действием, а скорее, ощущением.
— Ну, хорошо, — ответил Велк. — И что же вы чувствуете?
Нив, прижав к губе палец с прекрасно ухоженным розовато-лиловым ногтем, оглядела результат своих трудов.
— Я сделала пентаграмму. Это очень могущественная фигура для любых заклинаний, и я хорошо умею пользоваться ею. Некоторые находят ее трудной в использовании или слишком ограничивающей возможности, но меня она вполне устраивает. Зажженная свеча дает энергию, а незажженная — ее притягивает. В гадательной чаше я вижу другой мир, а в пустую чашу он вливается. Скрещенные ножные кости трех убитых мною воронов нужны для того, чтобы показать дороге мертвых суть заклинания, которое я буду использовать. А потом, видимо, я положу вас в центр пентаграммы истекать кровью до тех пор, пока линия не пробудится.
Потом она посмотрела на Велка тяжелым взглядом и добавила:
— По ходу дела может потребоваться какая-нибудь коррекция. Здесь нужен гибкий подход. Знаете, Баррингтон, мало кто интересуется механикой моей работы.
— Мне это очень интересно, — заверил ее Велк. — Иногда сам процесс бывает даже интереснее результата.
Тут она повернулась к нему спиной, чтобы взять ножи, и он стряхнул с рук веревку. Потом выбрал среди упавших веток подходящую и со всей силы ударил Нив по голове. Он сомневался, что убьет ее первым же ударом, потому что ветка была зеленая и гнулась в руках, тем не менее Нив рухнула на колени.
Она сразу же застонала и медленно повернула голову, и Велк для верности ударил ее еще раз. Потом связал ее той же веревкой, которую снял с себя, — наученный ее ошибками, он крепко затянул все узлы, — и, пока она не пришла в сознание, отволок ее в центр пентаграммы.
Потом он поднял голову и увидел Адама Парриша.
Блю впервые показалось, что находиться в Кейбсуотере для нее по-настоящему опасно, — опасно потому, что в ее присутствии все делается громче. Сильнее. В лес они попали уже глубокой ночью. Дождь сменился прерывистой моросью. Блю, охваченная предчувствиями и помнившая, что в давнем видении шел дождь, внимательно посмотрела на Ганси, когда тот вышел из машины, но его плечи были практически сухими, да и одет он был не в форму Эглайонби. А когда она видела его во время бдения у церкви, на нем совершенно точно был джемпер с вороном, и плечи у него совершенно точно были мокрыми. Не могла же она так изменить его будущее, чтобы эта ночь сделалась ночью его смерти, верно? Конечно, раз ей вроде бы суждено убить его или влюбиться в него, она никак не могла не встретиться с ним. И, конечно, Персефона не отпустила бы их сюда, если бы в эту ночь Ганси должен был умереть.
Пробираясь с фонарями по лесу, они обнаружили Свин, стоявший неподалеку от того места, где был брошен «мустанг» Ноа. От машины к деревьям вело несколько следов, как будто Адам не мог решить, где же именно ему лучше войти в лес.
При виде «Камаро» и без того мрачное лицо Ганси совсем окаменело. Не говоря друг другу ни слова, они пересекли границу леса.
На опушке ощущение чьего-то присутствия, ощущение возможности чего-то резко усилилось. Плечом к плечу они вошли под деревья и в следующий миг обнаружили, что их окружает дивный предвечерний свет.
Хотя Блю настроилась на встречу с волшебством, у нее все же перехватило дыхание.
— Что себе думает Адам? — пробормотал, ни к кому не обращаясь, Ганси. — Как ты можешь?.. — Он не договорил, утратив на полуслове интерес к собственному вопросу.
Появившийся перед ними «мустанг» Ноа в неземном золотом сиянии казался еще более сюрреалистическим, чем в тот раз, когда они нашли его. Солнечные стрелы пробивались сквозь лиственный полог и лежали пятнами на крыше, густо облепленной пыльцой.
Блю, остановившись перед машиной спереди, помахала спутникам рукой. Они подошли к ней и тоже уставились на лобовое стекло. За время, прошедшее с тех пор, как они побывали здесь в первый раз, кто-то написал на пыльном стекле одно слово. Оно сообщало округлыми рукописными буквами: «УБИТ».
— Ноа! — обратилась Блю к пустому воздуху — хотя он и не казался таким уж пустым. — Ноа, ты здесь, с нами? Это ты написал?
— О! — сказал Ганси.
Это был слабый невыразительный звук, но Блю и Ронан, не спрашивая, что Ганси имел в виду, посмотрели туда же, куда и он — на боковое водительское стекло. А там невидимый палец изображал другую надпись. И пусть Блю знала, что первое слово на стекле должен был написать не кто иной, как Ноа, она представила себе, как он делал это в телесном облике, которого сейчас не имел. Куда труднее было смотреть на буквы, возникающие сами по себе. И сейчас перед ее мысленным взором стоял Ноа с темными дырами вместо глаз, с проломленной вдавленной скулой, имеющий не очень-то человеческий облик. Даже в теплом послеполуденном лесу ее пробрала дрожь.
«Это Ноа, — подумала она. — Потягивает из меня энергию. А я это чувствую».
Слово на стекле появилось целиком.
«УБИТ»
А невидимый палец продолжал писать. Между «Т» и новым словом не хватило места, и второе слово частично залезло на первое.
«УБИТ»
И снова, снова, снова поверх прежних надписей:
«УБИТ»
«УБИТ»
«УБИТ»
Это продолжалось до тех пор, пока стекло водительской двери не оказалось совершенно чистым, почти полностью вытертым невидимым пальцем, начертившим на нем столько слов, что уже ни одно из них нельзя было прочесть. Пока оно не сделалось просто стеклом брошенного в лесу автомобиля с воспоминанием о бургере на переднем сиденье.
— Ноа, — сказал Ганси, — мне так жаль…
Блю смахнула слезы.
— И мне.
Шагнув вперед, наклонившись над капотом, Ронан дотянулся пальцем до лобового стекла и под взглядами своих спутников написал:
«ПОМНИМ».
Голос Каллы прозвучал в голове Блю так явственно, что она подумала, что его должны слышать и остальные: «Вашего отца сгубила тайна, и вы знаете, какая именно».
Закончив надпись, Ронан, не говоря ни слова, сунул руки в карманы и направился в лес.
Голос Ноа холодно и настойчиво прошипел в ухе Блю, но она не смогла понять, что он хотел сказать. Попросила его повторить — молчание. Подождала несколько секунд, и снова ничего. Адам был прав — Ноа делался все меньше и меньше.
После того как Ронан сорвался с места, Ганси тоже заторопился. Блю хорошо понимала его. Им нельзя было упускать друг друга из виду. Кейбсуотер казался таким местом, где можно было потеряться в мгновение ока.
— Эксельсиор, — без выражения произнес Ганси.
— И что это значит? — спросила Блю.
Ганси оглянулся на нее через плечо. Он снова сделался чуть больше похожим на того мальчика, которого она видела в церковном дворе.
— Вперед и вверх.
Глава 45
— Силы небесные! — воскликнул Велк, увидев Адама, стоявшего позади чаши, которую он только что пнул. В руке у Велка был очень большой и страшный с виду нож. Он был небрит, в нечистой одежде и походил на ученика Эглайонби после чересчур разгульных выходных. — Это еще что такое?
Голос его был донельзя раздраженным.
Адам не видел своего учителя латыни с тех пор, как выяснилось, что он убил Ноа, и сейчас поразился тому, какой всплеск эмоций испытал при этой встрече. Особенно когда понял, что происходит еще один ритуал и что перед ним лежит еще одна жертва. Он почти сразу же вспомнил лицо Нив — он видел ее минувшей ночью в доме № 300 по Фокс-вей. Нив смотрела на него из середины круга, образованного из вершин пентаграммы. И вид у нее был совсем не такой испуганный, каким, по мнению Адама, должен быть у связанного человека, лежащего в дьявольской фигуре.
Адам вроде бы подготовил несколько реплик, но когда он открыл рот, то произнес совсем не то, что намеревался.
— Почему Ноа? — спросил он. — Почему не какой-нибудь мерзавец?
Велк на долю секунды прикрыл глаза.
— Я не буду об этом разговаривать. Что тебе здесь надо?
Было совершенно ясно, что он не имел никакого понятия о том, что делать с фактором появления здесь Адама — ровно так же, как Адам не представлял себе, что делать с фактором Велка. Он должен был во что бы то ни стало помешать ему пробудить силовую линию. Все остальное (нейтрализация Велка, спасение Нив, отмщение за Ноа) было вторичным. Тут он вспомнил, что в сумке у него лежит отцовский пистолет. Возможно, если взять Велка на прицел, можно будет убедить его что-то сделать, но что именно? В кино все кажется очень простым: побеждает тот, кто вооружен. Но в действительности он не мог держать Велка под прицелом и одновременно связывать его, даже если бы было чем. Велк сможет с ним справиться. Может быть, Адам сможет воспользоваться веревками, которыми связана Нив…
Адам вынул пистолет. Он был тяжелым и неприятно ощущался в руке.
— Я пришел, чтобы не допустить повторения. Развяжите ее.
— Силы небесные, — повторил Велк.
Он в два шага подошел вплотную к Нив и приставил острие ножа к ее щеке. Ее губы чуть заметно напряглись.
— Положи пистолет, — сказал Велк, — или я искромсаю ей харю. А лучше, брось его сюда. Только не забудь поставить его на предохранитель перед тем, как бросить, а то ведь все равно убьешь ее.
У Адама мелькнуло неприятное подозрение, что будь на его месте Ганси, он сумел бы найти слова, которые разрешили бы ситуацию. Он расправил бы плечи, принял бы важный вид, и Велк сделал бы все, чего он потребовал бы. Но он не был Ганси, и потому сказал:
— Я пришел сюда вовсе не для того, чтобы кто-то умер. Я брошу пистолет в сторону, туда, где не смогу до него дотянуться, но только не в вашу сторону.
— Тогда я изрежу ей харю.
Лицо Нив оставалось совершенно безмятежным.
— В таком случае вы испортите весь ритуал. Или вы меня не слушали? Мне показалось, что вас интересовал его процесс.
Адам увидел ее глаза, и у него возникло странное, неприятное ощущение, будто он увидел в них что-то незнакомое. Как будто в них мелькнули разом и Мора, и Персефона, и Калла.
— Ладно, — сказал Велк. — Брось пистолет в сторону. А сам не вздумай подойти. — И тут же спросил Нив: — Что значит: испорчу ритуал? Вы мне голову морочите?