— Я не хочу этого слышать. Ты ничего не приготовил ей.
— Я такого ничего не говорил.
— Ты назвал это стеклянной посудой.
Он спросил:
— А что я должен был сказать?
— Они не все стеклянные. Я нашла не стеклянную.
— Значит ей это не понравиться.
Лицо Хелен перешло от каменного к очень каменному. Она сердито посмотрел на GPS. Гэнси не нравилось думать о том, сколько времени она потратила на поиски своей не стеклянной тарелки. Он не хотел видеть не одну из женщин в его семье разочарованной, это разрушит их совершенно идеальный ужин.
Хелен по-прежнему молчала, тогда Гэнси начал думать о Блу. Что-то в ней не давало ему покоя, но он не мог понять что именно. Гэнси достал листья мяты из кармана, положил их в рот и наблюдал за знакомыми, извивающимися как змеи, дорогами Генриетты под ними. С воздуха они выглядели менее опасным, чем они казались в Камаро. Что такого в Блу? Адам доверял ей, а он относился с подозрением к каждому. Но опять же, он был явно влюблен. Это тоже было не знакомо Гэнси.
— Адам, — сказал он.
Ответа не последовало, и Гэнси посмотрел через плечо. Наушники Адама весели на его шее, а он наклонился к Блу, указывая на что-то на земле. Когда она сместилась, платье Блу поднялось, Гэнси мог увидеть длинный, тонкий треугольник ее бедра. Рука Адама на расстоянии в несколько дюймов сжала сиденье, суставы побледнели, он ненавидел летать. Не было ничего интимного в том, как они сидели, но что-то в этой сцене заставляло Гэнси чувствовать себя странно, как будто он слышал неприятное заявление, а потом забыл об этом всё, но оно уже произвело на него впечатление.
— Адам! — гаркнул Гэнси.
Голова его друга дернулась вверх, лицо выглядело испуганным. Он поспешил надеть наушники обратно. Его голос послышался в наушниках.
— Вы закончили разговор о тарелках вашей мамы?
— Окончательно и бесповоротно. Куда мы идем на этот раз? Я думал, может быть, обратно в церковь, где я записал голос.
Адам передал Гэнси скомканный лист бумаги.
Гэнси разгладил бумагу и обнаружил набросок карты.
— Что это?
— Блу.
Гэнси пристально смотрел на нее, пытаясь решить, какая ей будет польза, заведи она их в неверном направлении. Она не вздрогнула от его взгляда. Повернувшись назад, он расправил лист бумаги на приборной панели перед собой.
— Давай туда, Хелен.
Хелен сделала вираж, чтобы следовать новому направлению. Церковь, которую указала им Блу, была от Генриетты где-то в сорока минутах езды, но для птичьего полета время сокращалось минут до пятнадцати. Без легкого шума от Блу, Гэнси бы все пропустил. Церковь была разрушена, находилась в углублении и поросшее травой. Узкая линия старой-престарой каменной стены виднелась вокруг нее так же, как место на земле, где первоначально должна была быть еще одна дополнительная.
— Это все?
— Это все, что осталось.
Что-то внутри Гэнси замерло. Он уточнил:
— Что ты сказала?
— Это развалины, но…
— Нет, — сказал он. — Повтори в точности то, что ты сказала до этого. Пожалуйста.
Блу поглядела на Адама, который пожал плечами.
— Я не помню, что я сказала. Это было… «Это все», что ли?
Это все.
Это все?
Вот что изводило его все это время. Он понял, что он узнал ее голос. Он знал этот Генриеттовский акцент, знал этот такт.
На рекордере записан голос Блу.
Гэнси. Это всё?
Это всё, что есть.
— Я не сделана из топлива, — гневно проговорила Хелен, будто уже один раз это было сказано, а Гэнси пропустил мимо ушей. Может, так он и сделал. — Скажи, куда лететь отсюда.
Что это значит? Еще раз он начал ощущать давление ответственности, страха, чего-то, что больше него. Сразу же он стал предупрежденным и испуганным.
— Где проходит линия, Блу? — спросил Адам.
Блу, чей большой и указательный пальцы были прижаты к стеклу, будто она что-то измеряет, ответила:
— Туда. К горам. Видите те два дуба? Церковь — одна точка, а другая прямо между ними. Если мы проведем прямую между этими двумя точками, получится путь.
Если он говорил с Блу в канун дня Святого Марка то, что это значит?
— Ты уверенна? — это была Хелен, с оживлённым голосом суперкомпьютера. — У меня есть всего час и пол бака топлива.
Голос Блу звучал немного возмущённо.
— Я бы не стала говорить, если бы не была уверенна.
Хелен слегка улыбнулась и направила на вертолёт туда, куда указала Блу.
— Блу.
Это был голос Ронана, в первый раз, и все, даже Хелен, повернули головы к нему. Его голова была склонена таким образом, что Гэнси признал это опасным. Что-то в его глазах было колючим, когда он смотрел на Блу. Он спросил:
— Ты знаешь Гэнси?
Гэнси вспомнил, как Ронан, прислонившись к Свинье, проигрывал запись снова и снова.
Блу выглядела защищающейся под их взглядами. Она неохотно призналась:
— Только его имя.
Пальцы Ронана были расслабленно переплетены, локти лежали на коленях, он подался вперед через Адама, чтобы быть ближе к Блу. Он может быть невероятно опасными.
— И как это получилось? — спросил он. — Как ты узнала имя Гэнси?
К её чести, Блу не отшатнулась. Уши у неё были розовыми, но она сказала:
— Прежде всего, отодвинься от моего лица.
— А что, если и не подумаю?
— Ронан, — предупредил Гэнси.
Ронан сел обратно.
— Я бы тоже хотел знать, — сказал Гэнси.
Казалось, что его сердце вообще ничего не весит.
Смотря вниз, Блу собрала несколько слоёв своего невероятного платья в руки. Наконец-то, она сказала:
— Кажется это справедливо, — она ткнула в Ронана. Она выглядела рассерженной. — Но это не заставит меня ответить. В следующий раз, когда ты приблизишься к моему лицу, я позволю тебе искать ответы самому. Я… слушай. Я скажу тебе, как я узнала твоё имя, если ты объяснишь мне, что это за знак в твоём журнале.
— Скажи мне, почему мы ведём переговоры с террористами? — спросил Ронан.
— С каких пор я террорист? — потребовала Блу. — Мне кажется, я принесла что-то, что вам нужно, ребята, а вы ведёте себя как дураки.
— Не все из нас, — заметил Адам.
— Я не веду себя как дурак, — сказал Гэнси. Его не устраивала мысль, что он ей может не нравиться. — Ладно, о чём ты хочешь знать?
Блу протянула руку.
— Подожди, я покажу тебе, что я имею в виду.
Гэнси позволил взять ей журнал снова. Пролистав страницы, она повернула журнал к нему. Страница детальным описанием того, что он нашёл в Пенсильвании. Ещё он начеркал что-то в разных местах.
— Мне кажется, это человек преследующий машину, — сказал Гэнси.
— Не этот. Этот, — она указала на одну из других каракулей.
— Это энергетические линии, — он потянулся и взял журнал. На один странный момент, он понял, как она пристально смотрела, когда он брал пухлую тетрадь. Он подумал, что она заметила, как его левая рука, привычным движением, взялась за кожаный переплёт, как его большой и указательный пальцы правой руки знали с какой силой нужно надавить, чтобы журнал открылся где нужно. Журнал и Гэнси были, явно, давно знакомы, и он хотел, чтобы она это знала.
Это я. Настоящий я.
Он не хотел анализировать источник этого импульса. Вместо этого он сосредоточился на перелистывании журнала. Нахождение нужной страницы не заняло у него времени, совсем; карта Соединённых Штатов была вся исполосована изогнутыми линиями.
Он провел пальцем по одной линии, которая простиралась через Нью-Йорк и Вашингтон, округ Колумбии. По другой, которая простиралась от Бостона до Сент-Луису. Третьей, которая пересекала по горизонтали первые две, протягивалась через Вирджинию и Кентукки, и на запад. Было, как всегда, что-то удовлетворяющее в прослеживании линий, как в собирание всякого мусора и детских рисунков.
— Есть три главные линии, — сказал Гэнси. — Те, которые кажутся важными.
— Важными для чего?
— Сколько из этого ты прочитала?
— Гмм. Кое-что. Много. Большую часть.
Он продолжил:
— Некоторые кажутся важными для нахождения Глендовера. Линия, пересекающая Вирджинию, соединяет нас с Соединённым Королевством. С Великобританией.
Она закатила глаза, достаточно драматично, чтобы он уловил жест не поворачивая головы.
— Я знаю, что Великобритания — это Соединённое Королевство, спасибо. Государственные школы не так уж плохи.
Он сумел обидеть снова, без усилий. Он согласился:
— Конечно, а кто говорит обратное. На тех, других двух линиях появляется много сообщений о необычных наблюдениях. О… паранормальных вещах. Полтергейст, Люди мотыльки и черные псы.
Но его сомнения были излишними; Блу не засмеялась.
— Моя мама нарисовала этот знак, — сказала она. — Энергетические линии. Как и Ни… другая женщина. Они не знают, что это такое, только, что это важно. Поэтому я хотела знать.
— Теперь ты, — сказал Ронан Блу.
— Я… видела дух Гэнси, — сказала она. — До этого я не видела ни одного. Я не вижу таких вещей, но в этот раз я увидела. Я спросила твоё имя. «Гэнси. Это все, что есть». Честно, это было частью причины, почему я захотела прийти сегодня.
Этот ответ в принципе удовлетворил Гэнси… в конце концов, она была дочерью экстрасенса, и это соответствовало его представлению о них… хотя его поразило, что это была всего лишь часть ответа. Ронан потребовал:
— И где же ты его видела?
— Когда я сидела снаружи с одной моей тетушек.
Кажется, это удовлетворило Ронана, он спросил:
— А кто эта другая тётя?
— Боже, Ронан, — сказал Адам. — Хватит.
Был момент напряженной тишины, прерываемой только непрерывным гудением вертолета. Они ждали, и Гэнси это знал, его вердикта. Поверил ли он ее ответу, думал ли он, что им стоит следовать ее указаниям, доверял ли он ей?
Ее голос был на диктофоне. Он чувствовал, будто у него не было шанса. То, о чем он думал, но не хотел говорить в присутствии Хелен, было: «Ты прав, Ронан, начинается, что-то начинается».