— С чего ты взял, что твои беглецы умеют считать? — фыркнул он, и Воронья Кость вздохнул, вытирая дождевые капли, стекавшие со шлема по носовой пластине.
— Горм и его люди — торговцы, — ответил он терпеливо, — они умеют считать по крайней мере на трёх языках. В отличие от вас, ирландцев, им нет нужды снимать сапоги и использовать для счёта пальцы ног. Олаф Ирландский Башмак — король, поэтому он знает, какая выгода из умения считать. А я — принц, поэтому знаю это тоже.
А ты — почти никто, поэтому ничего не понимаешь, и пусть принц не сказал этого, Конгалах почувствовал, будто его огрели плетью, и, сгорбившись, молча поехал дальше. Он смотрел, как Сгоревший человек и жёлтая собака следуют впереди, воспринимая их, как пару уродливых животных, самых уродливых, что он вообще видел. Затем свет вокруг потускнел, словно олово, а потом их накрыла белизна.
— Нам нужно найти укрытие, — внезапно произнёс Конгалах, направив лошадь в сторону, прямо к голове кобыле Вороньей Кости, так что она была вынуждена уклониться от столкновения, резко задрав голову, почти ударив затылком в лицо Олафа.
— Тебе нужно, — кисло ответил Воронья Кость и резко дёрнул поводья, пуская лошадь за неясной фигурой жёлтой суки, в белой пелене казавшейся маленьким солнцем. Он заметил впереди человека и решил, что это Берто, ведь эти двое всегда были рядом. Позади Конгалах выругался по-ирландски.
Что-то промелькнуло в белой дымке, нечёткое и быстрое, будто птица. Конгалах резко вскрикнул и свалился с лошади; воины закричали и бестолково заметались.
Сбитый с толку Воронья Кость услышал, как жёлтая сука гавкнула, увидел, как она напряглась всем телом, будто выдавливала из себя вой. Промелькнула вторая птица и ударила Олафа в шлем, голова словно наполнилась колокольным звоном, удар отбросил его назад.
Лошадь встала на дыбы, и он чуть не свалился. Стрелы, подумал он. Лейф Чёрный...
Олаф знал, что наездник из него никудышный. Когда лошадь обезумела и понесла, всё что он мог делать, — держаться изо всех сил, подпрыгивая в седле. Он пронесся мимо двух задыхающихся воинов, сцепившихся в схватке; один из них оказался Берто, а затем они исчезли за спиной в тумане. Воронья Кость попытался обернуться. Лошадь едва не сбросила его, и он покрепче вцепился ей в шею.
Ему показалось, что промелькнула целая жизнь, и ещё половина. Но скачка закончилась так, как он и думал: лошадь наткнулась на препятствие, которое не смогла перепрыгнуть или пробежать под ним, и рванула в сторону. Воронья Кость вылетел из седла и рухнул наземь, что-то хрустнуло и сломалось под ним; больно ударившись, он покатился кувырком. Падение вышибло из груди воздух, а он всё катился и катился, чувствуя, как меч бьёт его по ноге, а рукоять впивается в рёбра.
Спустя какое-то время он очнулся, но понятия не имел, сколько времени провёл без сознания — минуту, час, или ещё дольше, поскольку мир вокруг всё ещё оставался во власти белого тумана. Тело ужасно болело, он даже подумал, что лошадь вернулась и потоптала его.
Её нигде не было видно, хотя что-то темнело в перламутровом тумане. Олаф лежал у подножия этого чего-то, а когда начал подниматься на колени, морщась от боли и ощупывая себя, не сломал ли он чего-нибудь, то понял, что это большой каменный крест с кольцом вокруг перекрестия, — один из рунных камней христиан, украшенных резьбой, изображающей сцены из их саг. Каждый дюйм этого креста был покрыт резьбой, а на самой верхушке вырезан небольшой дом, скорее ящик, в которых христиане хранят кости святых.
Под собой он заметил деревяшку, древесина белела в месте разлома, видимо в падении он сломал грубую ограду и подкатился к подножию креста. Олаф еще раз взглянул на каменный крест и подумал, что, возможно, это какое-то знамение.
— Будь я на твоем месте, я бы не двигался, — прошипел голос, и Воронья Кость вздрогнул, а мгновением позже понял, что напрасно, почувствовав на шее холодную и мокрую сталь. Он заметил, что его шлем с застёгнутым ремешком лежит в нескольких футах поодаль.
— Я прирежу тебя, так и сделаю, — раздался голос, и в этот момент Воронья Кость окончательно пришёл в себя. Это был юный голос, и он украдкой глянул по сторонам. Он увидел руку, что держит сталь, это оказался маленький кулачок с белыми костяшками, сжимающий рукоять.
— Ты сжимаешь его слишком сильно, — мягко сказал Воронья Кость. — Если так держать, то...
Он перекатился и выбросил руку вверх, выкрутив маленький кулак. Раздался резкий крик, и Воронья Кость уже держал нож в одной руке, а второй схватил маленького незнакомца за грудки.
Это оказался курносый мальчишка, с копной огненных волос и красным лицом, словно обгоревший на солнце поросячий зад. Потирая руку, мальчик впился в Воронью Кость скорее яростным, чем испуганным взглядом.
— И кто же это осмелился держать нож у горла принца Норвегии? — спросил Воронья Кость, и мальчик задёргался, пока не понял, что хватка на его груди не ослабевает.
— Экхтигерн мак Ойенгуссо, — сказал он, а затем добавил с вызовом. — Мой отец причетник здесь.
— Ятра Одина, — прорычал Воронья Кость. — У вас что, вообще не бывает простых имён? И где это — здесь? И что за причетник?
Мальчик принялся объяснять ему сдавленным голосом, пока Воронья Кость не ослабил хватку. Монастырь Буйте, так называлось это место, где отец Экхтигерна, причетник, читал трактаты и обучал. Воронья Кость припомнил, что на латыни лектор означает — чтец.
— Ты убьёшь меня? — спросил мальчик напоследок, и Воронья Кость чуть приподнял подбородок и усмехнулся.
— Зачем? — спросил он, а мальчик заморгал, внезапно впервые увидев разноцветные глаза Олафа, и ему это не понравилось.
— Потому что твои сородичи, язычники-даны сейчас в церкви, — ответил он обречённо, его губы дрожали. — И мой отец там же.
Воронья Кость выпустил мальчика, и тот осел, потирая горло и глядя в лицо Олафа.
— Они не мои сородичи, — сказал Воронья Кость. — Я здесь вместе с воинами короля Гилла Мо, мы как раз выслеживаем их, так что ты можешь показать мне, где они.
— Ты сражаешься за королевство Брега? — произнёс мальчик, обнадёживающее улыбнувшись. — Но ты из данов.
— Не все северяне — даны, парень, — ответил Воронья Кость, поднимаясь на ноги и подбирая шлем. Он поморщился, ощупывая мышцы. — Как и не всем северянам по нраву король Дюффлина.
Бегущий человек застал их обоих врасплох; мальчик вскрикнул, а Воронья Кость выругался, судорожно пытаясь вытащить меч. Человек, скорее тёмное пятно в тумане, ломился вперёд, споткнулся об обломки ограды и свалился прямо под ноги Олафу.
Воронья Кость взглянул на него и увидел белое, испуганное лицо Берто.
— Лучник... — выдохнул Берто, и в это мгновение вторая фигура, словно тень, показалась из тумана. Лейф, подумал Воронья Кость и вытащил меч, приготовившись к бою.
Лейф спотыкался и кричал, ошарашив всех. Только что он гнался за Берто, а сейчас, кажется, сам спасался от кого-то бегством. И тут же, прямо на них, к подножию каменного креста выскочила жёлтая сука, оскалив жёлтые клыки. Лейф упал, собака сомкнула челюсти на руке, которой он пытался защитить шею, и принялась таскать Лейфа туда-сюда, словно крысу.
— Отзови собаку, — хрипло приказал Воронья Кость, и Берто принялся причмокивать изо всех сил. Желтая сука, не разжимая челюстей, просто тащила вопящего Лейфа к маленькому венду.
— Волосатые ятра Одина! — Воронья Кость вспыхнул гневом и ударил рычащий жёлтый клубок шерсти мечом, хоть и плашмя, но достаточно сильно, чтобы отогнать собаку прочь, но та с мрачной решимостью продолжала. Тогда ирландский мальчишка пронёсся мимо безуспешно махающего руками и причмокивающего Берто, остановился позади собаки, схватил её за хвост и сунул ей в задницу два пальца.
Возмущённая сука разжала челюсти и взвыла, позволив Лейфу, наконец, отползти. Мальчик быстро отскочил назад, когда сука крутанулась, чтобы цапнуть его. От увесистого пинка Вороньей кости собака упала и несколько раз перевернулась, и когда, пошатываясь, сумела подняться, ярость схватки уже покинула её. Берто бросился к собаке, а Воронья Кость схватил истекающего кровью Лейфа и поднял его на колени.
— Ты стрелял в меня, задница, — гаркнул он, но глаза Лейфа закатились, и Вороньей Кости хватило одного взгляда на изодранную в клочья правую руку, чтобы понять, что тот уже никогда не выстрелит из лука, даже если выживет. Олаф отпустил его, и Лейф повалился на землю, словно пустой мешок.
— Ты цел? — спросил Олаф Берто, тот лишь затряс головой, глаза широко открыты от удивления, а лицо бело как туман. Жёлтая сука поглядывала на Воронью Кость с укоризной.
— Он пытался подстрелить тебя, и мы схватились, — наконец удалось вымолвить Берто. — Он оказался сильнее, и мне пришлось бежать. А Желтая бросилась за ним, когда он побежал за мной.
Ирландский мальчик вытер пальцы о траву и Воронья Кость кивнул ему.
— Хороший трюк.
— Мы держим собак, а они вечно грызутся меж собой, — ответил он спокойно. — А теперь, мы можем пойти и помочь моему отцу?
— Показывай дорогу, — приказал Воронья Кость, и мальчик пристально посмотрел на стонущего Лейфа. Воронья Кость вздохнул; не стоило оставлять в тылу кого-то из врагов, даже раненого, такого как Лейф. Олаф подошел к нему, вспомнив как высокий, длинноногий Лейф смеялся вместе со всеми вокруг костра, как тянул веревки во время шторма. Статный воин с аккуратно подстриженной бородой с проседью, когда он напивался, то хихикал совсем как девушка.
Лейф потерял шлем, но на его голове всё ещё сидел стёганый подшлемник, словно женский чепчик, выглядевший нелепо на бородатом воине. Но сейчас было не до смеха, и Лейф даже перестал стонать, когда Воронья Кость опустился на колени, и блестящие чёрные глаза раненого наполнились страданием, он хорошо понимал, что сейчас должно произойти.
— Ты же принц, — выдохнул он, слюна выступила на губах. — Прояви милосердие.
— Однажды, — произнёс Воронья Кость задумчиво, — где-то далеко-далеко, не спрашивай меня где, дровосек отправился в лес с топором на плече. Д