— Наверное, она готовит очень много карри.
На лестнице скрипнула ступенька; Калла и Блю вздрогнули.
— Можно мне подняться? — спросила Персефона. Вопрос был явно риторический, потому что она уже поднялась и стояла на верхней ступеньке. На ней было кружевное платье, которое сшила для нее Блю. Волосы она плотно убрала, а это говорило о том, что она готова к грязной работе.
— Персефона! — воскликнула Калла. Она уже преодолела испуг и теперь просто сердилась из-за того, что испугалась. — Нужно же хоть какие-то звуки издавать, когда входишь в комнаты!
— Я шла так, чтобы ступеньки скрипели, — указала Персефона. — Мора сказала, что они вернутся к полуночи и что вам нужно управиться до тех пор.
— Так она знала? — воскликнули Блю и Калла.
Персефона, изогнувшись, рассматривала черную кожаную маску с длинным острым клювом.
— Но вы же не думаете, что она поверила вашим разговорам насчет кино про карликов?
Калла и Блю переглянулись. Блю поспешно соображала, что же все это значит. А значило это, что Мора не меньше, чем они, хочет узнать, чем занимается Нив.
— Может быть, пока мы не начали, объясните мне, чем Нив объяснила свой приезд в Генриетту? — спросила она.
Калла бродила по комнате, потирая руки, как будто не то грела их, не то прикидывала, что взять для начала.
— Все очень просто. Твоя мать пригласила ее сюда, чтобы разыскать твоего отца.
— Ну, — поправила ее Персефона, — это не совсем так. Мора сказала мне, что Нив сама обратилась к ней. Именно Нив сказала, что сможет его найти.
— Как вер-блю-да в пустом мешке? — подмигнув, спросила Калла.
— Я предпочла бы, чтобы ты нашла какое-нибудь другое выражение, — сказала Блю.
— То есть извлекла бы его из ниоткуда, — послушно произнесла Калла. Она взяла какую-то свечку и добавила: — Странно это…
Блю скрестила руки на груди.
— Все равно мне очень не хватает хоть каких-нибудь подробностей.
Калла переложила свечу из левой руки в правую.
— Если в общих чертах, то он появился 15 лет назад, очаровал Мору до потери рассудка, год они, что называется, дружили, хотя пользы от него не было никакой, надул ей пузо и исчез, едва только ты родилась. Он был очень умен и сдержан в разговорах о себе, поэтому я думаю, что он был каким-нибудь бродягой с уголовным прошлым.
— Калла! — повысила голос Персефона.
— Меня это ничуточки не трогает, — сказала Блю. И правда, как можно тревожиться из-за прошлого какого-то неведомого ей человека? — Я всего лишь хочу знать факты.
Персефона покачала головой.
— Ты просто на удивление рассудительна.
Блю пожала плечами и повернулась к Калле.
— И что тебе говорит эта свеча?
Калла вытянула руку, в которой держала свечу, и прищурилась.
— Только то, что ее используют для ясновидения. Вернее, для поиска предметов. Как я и ожидала.
Она продолжила осматривать помещение в поисках более многообещающих предметов, а Блю задумалась о том, что ей только что рассказали об отце, и обнаружила, что все равно испытывает к нему совершенно беспричинную нежность. К тому же она с удовольствием услышала, что он был умен.
— Я слышала, как мама сказала Нив, что поиски должны быть примерно такими же, как в онлайне.
— Похоже на правду, — ответила Калла. — Это же всего лишь любопытство. Нельзя сказать, чтобы она была к нему так уж привязана.
— О, не знаю, не знаю, — пропела Персефона.
Блю сразу насторожилась.
— Постой, постой, так ты считаешь, что мама до сих влюблена в… У него было какое-нибудь имя?
— Пупсик, — сказала Калла, а Персефона захихикала, видимо, вспомнив ошалевшую от любви Мору.
— Ни за что не поверю, чтобы мама называла какого-нибудь мужчину пупсиком, — заявила Блю.
— Тем не менее так было. И еще, любовь моя. — Калла взяла пустую миску. На донышке засохла корка, словно когда-то здесь была какая-то густая жидкость. Вроде теста для пудинга. Или крови. — И еще, мой орешек.
Блю стало стыдно за дурацкое поведение матери.
— А вот это ты уже выдумываешь.
Персефона, слегка порозовевшая от сдерживаемого смеха, покачала головой. Несколько локонов уже выбились из пучка, и у нее был такой вид, словно ее краем задел промчавшийся торнадо.
— Увы, нет.
— Но с какой стати кого-то можно назвать…
— Задействуй свое воображение, — посоветовала Калла, повернувшись к Блю и картинно вскинув одну бровь, а Персефона все же расхохоталась.
Блю скрестила руки на груди.
— Ну, конечно…
Ее серьезность заставила родственниц полностью утратить контроль над собой. Покатываясь со смеху, они наперебой перечисляли другие ласкательные прозвища, которые Мора, судя по всему, насочиняла восемнадцать лет назад.
— Да, его звали Баттернат, — выдавила из себя Персефона. — Серый орех.
— Леди, — сурово сказала Блю, — у нас осталось только 45 минут. Калла, потрогай-ка вот это. — Она указала на зеркала. Они казались ей самыми зловещими из всех странных предметов, имевшихся в помещении, что было вполне веским предлогом для того, чтобы заняться ими.
Подавив смешок, Калла подошла к зеркалам. В очевидной бессмысленности их расположения, когда они не отражали ничего, кроме самих себя, было что-то тревожащее.
— Не вставай между ними, — предупредила Персефона.
— Я что, по-твоему, дура? — огрызнулась Калла.
— А почему между ними нельзя вставать? — спросила Блю.
— Кто знает, что она с ними делала. Я вовсе не хочу, чтобы мою душу упрятали в бутылку в каком-нибудь другом измерении или где-нибудь еще. — Калла взялась за край одного из зеркал, внимательно следя за тем, чтобы оставаться вне поля зрения второго. Потом, нахмурившись, протянула руку назад. Блю с готовностью подала свою руку, и Калла, не оглядываясь, стиснула ее пальцы.
Следующие две-три секунды было слышно лишь жужжание насекомых за окном.
— Наша крошка Нив, оказывается, полна честолюбия, — пророкотала в конце концов Калла, крепче стискивая и пальцы Блю, и раму зеркала. — И нынешней славы для нее, по-видимому, мало. Быть телезвездой все равно что не быть никем.
— Хватит ехидничать, Калла, — перебила ее Персефона. — Лучше расскажи, что ты видишь.
— Я вижу, как она вон в той черной маске стоит между зеркалами. Должно быть, я вижу ее еще там, откуда она пришла, потому что зеркал четыре. Два других больше, чем эти, и стоят позади их. Я вижу ее во всех четырех зеркалах, в каждом отражении она носит маску, но выглядит везде по-разному. В одном она худощавее. В другом одета в черное. Еще в одном кожа у нее какая-то не такая. Не могу понять, что они… Вероятности, пожалуй. — Калла умолкла. Блю представила себе четырех разных Нив, и ее передернуло от легкого озноба. — Дай-ка мне маску. Нет, Блю, ты стой на месте. Персефона…
Персефона осторожно взяла маску и подала ее Калле. Снова последовала пауза, во время которой она считывала предмет, стиснув пальцы так, что костяшки побелели.
— Она купила ее, когда была разочарована, — сказала Калла. — Наверное, плохой рецензией на какую-то из ее книг. Или ее телешоу? Нет. Она посмотрела статистику для одного или другого, и она-то ее разочаровала. Я определенно вижу цифры, именно о них она и думала, когда покупала вот это. И все сравнивала себя с Лилой Полотски.
— А это еще кто? — спросила Блю.
— Экстрасенс, еще знаменитее, чем Нив, — ответила Калла.
— Я и не думала, что такое возможно, — призналась Блю. Действительно, кто еще из экстрасенсов мог в этом недоверчивом мире иметь больше славы, чем обладательница собственного телешоу и четырех опубликованных книг?
— О, еще как возможно, — сказала Калла. — Спроси Персефону.
— Ничего не могу сказать, — ответила Персефона. Блю не поняла, что она имела в виду: возможность стать знаменитостью или просто наотрез отказалась отвечать на вопрос.
Калла вернулась к своему рассказу.
— Так или иначе наша Нив решила поездить по свету и заработать еще немного уважения. А эта маска помогает ей видеть все это воочию.
— Но как это связано с тем, что она поселилась у нас? — спросила Блю.
— Еще не знаю. Нужно найти предмет получше. — Калла отпустила зеркало и повесила маску на тот крючок, где она висела прежде.
Они еще прошлись по комнате. Блю обнаружила хлыст из трех прутьев, связанных вместе красной лентой, и красную маску, очень похожую на черную. У окна она обнаружила источник зловония: небольшой наглухо зашитый тряпичный мешочек.
Она вручила мешочек Калле, та подержала его несколько секунд и небрежно сказала:
— Асафетида. Всего лишь защитное заклинание. Во сне ее пугали призраки, и она так защитилась.
Персефона, пригнувшись, провела ладонями над одной из чаш. То, как она держала ладони, почти не шевеля пальцами, напомнило Блю о том, как Ганси водил рукой над озерцом в Кейбсуотере.
— Все это просто переполнено неуверенностью. Так я чувствую. Может быть, все разгадывается очень просто: она приехала сюда, чтобы помочь Море, но в Генриетте ее развернуло в другую сторону.
— Это из-за дороги мертвых? — спросила Блю. — Я как-то застала ее, когда она ворожила ночью, и она сказала, что благодаря дороге мертвых здесь гораздо легче быть экстрасенсом.
Калла презрительно усмехнулась и подошла поближе к кровати, чтобы осмотреть то, что находилось рядом с ней.
— И легче, и труднее, — сказала Персефона. — Она дает очень много энергии, так что получается примерно то же самое, что и когда находишься в одной комнате с тобой. Только все время. И одновременно, как с твоими мальчиками. Очень громко.
Мои мальчики! — подумала Блю; сначала она рассердилась, потом почувствовала себя польщенной, а потом снова рассердилась.
— Калла, что ты ищешь? — спросила Персефона.
— Одиннадцать месяцев назад Нив позвонил какой-то тип, — ответила Калла, все так же стоя к ним спиной, — и спросил ее, не сможет ли она приехать в Генриетту. Он оплатит и дело, и все расходы. А здесь она должна была приложить все свои силы и знания, чтобы проследить силовую линию и отыскать «место силы». Он точно знает, что оно находится где-то поблизости, а сам отыскать не может. Она ответила е