Воронья Кость взглянул на топор, подняв взгляд от тела Гудрёда. Он улыбался.
— В этом свете Дочь Одина выглядит не очень привлекательной. Я не уверен, что хочу жениться на ней сегодня, или завтра. Ещё успеется. Я не хочу, чтобы этот проклятый топор обрубил мне дорогу к трону короля Норвегии. Это всего лишь хунн в игре королей, — с другой стороны, может показаться не по-христиански, если слова Адальберта сбудутся.
"Хунн" или "кучка" — этим словом называли все остальные фигуры на доске, которыми можно легко пожертвовать, чтобы обеспечить королю победу. Орм и Финн обменялись взглядами. Арнфинн чуть склонил голову и уставился на топор, торчащий из головы Гудрёда.
— Эх, — вздохнул Финн, — знать бы заранее, что ты задумал, ещё до того, как мы вошли в этот зал. Прежде чем ты устроил здесь всё это.
— Именно так, — сказал Орм и пожал плечами. — И заметь, мне кажется, это разумное решение. Возможно, из тебя всё же получится великий король.
Мартин завыл, издав протяжный вопль тоски и ярости. Он выл, пока не закашлялся, затем сплюнул сгусток крови, и тяжело дыша, рухнул на пол. Орм наблюдал за ним, вспоминая долгие годы, боги, прошло столько лет, с тех пор как он первый раз увидел этого священника, с аккуратно выбритой тонзурой, в опрятной рясе, он улыбался белыми зубами и даже глазами, когда тепло поприветствовал его и Эйнара в крепости Бирки.
А сейчас его разбитый в кровь, беззубый рот извергал проклятия, безумные глаза метались словно дикие звери в лесной чаще его всклоченных и нечёсаных волос и бороды. Мартин поднялся на колени, бормоча проклятия и молитвы своему богу, стуча кулаками по земляному полу; и даже Финн с Ормом заметили, что Мартин испытывает неподдельную скорбь.
— Копьё, копьё, — бормотал Мартин, не переставая, а Воронья Кость, уже на полпути к двери длинного зала, обернулся и поднял копьё. Мартин мигом притих, словно младенец, которому вручили медовую сладость. Казалось, он застыл на месте, уставившись на копьё, словно охотничья собака, учуявшая след.
— Вот эта палка? — спросил Воронья Кость и поднял копьё повыше. Ранее он никогда не видел его вблизи, а сейчас почувствовал в руке его вес, ближе к наконечнику древко утолщалось, чтобы придать копью мощи, когда острие достигнет цели. Длинный стальной наконечник отсутствовал, на конце осталось лишь металлическое навершие длиной в полпальца, рукавом охватывающее окончание древка.
В своё время это было хорошее копьё, подумал Воронья Кость, а ведь я разбираюсь в копьях. Он взвесил его в руке, оно показалось ему несбалансированным, ведь металлический наконечник отсутствовал. Но, тем не менее, он нашел точку равновесия, пару раз качнул копьё, и замахнувшись, метнул.
— Забирай, ведь ты так сильно хотел его, — произнёс он тихо. Древко выскользнуло, вращаясь в полёте, получился отличный, чуть по дуге бросок. Мартин подался вперёд и вытянул руки, чтобы поймать его и прижать к себе, словно дитя, его лицо сияло, а глаза светились ликованием.
Древко проскользнуло сквозь его пальцы и вонзилось в грудину, раздался треск, словно сломалась доска корабельной обшивки. Олаф метнул его с такой силой, что металлический набалдашник проткнул сердце, словно кожаный мешок, и вышел со спины, пробив тело насквозь.
Мартина отбросило назад, он упал. Копьё, вышедшее из спины, левее хребта, вонзилось в утоптанный земляной пол, увлажнённый кровью Гудрёда, так что священник повис, насаженный на копьё, он хватал руками воздух, и забормотал, подняв лицо небу.
— Иису...— прохрипел Мартин, хватаясь за окровавленное древко, его голос затухал и стал тихим, как шелест крыльев мотылька, он задыхался.
— Dimitte nobis debita nostra, libera nos ab igne inferni[29].
— Что он сказал? — хрипло спросил Финн, внимательно наблюдая за задыхающимся, умирающим Мартином. Арнфинн и его воины отпрянули назад от проклятого монаха, яростно осеняя себя крестными знамениями.
— Охранная молитва, чтобы не попасть в чертог Хель, — ответил Орм, затем отрешённо взглянул на Воронью Кость, ошарашенный внезапной смертью проклятия всей своей жизни.
Он ушёл. Шестнадцать лет, осознал внезапно Орм, прошло с тех пор, как норны переплели нити Орма и Мартина в гобелене жизни, и стремительный поток образов почти затопил его разум. Вот улыбчивый Мартин, худощавый и опрятный, стоит на отполированном полу зала в Бирке. А вот он болтается, подвешенный за ноги на мачте "Сохатого", когда Эйнар отхватил ему мизинец ножом правды. А вот он, обожжённый солнцем Серкланда до черноты. Или вот он сидит рядом с окровавленными останками Старкада в древней церкви, возведённой греками из Константинополя. А вот он ковыляет по заснеженной степи, а потом, с хитрым видом и чернозубой улыбкой стоит на главной площади Киева.
Ушёл. Все его замыслы и злоба ушли вместе с ним, растворившись, как дым. Орм вздрогнул и встряхнулся, придя в себя, и посмотрел на юношу, который сделал это, просто метнув копьё.
Воронья Кость просто пожал плечами, глядя на ошарашенных Орма и Финна, затем глубоко вдохнул и шумно выдохнул.
— Вы должны были сделать это давным-давно, — сказал он. — Если вообще собирались играть в игру королей.
Эпилог
На галечном берегу стояли трое, наблюдая, как их воины грузились на корабли. Совсем недавно они опустили Мартина в обложенную камнями могилу, копьё положили ему на грудь. Лишь они были свидетелями этого, да ещё священник Адальберт, который пробормотал необходимые слова, а после начал расспрашивать Воронью Кость насчёт копья. Орм задумался, насколько долго эта могила останется нетронутой.
— А как же топор? — спросил Финн, и Воронья Кость ухмыльнулся.
— Этот топор, конечно же, погубит Хакона-ярла, — сказал он, и двое вопросительно уставились на него. Тогда Воронья Кость на пальцах объяснил им, в чём дело.
— Арнфинн со своими братьями уже начали борьбу за топор, ещё до того, как с пола вытерли кровь Гудрёда, — сказал он. — Когда топор уничтожит их всех, придёт Хакон-ярл и заберёт его, а может, и Оркнеи тоже, ведь он способен на многое.
— Почему люди так хотят обладать этим топором, если он приводит их к гибели? — подумал Орм вслух и Воронья Кость снисходительно улыбнулся.
— Потому что Дочь Одина приносит победу. Но лишь достойному.
Они оба посмотрели на Олафа, было ясно, что он считал себя героем из рода Инглингов.
— Я вырву её из руки Хакона вместе с троном Норвегии, — спокойно продолжал Воронья Кость. — Он недостоин женитьбы на Дочери Одина, но я докажу своё право на неё, силой взяв высокое кресло Хакона и добуду себе славу. Лишь тогда Дочь Одина будет достойна меня, также, как и я буду достоин её. И вместе мы построим на севере империю.
Орм грустно улыбнулся ему в ответ.
— Постарайся сделать это прежде, чем Кровавая секира вернётся обратно к той богине. Мне кажется, ты не переживёшь ещё одну встречу с саамами.
— И особенно с их новой богиней, — прорычал Финн и замолк, покачав головой.
— Ты избрал дурной способ избавиться от той вендской женщины, — добавил он.
Воронья Кость холодно взглянул на него.
— Я думаю, у вас с ней всё равно не вышло бы ничего хорошего, — упрямо продолжал Финн, он прищурился и поскреб жесткую бороду. — Кажется, она испытывала к тебе какие-то чувства, и не по своей воле смирилась с участью — стать новой богиней горы.
— Страх и любовь — они как лис и пёс, — сказал Воронья Кость, и звук его голоса вызвал мурашки на их шеях. — Они никогда не будут гулять вместе, поэтому лучше всего выбрать или одно, или другое. А для принцев и королей безопаснее всего, чтобы их больше боялись, нежели любили.
Затем он вздохнул и пожал плечами.
— И всё же, мне жаль, — добавил он, а мгновением позже сочувствие улетучилось из его голоса. — Я так и не смог заставить жёлтую собаку покинуть её. Мне будет не хватать этой псины, но, я слышал, что из Энглиска, из набегов, привозят хороших псов.
Они наблюдали, как он, ничуть не заботясь о сапогах, беспечно шагал по обледенелой гальке и мелководью, затем взобрался на борт корабля, на котором развевался его флаг с нахохлившимся ястребом. Гребцы загрохотали вёслами, и драккар скользнул прочь сквозь ледяную кашицу, воины закричали и подняли кроваво-красный парус. В своё время, как сказал им Воронья Кость, он обязательно покрасит корабль в чёрный цвет и назовёт его "Тень".
Это выглядело жалким отголоском Обетного Братства и их "Сохатого", но это зрелище принесло Орму скорее разочарование, чем радость.
— Пусть боги хранят нас, когда он станет королём Норвегии, — проворчал Финн и почесал бороду.
— В Ирландию, не так ли? — спросил он, и Орм мрачно улыбнулся. Ирландия и Торгунна.
— Вызволять строптивую жену из лап христианских священников в Ирландии, — прорычал Финн, покачивая головой, и отправился вместе с Ормом на свои корабли.
— Должно быть, это не так опасно, чем отправиться вместе с кровожадным Вороньей Костью.
Истороическая справка
Эрик Кровавая Секира — второй король Норвегии (930—934), старший сын Харальда Прекрасноволосого. Одно из предположений гласит, что это замечательное прозвище он получил из-за того, что поссорился с остальными братьями и убил четверых из них. Моё мнение — прозвище "Блотокс" переводится как "кровавый топор", но возможно, более точно перевод звучит как "жертвенный топор", который связан с древним норвежским кровавым жертвоприношением. Мне пришлась по душе эта идея, ведь такой топор вполне мог быть вероломным даром Одина.
Без сомнения, Эрик — историческая фигура, как и его жена — Гуннхильд, которая преследовала Воронью Кость с самого его рождения. Гуннхильд была известна своими магическими способностями — сейдром. Ещё до того, как выйти замуж за Эрика, она жила с двумя саамскими шаманами и обучалась у них магии, а затем отправила Эрика убить их, и вышла за него замуж.