— Я не сказала бы, если бы не была уверена, — недовольно ответила Блю.
Хелен чуть заметно улыбнулась и направила вертолет в ту сторону, куда указала Блю.
— Блю.
Это заговорил Ронан — впервые за все время, — и все, даже Хелен, повернулись к нему. Он сидел, наклонив голову, в позе, которую Ганси счел вызывающей. И взгляд, который он устремил на Блю, пожалуй, должен был проткнуть ее насквозь.
— Вы знаете Ганси? — спросил он.
Ганси вспомнил, как Ронан, прислонившись к Свину, снова и снова прокручивал запись на диктофоне.
Под устремленными на нее взглядами Блю явно приготовилась к обороне.
— Видела его только раз, — неохотно ответила она.
Крепко сцепив пальцы и упершись локтями в колени, Ронан перегнулся через Адама ближе к Блю. Он умел принимать грозный вид.
— И каким же образом, — спросил он, — вам удалось узнать имя Ганси?
К чести Блю, она не отшатнулась. Ее уши порозовели, но она твердо сказала:
— Прежде всего не лезьте мне в лицо.
— А если полезу?
— Ронан… — сказал Ганси.
Ронан выпрямился.
— Мне тоже хотелось бы это знать, — сказал Ганси. Ему казалось, что его сердце полностью утратило вес.
Блю, уставившись в пол, теребила оборки своего немыслимого платья.
— Думаю, что вы имеете на это полное право, — сказала она, немного подумав. И рассерженно добавила, указав на Ронана: — А вот таким способом вы от меня никаких ответов не добьетесь. Если он еще раз сунется ко мне — будете искать то, что вам нужно, сами. Я… Знаете что: я скажу вам, как узнала ваше имя, а вы объясните мне, что значит рисунок, который я видела в вашей тетради.
— С каких это пор мы ведем переговоры с террористами? — спросил Ронан.
— С каких это пор я стала террористкой? — огрызнулась Блю. — Лично мне кажется, что я пришла, чтобы дать вам то, что вы, парни, уже давно ищете, а вы строите из себя невесть что.
— Не все, — возразил Адам.
— Я ничего не строю из себя, — сказал Ганси. Ему было очень неприятно думать, что он может не понравиться ей. — Ну так что же вы хотите узнать?
Блю протянула руку.
— Погодите. Сейчас я покажу, что имела в виду.
Ганси позволил ей снова взять свою тетрадь. Пролистав несколько страниц, она повернула тетрадь к нему, держа ее так, что и сама могла видеть страницы. Там описывался артефакт, который Ганси нашел в Пенсильвании. Ну и кое-где он набросал какие-то рисунки.
— По-моему, это человек, бегущий за автомобилем, — сказал Ганси.
— Не то. Вот это. — Она ткнула пальцем в другую закорючку.
— Это силовые линии. — Он протянул руку, чтобы забрать тетрадь. В этот момент он был странно, чрезмерно насторожен и заметил, насколько внимательно Блю следила за тем, как он это сделал. Он не сомневался в том, что от ее внимания не ускользнуло то, насколько привычно его левая ладонь прильнула к кожаной обложке, то, что пальцы его правой руки отлично знают, сколько усилия приложить для того, чтоб страницы раскрылись именно там, где он хочет. Было совершенно ясно, что тетрадь и Ганси уже давно знакомы между собой, и он хотел, чтобы она заметила это.
Это я. Настоящий я.
Ему не хотелось слишком уж тщательно анализировать причину этого порыва. Вместо этого он сосредоточился на листании тетради. Ему потребовалось совсем немного времени, чтобы найти нужную страницу — карту Соединенных Штатов, испещренную изогнутыми линиями.
Он провел пальцем по одной из них, соединявшей Нью-Йорк и Вашингтон. Другая линия, перекрещивающаяся с нею, проходила через Бостон и Сент-Луис. Третья, пересекавшая обе первых горизонтально, пролегла через Вирджинию, Кентукки и далее на запад. Как всегда, вид начерченных линий вызывал чувство некоего удовлетворения, нечто такое, что приводило на память игру в «охоту за старьем»[9] и детские рисунки.
— Это три главные линии, — сказал Ганси. — Те, которые, вероятно, имеют значение.
— Значение для чего?
— Вы много прочитали?
— М-м… Кое-что. Много. Почти все.
— Те, которые, вероятно, имеют значение для поисков Глендура, — продолжил он. — Линия, пересекающая Вирджинию, дальше упирается в острова. Я имею в виду Англию.
Блю картинно закатила глаза и сделала это настолько выразительно, что Ганси заметил ее мимику, даже не поворачивая головы.
— Спасибо, я поняла, о каких островах идет речь. В городской школе не так уж плохо учат.
Он ухитрился снова обидеть ее, не приложив для этого никаких усилий.
— Конечно, нет. О двух остальных линиях известно, что на них происходит очень много необычного. Э-э… паранормальных явлений. Полтергейсты, люди-мотыльки, черные собаки…
Оказалось, что колебался он зря. Блю и не подумала смеяться над ним.
— Этот узор рисовала моя мать, — сказала она. — Силовые линии. И еще Нив — одна из женщин, которые живут у нас. Они не знали, что это такое. Знали только, что это важно. Поэтому и я захотела узнать.
— Теперь вы, — бросил Ронан.
— Я… видела дух Ганси, — ответила она. — До этого я никогда не видела духов. Я вообще не вижу таких вещей, а на этот раз случилось. Я спросила, как вас зовут, и вы ответили: «Ганси. Да, это все». Если откровенно, это была одна из причин, по которой я решила отправиться с вами сегодня.
Ответ полностью удовлетворил Ганси — как-никак, она была дочерью экстрасенса, и то, что она сказала, полностью соответствовало записи на диктофоне — но ему все же показалось, что это не полный ответ.
— Где это было? — требовательно спросил Ронан.
— Я сидела на ограде с одной из своих сводных теток.
— Этот ответ, похоже, удовлетворил и Ронана, потому что теперь он поинтересовался:
— С кем сводных?
— Боже! — воскликнул Адам. — Ронан, прекрати.
Наступило напряженное молчание, лишь ровно рычал вертолет. Все ждали — понимал Ганси — его решения. Поверил ли он ее ответу, считает ли он, что нужно следовать по указанному ею направлению, доверяет ли он ей?
Ее голос был записан на диктофон. Он чувствовал, что у него, похоже, нет выбора. И думал, хотя и не желал говорить это вслух при Хелен: «Ронан, ты прав. Начинается, что-то начинается». И еще он думал: «Адам, расскажи мне, что ты о ней думаешь. Скажи, почему ты доверяешь ей. Хоть на этот раз избавь меня от необходимости решать. Я ведь не знаю, прав ли я». Но вместо этого он сказал:
— Я хотел бы, чтобы мы были друг с другом откровеннее. Хватит игр. И это касается не только Блю, а всех нас.
— Я всегда откровенен, — сказал Ронан.
— О, старина, я такого вранья от тебя еще не слышал, — отозвался Адам.
— Ладно, — сказала Блю.
Ганси подозревал, что никто из них не был полностью честен, но, по крайней мере, он сообщил им, чего хотел. Иногда ему оставалось надеяться лишь на такие вот публичные заявления.
В наушниках вновь воцарилась тишина; Адам, Блю и Ганси старательно смотрели в окна. Внизу тянулась зелень, зелень и снова зелень; с этой высоты все казалось совершенно необычным — набором игрушек с бархатными полями и деревьями размером с брокколи.
— Что мы ищем? — спросила Хелен.
Ганси сказал:
— Как обычно.
— И что бывает обычно? — поинтересовалась Блю.
Обычно почти всегда оказывалось многими акрами, где не было ничего, однако об этом говорить Ганси не стал.
— Иногда силовые линии имеют какие-то внешние признаки, которые видны с воздуха. В Англии, например, некоторые линии можно определить по изображениям лошадей на склонах холмов.
Уффингтонскую белую лошадь, силуэт длиной 300 метров на склоне мелового холма в Англии, он впервые увидел, когда летел вместе с Мэлори на маленьком самолетике. Как и все связанное с силовыми линиями, лошадь была не совсем… стандартной. Изображение было стилизовано и вытянуто — изящный жутковатый силуэт, больше походивший на символ лошади, чем на настоящую лошадь.
— Расскажи ей о Наске, — посоветовал Адам.
— О, конечно! — обрадовался Ганси. Блю прочла многое из того, что имелось в тетради, но ведь туда входило далеко не все. К тому же она в отличие от Ронана, Адама и Ноа не жила этими интересами на протяжении целого года. Он вдруг почувствовал, что ему трудно сдержать возбуждение от одной только мысли, что сейчас он сможет все ей объяснить. Если ему удавалось изложить разом все факты, история всегда казалась более достоверной.
— В Перу на земле изображены сотни линий, которые складываются в различные изображения: обезьян, птиц, людей и вымышленных созданий. Они созданы много тысяч лет назад, но разглядеть их можно только с большой высоты. С самолета. Они просто слишком велики, и при взгляде с земли разбиваются на отдельные ничем не связанные детали. Когда стоишь рядом, то видишь всего лишь извилистую тропу.
— Вы видели их своими глазами, — утвердительно заметила Блю.
Когда Ганси сам увидел огромные, странные, симметричные картины Наски, он понял, что не имеет права отступить до тех пор, пока не отыщет Глендура. Его поразили размеры линий — причудливые рисунки в сотни и сотни футов в глубине пустыни. Его изумила виртуозность изображений. Рисунки были математически точны в своем совершенном качестве, их симметрия не имела ни одного изъяна. И последним, что поразило его до самых печенок, был эмоциональный порыв, таинственная тупая боль, которая никак не желала прекращаться. Ганси казалось, что он просто не выживет, если не узнает, означают ли что-то эти линии.
Об этой части своей эпопеи с поисками Глендура он никогда и никому не рассказывал. И вообще-то не собирался.
— Ганси, — позвал Адам, — что там такое?
Четверо пассажиров дружно повернули головы, а вертолет замедлил движение. Они уже достигли гор, и почва повышалась навстречу машине. Неровные склоны, покрытые таинственными зелеными лесами, бурным темным морем скатывались сверху. Но среди склонов и расщелин отчетливо выделялся уходящий под уклон зеленый ковер поля, отмеченного бледными пунктирными линиями.