Лицо старика изрезано морщинами, кожа мягкая, словно старый кошель, глаза молочно-белые, будто варёные яйца. Слепец был облачён в длинное одеяние в клетку — киртл, на ногах — ирландские сандалии со шнуровкой, на плече — синий плащ, заколотый булавкой, поблёскивающей серебром.
— Это Меартах, мой оллум, — произнёс Верховный король с улыбкой. — Он слеп, но видит самую суть.
Воронья Кость услышал, как Гьялланди затоптался, услышав это, и припомнил, что оллумом ирландцы называют искусного скальда. Не удивительно, что наш собственный скальд забеспокоился, подумал Воронья Кость, поскольку теперь ему, возможно, придётся показать себя перед настоящим мастером.
Меартах подошёл, шаркая ногами, достаточно близко, чтобы Воронья Кость заметил ёжик белых волос, словно припорошенных снегом, розовую кожу, морщины и складки на его лице. Оллум вытянул обе руки перед собой, и Воронья Кость отшатнулся, а старик рассмеялся, смех прозвучал, будто бы встряхнули мешок с костями.
— Не бойся, принц Норвегии. Что тебе сделает старик?
— Один тоже выглядит стариком, — неуверенно ответил Воронья Кость, позволяя его пальцам исследовать своё лицо. Они были тёплыми и сухими, как шкурка ящерицы, пахли мясом и старой пылью. — Однако, Одноглазый слишком опасен, чтобы позволить ему приблизиться к тебе, даже как другу. А ещё король может делать всё что угодно в своём собственном зале.
Это вызвало усмешки.
— Значит твой бог — Один? — спросил Меартах, прикасаясь пальцами к лицу мрачно ухмыляющегося Мурроу, подрагивающего, словно конь перед началом битвы.
— Не здесь, — ответил Воронья Кость, и Верховный король рассмеялся.
— А я думал, что слова Христа уже достигли ушей Обетного Братства, — сказал он.
— Белый Христос повсюду, — признал Воронья Кость и получил в ответ кивок и кривую усмешку, а тем временем Меартах кружил вокруг Гьялланди, издавая звуки, что-то среднее между мурлыканьем кошки и возгласами удивления.
А затем он пошаркал обратно к платформе и уселся справа от высокого кресла Верховного короля. Воронья Кость заметил, как король Бреги нахмурился.
— Несомненно, это принц, — объявил Меартах, по залу пробежал шёпот, все разом выдохнули, словно ветерок пронёсся по задымлённому залу. — И даже больше, но всё так запутано, что я не могу сказать точно.
Маэл Сехнайлл выглядел удивлённым и озадаченным, и погладив подбородок, вернулся в кресло.
— А остальные?
— Могучий воин, здоровяк, — произнёс Меартах. — Во втором я услышал песню, но не столь красивую, как он сам считает.
Слова старика вызвали смех, и Гьялланди надменно ощетинился. Воронья Кость хоть и был впечатлён, но его согревала мысль, что оллум не сказал ничего нового, что и так уже было всем известно.
Но тем не менее, он сказал достаточно. Верховный король великодушно махнул рукой на скамьи напротив.
— В таком случае, принц Олаф, добро пожаловать в этот зал. И ты скальд, и ты тоже — Мурроу мак Маэл.
Они расселись по скамьям, поднесли угощения — лосось и другая рыба, жаренная на углях свинина и отличная оленина, нарезанная большими кусками и разложенная по большим плоским хлебным лепёшкам. Женщины принесли эль и наполнили кубки, Воронья Кость ощутил тепло их тел. Он уже давно не был с женщиной.
— Я надеюсь, ты не станешь требовать признания родства, Мурроу мак Маэл, — произнёс Верховный Король с улыбкой, — ведь я не настолько стар, чтобы произвести на свет кого-то вроде тебя и до сих пор не знать об этом.
Люди рассмеялись, и Мурроу улыбнулся, мясной сок потёк по бороде.
— Маэл, который зачал меня, так же далёк от твоего высокого кресла, как червяк от луны, мой отец — простой земледелец издалека, туда можно доехать по дороге на Инис Сибхтонн.
Это известие вызвало гул и бормотание, так как это были земли племени Дал Кайш, и, хотя они тоже были Уи Нейллами, Воронья Кость знал, что юг и север ощутимо соперничали.
— Я должен был понять это по твоему топору, — пробормотал Гилла Мо, и затем пустился объяснять это Верховному королю. Воронья Кость жевал мясо и хлеб и внимательно поглядывал за уровнем эля в своём кубке.
— Ты благословил свою пищу?
Это сказал человек с маленьким ртом, длинными пальцами, с волнистыми волосами цвета красного золота, струящимися, словно песок, когда волна схлынула с берега. Он свирепо смотрел на Воронью Кость, словно роющая желуди свинья, и Олаф повёл себя с ним так холодно, как только мог.
— А ты? — возразил он, изобразив показное изумление.
— Конечно же, — ответил незнакомец недоуменно, его голос дрогнул.
— Зачем? — спросил Воронья Кость. — Ты боишься, что пища отравлена?
Человек открыл рот, но тут же прикусил язык, — любой ответ втянул бы его в трясину спора, чего ему совсем не хотелось. Воронья Кость заметил, что Меартах беззвучно смеётся, разинув беззубый рот.
— Сдаётся мне, ты вовсе не христианин, — продолжал незнакомец. — Ты, похоже, язычник, а под рубахой у тебя языческий амулет.
— Этот? — Воронья Кость вытащил молот Тора. — Просто украшение. В нём, по крайней мере, четыре унции хорошего серебра, это достаточно, чтобы ты мог купить пару оскорблений получше. Хочешь я дам их тебе в долг?
Соседи рассмеялись, и Верховный король тоже. Рыжеволосый нахмурился и взглянул на короля Бреги, который даже не улыбнулся. Ага, подумал Воронья Кость, вот оно что, — значит ты старался поддеть меня ради своего толстого господина.
— У меня хватит оскорблений для тебя, нечестивец, — наконец выдавил из себя незнакомец. Ход был такой слабый, что Воронья кость едва не вздохнул.
— Сомневаюсь, — произнёс Олаф мягко, — учитывая то, что однажды я напугал оскорблениями огромного тролля.
Незнакомец открыл и закрыл рот; Мурроу ухмыльнулся, взял из своего блюда голову лосося и передразнил его, пальцами открывая и закрывая пасть рыбы; зал взревел хохотом, люди захлопали по столам.
— Я слыхал о чудесных подвигах Обетного Братства, — заявил Верховный король достаточно громко, его голос прорезал шум и гам, царящий в зале, и наступила тишина. — Встреча с огромным троллем произошла во время охоты за тем серебряным кладом?
— Там или где-то рядом, — непринуждённо ответил Воронья Кость. — Холмистая местность, название которой вылетело у меня из головы. Там жил тролль, которого звали Глирнна — Кошачий глаз, и я случайно оказался там.
— Выходит удача у тебя никудышная, поэтому ты и потерпел здесь крушение, — прорычал рыжеволосый, увидев в этом возможность отыграться. Вороньей Кости стало его почти жаль.
— Может и так, — но, тогда я попал в ещё более худшее положение, потому что Глирнна оказался троллихой, а как известно, женщины их племени куда хуже мужчин. Но та же самая удача привела меня сюда, за стол Верховного короля, точно также, как и тебя.
Это вызвало ещё более громкий смех, и Маэл Сехнайлл подал знак, чтобы Воронья Кость продолжал; где-то взвизгнула и захихикала женщина — на неё шикнули — слушать историю было интереснее, чем шушуканье по тёмным углам.
— Заметьте, — продолжал Воронья Кость, и Гьялланди увидел его глаза, невозмутимые и блестящие, словно летнее море, почти бесцветные, лишь свет от факелов отражался в них, — Я не отрицаю, что наложил в штаны, после того как услышал её голос. "Кто здесь?" — проревела троллиха, она стояла, зажав в одной руке кремень, и уставилась на меня, прямо как Мурроу только смотрел что на лосося.
Мурроу замер, из рта вывалился кусочек рыбы.
— Итак, я рассказал Глирнне, кто я такой, — добавил Воронья Кость, а тем временем по скамьям раскатывался смех, — но, оказалось, я не произвёл на нее никакого впечатления. "Раз уж ты пришёл сюда, я раздавлю тебя", — прокричала она и сжала кулак, растерев камень в мелкий песок. “Тогда я выжму из тебя воду, также как из этого камня”, — ответил я, и вытащил из сумы молодой сыр, крепко сжал его в кулаке, и тогда между пальцами заструилась сыворотка и закапала на землю.
Послышался хохот и стоны, потому что это была старинная уловка. Воронья Кость улыбнулся и хлопнул ладонью по столу.
— Да, да, — продолжал он, — вы можете смеяться, но как видите, этот старый трюк всё ещё работает. Однако, это не охладило троллиху. "Ты что же, совсем не испугался?" — спросила она, и я достаточно прямо ответил. "Не тебя", — ответил я, хотя больше лукавил, чем говорил правду. "Тогда давай бороться", — предложила Глирнна. Мне это не понравилось, поэтому я пораскинул мозгами и придумал вот что: “А давай выкрикивать оскорбления?”, — сказал я ей. Всем известно, что хорошее оскорбление, вызывает гнев, а гнев всегда доводит до доброй драки.
— Итак, троллиха крепко задумалась, да так, что я даже мог слышать, как мысли ворочаются у неё в голове. "Отлично", — согласились Глирнна, и считая себя самой хитрой, заявила, что начнёт первой. "Ну что же, говори", — ответил я, и она глубоко вдохнула.
Повисла густая, словно дым, тишина, тогда Воронья Кость сделал паузу, скорчив гримасу, будто глубоко задумавшийся тролль. А затем проорал:
— “Твоя мать была крючконосым гоблином”, — и смущённо пожал плечами. — Это было её лучшее оскорбление. Мне очень жаль, что вам пришлось слышать это.
— А чем ответил ты? — раздался голос, и Воронья Кость развёл руками.
— Я наложил стрелу на тетиву и натянул лук, — сказал Олаф. — Я разве не говорил, что он был при мне? Ну что же, лук у меня был. Я прицелился и закричал: "От тебя несёт, хуже, чем из ведра с прогорклым овечьим жиром и тухлыми кишками", а затем выстрелил. Стрела угодила ей под рёбра, так что она вскрикнула. Человек от такой раны свалился бы замертво, но троллиха попыталась вытащить стрелу и спросила, что же так ударило её.
Я ответил, что это и было оскорбление, хотя, скорее, соврал.
"Почему же оно засело так глубоко?" — спросила троллиха и, наконец, вырвала стрелу вместе с куском мяса на наконечнике, таким же огромным, как тот, что лежит на блюде короля Бреги.
Забавная история и выражение лица Гилла Мо вызвали смех, нож для еды в руке короля замер на полпути ко рту.