Ганси… — предупредила она, ощущая себя очень неуверенно и предчувствуя опасность.
— Я только хотел попробовать, — сказал Ганси; слова влажно впитывались в ее кожу. — Я хотел сделать вид, будто смогу…
Блю в видении закрыла глаза.
— Может быть, если я поцелую тебя, ничего плохого не будет, — сказал он. — Может быть, только тебе нельзя целовать меня…
В дупле Блю толкнули в спину, и она вырвалась из видения. Она успела только увидеть Ганси — настоящего Ганси, — который с выпученными глазами проталкивался мимо нее наружу.
Глава 47
Ганси позволил себе посмотреть лишь несколько мгновений обескураживающего видения — его пальцы ни с того ни с сего прикоснулись к лицу Блю, — а потом он выметнулся из дупла, оттолкнув с дороги настоящую Блю. Он должен был увидеть, что случилось с Адамом, хотя в душе ощущал нехорошее предчувствие, как будто знал заранее, что именно увидит.
Естественно, Адам, невредимый, стоял в кругу, уронив руки вдоль тела. В одной руке он держал пистолет. В нескольких футах от него, возле самой границы круга, лежал растоптанный Велк. Его тело было засыпано палыми листьями и ветками, как будто лежало здесь не несколько минут, а годы. Крови оказалось на удивление мало, а вот неестественное положение изломанного тела сразу бросалось в глаза.
Адам не сводил с него глаз. Его и без того непричесанные волосы стояли дыбом на затылке, и это было единственным признаком того, что он вообще двигался с места за время, прошедшее с тех пор, когда Ганси видел его прошлый раз — несколько минут назад.
— Адам, — не столько произнес, сколько выдохнул Ганси. — Как к тебе попал пистолет?
— Деревья, — сказал Адам. В его голосе прозвучала холодная отдаленность, свидетельствующая о том, что юноша, которого знал Ганси, сейчас отодвинут куда-то в дальние закоулки его души.
— Деревья? Боже! Ты застрелил его?!
— Конечно, нет, — ответил Адам и осторожно положил пистолет на землю. — Я только отпугивал его, чтобы он не вошел в круг.
Ганси захлестнуло ужасом.
— Ты допустил, чтобы его растоптали?
— Он убил Ноа, — сказал Адам. — Он этого заслужил.
— Нет. — Ганси закрыл лицо руками. Перед ним лежал труп, тело человека, которого он знал живым. У них еще не было даже права покупать алкогольные напитки. И тем более права решать, кто заслужил жизнь, а кто смерть.
— Ты и вправду хотел, чтобы я впустил сюда убийцу? — резко спросил Адам.
Ганси не знал даже, как приступить к описанию силы своего ужаса. Он знал только, что этот ужас снова и снова рвется из него, нисколько не теряя своей свежести от повторений.
— Он ведь только что был живым, — безнадежно проговорил он. — Он на прошлой неделе объяснил нам четыре неправильных глагола. А ты убил его.
— Не говори так! Да, я не спас его! И не учи меня, что я должен считать черным, а что белым! — прокричал Адам, но, судя по лицу, он ощущал себя таким же несчастным, как и Ганси. — Силовая линия пробудилась, и мы сможем найти на ней Глендура, и все будет так, как должно быть.
— Мы должны вызвать полицию. Мы должны…
— Мы ничего не должны. Велка мы бросим здесь, пусть гниет. Как он бросил Ноа.
Ганси отвернулся. На душе у него сделалось немыслимо мерзко.
— А как же правосудие?
— Ганси, это и есть правосудие. Самое настоящее. В этом месте все настоящее. И справедливость — тоже.
Ганси же все это казалось неверным по самой своей сути. Вроде вывернутой наизнанку правды. Он смотрел на случившееся и так, и этак, но в любом случае там присутствовал труп молодого человека, до ужаса похожий на изуродованный скелет Ноа. И еще там был Адам, который внешне вроде бы не изменился, но в его глазах что-то появилось… И в очертании рта.
Ганси ощущал надвигающуюся потерю.
Из дупла показались Блю и Ронан. Блю, увидев Велка, закрыла рот ладонью. У Ронана на виске темнел уродливый синяк.
Ганси просто сказал:
— Он умер.
— По-моему, нужно скорее уходить отсюда, — сказала Блю. — Землетрясение, и эти животные и… не знаю, насколько это связано со мною, но…
— Да, — согласился Ганси. — Нужно уходить. А решить, что делать с Велком, мы сможем и в другом месте.
Подождите.
На сей раз голос услышали все. И говорил он по-английски. Все четверо замерли, совершенно нечаянно исполнив именно то, чего хотел голос.
Мальчик. Scimus quid quaeritis.
(Мальчик. Мы знаем, что ты ищешь.)
Хотя деревья могли обращаться к любому из трех мальчиков, Ганси решил, что эти слова обращены именно к нему.
— И что же я ищу? — вслух спросил он.
В ответ раздалась довольно продолжительная тирада по-латыни; слова путались, он не успевал расслышать и понять их. Ганси скрестил руки на груди, стиснул кулаки и взглянул на Ронана, ожидая перевода.
— Они говорят, что всегда ходили слухи, будто где-то на дороге духов похоронен король, — сказал Ронан, глядя Ганси в глаза. — Они думают, что это может быть твой король.
Глава 48
Останки Ноа хоронили ясным солнечным днем в начале июня. Полицейским потребовалось еще несколько недель, чтобы полностью разобраться с уликами, так что похороны состоялись уже после окончания учебного года. В промежуток между смертью Велка и похоронами Ноа вместилось немало событий. Ганси получил из полиции свой драгоценный ежедневник, входивший в число вещественных доказательств, и покинул гребную команду. Ронан успешно сдал экзамены (чем приятно удивил учителей) и безуспешно попытался отремонтировать замок на двери квартиры. Адам, вероятно, с помощью Ронана, переехал из «Завода Монмут» в комнату, принадлежавшую церкви Святой Агнессы, установив тем самым хрупкую дистанцию, которую оба друга воспринимали по-разному. Блю больше всего радовалась тому, что после окончания учебы у нее появилось больше свободного времени, которое можно было посвятить исследованию силовой линии. Энергетические возмущения аж девять раз накатывались на Генриетту, и в половине случаев от этого страдала телефонная связь. Мора, Персефона и Калла разобрали мансарду и вынесли оттуда вещи Нив. Они сказали Блю, что сами не знают толком, что сделали, когда в ту ночь перенастроили ее зеркала.
— Мы хотели только обезвредить ее, — призналась Персефона. — Но вместо этого вовсе убрали ее оттуда. Возможно, что она где-то еще появится.
Постепенно у каждого из них жизнь пришла в равновесие, хотя было непохоже, что она когда-нибудь вернется к нормальному состоянию. Силовая линия пробудилась, а Ноа почти исчез. Волшебство было реальным, Глендур был реален, и что-то должно было начаться.
— Джейн, не хочу грубить, но это все-таки похороны, — сказал Ганси, когда они шли через поле к кладбищу. И он, и Ронан в своих безукоризненных черных костюмах походили на шаферов на свадьбе.
Блю, в гардеробе которой не имелось ничего черного, наскоро нашила на зеленую футболку, которую сравнительно недавно превратила в платье, несколько ярдов черных кружев.
— Ничего лучшего я придумать не смогла! — сердито прошипела она.
— Как будто Ноа есть до этого какое-нибудь дело, — поддержал ее Ронан.
— Ты привез то, что нам потом понадобится? — осведомился Ганси.
— Я вроде бы не совсем дурак. Где Адам?
— На работе, — сказал Ганси. — Он подойдет попозже.
Останки Ноа должны были похоронить на фамильном участке Черни на отдаленном кладбище в долине. Оно тянулось слегка под уклон от каменистого холма, и неподалеку от его дальнего края зияла свежевырытая могила. Груду земли скрывал от глаз скорбящих расстеленный сверху брезент. Мужчина и две девушки плакали, а женщина стояла неподвижно, вперив взгляд сухих глаз в ближнюю рощу. Блю не требовалось никаких экстрасенсорных способностей, чтобы понять, насколько она печальна. Печальна и горда.
— Пожалуйста, скажи им что-нибудь, — прошептал ей в ухо холодный и едва слышный теперь голос Ноа.
Блю ничего не ответила, лишь повернула голову в сторону голоса. Она почти явственно ощущала присутствие Ноа за своим плечом, его дыхание на своей шее, тревожное прикосновение его ладони к своей руке.
— Ты же сам понимаешь, я не могу, — чуть слышно ответила она.
— Ты должна.
— Меня примут за сумасшедшую. И что хорошего из этого, по-твоему, выйдет? Да и что я могу им сказать?
Голос Ноа звучал еле слышно, но было невозможно не услышать в нем отчаяния.
— Ну, пожалуйста…
Блю зажмурилась.
— Скажи ей, что я прошу прощения за то, что выпил шнапс, который она хранила для своего дня рождения, — прошептал Ноа.
Ноа, боже мой!.. — Она шагнула вперед, в направлении могилы.
Ганси поспешно схватил ее за руку.
— Что ты делаешь?
— Выставляю себя дурой. — Она выдернула руку.
Пока Блю шла к родным Ноа, она изо всех сил пыталась найти такие слова, которые позволили бы ей не показаться сумасшедшей, но ничего из приходившего на ум ей не нравилось. Она часто разговаривала со своей матерью и сейчас хорошо представляла себе, как все будет выглядеть. Ноа, только ради тебя… Она еще раз всмотрелась в печальную гордую женщину. Ее косметика и вблизи выглядела безукоризненно, концы волос были аккуратно подвиты. Все в ней было застегнуто на все пуговицы и подкрашено; она идеально владела собой. Скорбь она упрятала так глубоко, что даже глаза ее не были красными. Но обмануть Блю она не могла.
— Миссис Черни…
И мать, и отец Ноа одновременно повернулись к ней. Блю невольно провела рукой по одной из кружевных оборок.
— Меня зовут Блю Сарджент. Я… э-э… хочу выразить сочувствие вашей потере. И еще… моя мать экстрасенс. У меня, — выражения лиц у обоих резко и неприятно изменились, — есть послание от вашего сына.
Миссис Черни потемнела лицом. Она качнула головой и коротко сказала:
— Ничего подобного.
— Пожалуйста, не надо, — сказал мистер Черни. Ему потребовалось приложить массу сил, чтобы сохранить вежливость, и это получилось у него лучше, чем ожидала Блю. А ей было мучительно не по себе из-за того, что она прервала этот сугубо личный для семьи момент. — Уходите, пожалуйста.