ж его знает, — улыбнулся парень. — Видать бабы поставили на довольствие барина. Все стараются, все помочь хотят.
Сердце потеплело от такой заботы. В Москве соседи друг друга в лицо не знали, а здесь… Здесь люди о незнакомом человеке думают, как о родном. Хотя, был бы я не барин — не понятно как бы все сложилось.
— Митяй, ты корзины-то у забора оставь, — сказал я, отламывая ломоть хлеба и намазывая его густым слоем сала. — А то хозяюшки ведь не напасутся.
— Я им новые сплету! — выпалил Митяй с полным ртом. Крошки летели во все стороны, но парень явно был в восторге от собственной находчивости.
— Вот и плети, — кивнул я, жуя сало. Соль хрустела на зубах, и от этого простого завтрака появлялось ощущение сытости, которого не давали никакие ресторанные изыски в прошлой жизни. — В общем, ты делом займись, мужикам помогай. Дом-то доделывать надо, крышу особенно — а то дожди зарядят и затопит там все в избе. А мы с Петром по делам сходим.
Митяй довольно хмыкнул, видимо, представляя себя мастером на все руки. Позавтракав, я допил из деревянной кружки квас и вышел на улицу.
Ещё раз умылся из бадьи. Вода бодрила лучше, чем кофе в моём времени — может, дело было в её чистоте, а может, в том, что организм начинал привыкать к новому ритму жизни. Капли скатывались с подбородка, и я с удовольствием вдыхал утренний воздух, в котором смешивались запахи дыма из печных труб, свежескошенной травы и речной прохлады.
А тут и Пётр подоспел — лёгок на помине.
— О, Пётр! — поздоровался я, вытирая руки о холщовое полотенце. — Только хотел за тобой Митяя посылать, а ты уже тут. Ты позавтракал?
— Да, боярин, — кивнул он, потирая мозолистые руки и поглядывая на меня с любопытством. — Ну что, куда идём? Что хотели показать?
— К Быстрянке пойдём, — сказал я. — Дело есть важное. Там всё покажу и расскажу подробно.
Я повернулся к Митяю, который уже успел приняться за работу и что-то мастерил из прутьев:
— А ты, Митяй, как я сказал, в деревне остаёшься. Мужикам помоги, да гляди, чтоб работа спорилась.
Митяй вроде бы надулся — видимо, ему хотелось пойти с нами и посмотреть что там барин задумал, но спорить не стал. Только кивнул.
Мы с Петром двинулись к реке, идя по тропинке, которая петляла между огородами и задворками. Утро выдалось ясное, солнце только начинало припекать, а в воздухе ещё держалась ночная прохлада. По пути встречались ранние пташки из деревенских — кто с коромыслом к колодцу, кто с кошёлкой за грибами в лес. Все кланялись, но как-то осторожно, будто всё ещё не знали, чего от меня ожидать.
— Далеко идти-то? — поинтересовался Пётр, перешагивая через небольшую канавку.
— Да нет, рукой подать. Вон уже и шум слышно.
И правда, до нас доносился мерный гул воды, разбивающейся о камни. Ещё несколько поворотов тропы — и мы вышли к Быстрянке.
Перекат всё так же бурлил, как котёл с похлёбкой на большом огне. Пена с брызгами летела на все камни вокруг, радуги играли в мельчайших капельках. Я остановился у самого берега, и Пётр притормозил рядом, явно гадая, зачем я его сюда притащил.
— Вот смотри, — сказал я, показывая рукой впереди себя. — Берег крепкий, не илистый и течение сильное. Самое то для мельницы будет.
Пётр, глядя на этот почти маленький водопад, аж перекрестился, будто я ему не мельницу строить предлагал, а в бой с невиданными силами идти заставлял. В его глазах читалось что-то между благоговением и страхом — видимо, такие проекты ему в голову не приходили.
— Мельницу? — переспросил он с сомнением. — Да тут вода-то больно быстрая… Как же её укротить-то?
— А вот как, — я подобрал прутик и присел у воды. — Колесо будет тут, смотри.
Я стал рисовать на мокром песке, чертя будущие схемы. Сперва нарисовал большое колесо с лопастями.
— Деревянное сделаем, дубовое или из акации. Лопасти поставим под углом, чтобы течение его крутило как надо. Видишь? Вода будет ударять в лопасть, колесо поворачивается, следующая лопасть подставляется под струю…
Каждое своё слово я подкреплял зарисовкой — не схематично, а достаточно точно, благо техническое образование никуда не делось. Пётр смотрел на всё это дело и кивал, мол, да, вроде не сложно.
— Посередине выведем ось, — продолжал я, рисуя дальше. — Туда вставим вал, через переходники всё соединим. А уже от вала пойдёт привод на жернова.
Я ухмылнулся, видя, как Пётр старается всё запомнить, и стал усложнять. Нарисовал рядом механизм подъёма.
— Это вот будет механизм отката, — пояснил я. — Нужно для того, чтобы колесо можно было поднять, если по весне река разольётся или просто воды много будет. А то ведь снесёт нашу конструкцию к чертовой матери.
Пётр почесал затылок:
— Оно-то так, да как же его поднимать-то? Тяжеленное ведь будет.
— А вот так, — я нарисовал систему блоков и противовесов. — Верёвки, деревянные ролики… Один человек справится, если с умом подойти.
Дальше я начертил схему примитивного редуктора — системы деревянных шестерёнок, которые позволяли бы регулировать обороты.
— Это затем, чтобы можно было скорость менять, — объяснял я, рисуя зубья на колёсах. — Если нужна сильная тяга — быстрее крутим, если меньше — помедленнее. А то ведь как без регулировки.
В общем, чертёж выходил у меня как из учебника по сопромату, только без формул. Благо, техническое образование не пропьёшь, а проектирование в AutoCAD в прошлой жизни мне нервы так ещё вымотало, но знания остались в голове. Не пропали мои навыки — просто теперь применять их приходилось к дереву и железу, а не к стали и бетону.
— Боярин, — протянул Пётр, разглядывая мои рисунки, — а ты точно знаешь, что всё это работать будет? А то как бы за зря силы не тратить…
— Работать будет, — уверенно ответил я. — Только начать надо с малого. Сперва колесо сделаем, установим и испытаем. Потом уж и к жерновам приступим.
Пётр кивнул, но в глазах у него всё ещё читались сомнения. Впрочем, это было понятно — для него моя затея выглядела, наверное, как полёт на луну.
Глава 15
— Вот здесь, — продолжил я, тыча прутиком в песок на одной из нарисованных мною схем, — ось будем вставлять в колесо.
Пётр присел на корточки рядом со мной, склонившись над импровизированным чертежом. Его натруженные руки с мозолями от топора и стамески осторожно коснулись края схемы, словно боясь стереть что-то важное.
— Подшипник мы, конечно, с тобой не сделаем, но нужно будет что-то придумать. Скорее всего, металлом обшить изнутри, а саму ось из твёрдой породы дерева сделать. И хорошо смазать каким-нибудь жиром, и постоянно это дело обновлять нужно будет.
Я провёл прутиком по песку, показывая, где должны быть втулки. Пётр кивал, его лоб нахмурился — видно было, как в голове у мастера складывается картина будущего механизма.
— Придумать нужно так, чтобы вода туда не попадала, не вымывала. В общем, нужно будет втулки какие-то деревянные сделать, может даже дёгтем смазать. Не знаю, ты подумай.
— Дёготь — это дело хорошее, — впервые подал голос Пётр, оживляясь. — У нас его достаточно, и от воды защищает надёжно. А дерево… дуб взять можно, он крепкий.
— Вот-вот! — обрадовался я его сообразительности. — Вал будет идти к жерновам. А вот здесь, — я нарисовал новую схему рядом, — сделаем шестерёнки. Деревянные.
Пётр наклонился ещё ближе, его глаза сузились, изучая незнакомые линии.
— Ты, я думаю, зубья сможешь вырезать? Ты же у нас мастер.
Пётр кивнул, но было очевидно, что он не понимает, что такое шестерёнки. В его взгляде читалось недоумение, смешанное с любопытством. Я нарисовал их в разрезе — сверху, сбоку — и показал схематично, а потом буквально на пальцах, как они входят одна в другую, передавая энергию крутящегося вала и заставляя таким образом смещать ось движения.
— Видишь? Когда эта крутится в одну сторону, — я провёл пальцем по кругу, — та начинает вращаться в другую. И скорость можно менять, если зубьев разное количество сделать или же по диаметру меньше или больше.
Глаза Петра продолжали расширяться, но в них уже появлялось хоть какое-то понимание. Он взял палочку из моих рук и сам попробовал нарисовать зубцы, неуклюже, но старательно.
— Хитро придумано, — пробормотал он. — Значит, одно колесо другое заставляет крутиться?
— Именно! Если всё правильно сделаем и всё получится, мельница будет работать как станок на заводе.
Пётр смотрел очень внимательно и впитывал всё, как губка. В какой-то момент глаза его заблестели, хотя и читалось в них: «Барин, ты точно с неба свалился». Он даже рот приоткрыл, словно хотел сказать что-то, но передумал, продолжая изучать схемы.
— Барин, — наконец все-таки произнёс он, откинувшись на пятки, — всё, конечно, мудрёно, но если под вашим присмотром, то сделать, конечно, можно. Только вот шестерёнки эти… как их вырезать?
— Научу, — сказал я, отмахнувшись. — Главное тут — размеры чётко выдержать. У тебя глаз точный, руки умелые, справишься.
Пётр почесал затылок, оставив на волосах песчинки.
— А жернова где найдём? В Туле, поди, есть?
— Ну если нет, так в другом городе поищем, — ответил я уверенно. — А нет — и сами сделаем. Камень подходящий найдём, обточим как надо.
— Камень… — Пётр задумчиво покачал головой. — Это дело непростое. Жернова — они особые должны быть, не всякий камень годится.
Я посмотрел на него с новым уважением. Оказывается, мастер понимал в деле больше, чем я предполагал.
— Значит, знаешь толк в жерновах?
— Отец мой на мельнице работал, пока её староста не закрыл. Рассказывал много чего про это дело.
Теперь я понимал, откуда у Петра такой живой интерес к моим чертежам. В его глазах появился огонёк — не просто любопытство ремесленника, а что-то более глубокое, личное.