— Фи, какая гадость,— сказала она, слушая, как Вилли громко читает под общий смех билетик из хлопушки фру Маддерсон — это был припев песенки с Монмартра, который и конюха ввел бы в краску.
— Августа! — сказала фру фон Хан.
Но фрекен Августа уже разорвала хлопушку с чиновником.
— Послушай, Вилли,— крикнула фру Лунд, размахивая хлопушкой над головой,— я их собираю для нашей учительницы.
А господин Вилли, который разрывал хлопушки то с фру Лунд, то с фру Маддерсон, все читал и читал, стишок за стишком, под дружный смех и рукоплесканья.
— Ах, господин Вилли, я обожгла себе пальцы,— томно простонала фру Маддерсон, кокетливо поводя пальцами в воздухе.
Вилли продолжал читать:
— «Encore un baiser qui ne tire à rien...» — Но тут он вдруг остановился.— Ну нет, это уж чересчур,— сказал он, а алые губы его, казалось, лоснились от удовольствия.
— Что он сказал? — прохрипела фрекен Сайер; кашмирская шаль сползла с ее плеч, и она сидела, вытянув перед собою руки с растопыренными пальцами, точно старая ведьма, что тянется к огню, греясь у костра.
— Дай-ка сюда! — крикнула Люси и вырвала у Вил-ли билетик, чтобы, зардевшись, прочитать его вместе с господином Скоу, усы которого шекотали ей щеку, как усы сержанта ласкают щеку дамы под звуки тихого вальса в танцевальном зале.
Ничего нельзя было расслышать, хлопушки хлопали снова и снова, и все молодые читали наперерыв, откидываясь назад, весело хохоча.
— Постойте,— воскликнул Вилли, вскочив с места,— исполнение, черт возьми, мое!
И он крикнул, заглушая остальных:
— «Amour, amour, oh, chose difficile...» [Любовь, любовь, о, сложная штука... (франц.)]
— Давай сюда,— сказала фру Лунд,— я их собираю!
— Ничего же не слышно! — крикнула фрекен Сайер, покачиваясь взад и вперед в своем дубовом кресле.
— Боже мой, господин Вилли,— послышался голос фру Маддерсон.
А фрекен Оттилия по-юношески вытянула шею, выползая из собственного декольте.
— «Amour, amour, oh, chose difficile...»
— Хотя бы уж скорее встать из-за стола,— сказала фру фон Хан, которая у себя на дюне не привыкла к стихам французских кондитеров.
— Вас посещают замечательные мысли,— отозвался чиновник и в третий раз разорвал хлопушку с фрекен Эмилией: когда он, думая о будущем, перебирал в уме свои женские знакомства, она ему все же наиболее импонировала своею положительной солидностью.
Сидя подле господина Скоу, фрекен Люси кудахтала от смеха. Возгласы на датском языке перемежались с французскими стишками. Фру Маддерсон показывала господину адвокату через стол свой бедный обожженный пальчик, а фру Лунд, поднявшись с места, чуть не вступила в рукопашную с Вилли, который вспрыгнул на стул.
— Не желаете ли, фрекен? — спросил лакей, снова обносивший гостей хлопушками, подставляя вазу фрекен Августе фон Хан.
— Как им весело,— сказала фрекен Сайер, глаза которой совершенно перестали слезиться.— А ведь смех, советник, полезен для здоровья.
Фрекен Люси, отклонившись назад, совсем упала в объятия Скоу, а фрекен Минна сказала адвокату Майеру:
— Ведь это же чудесно, когда молодежь может веселиться в семейном кругу.
— Вас хлопушки не прельщают? — спросил господин Вильям Аск фру Беллу Скоу.
И когда она покачала головой, Вильям сказал:
— Власть денег, фру Скоу, все же ничто перед властью жизни.
— Да,— тихо ответила фру Скоу,— есть вещи, которые еще сильнее кружат голову.
Вилли вдруг спрыгнул со стула.
— С вами, фрекен Хольм,— крикнул он, протягивая хлопушку компаньонке и заглядывая ей в глаза своим сверкающим взором.
— Благодарю, господин Вилли,— ответила она,— но я слишком мало знаю по-французски.
— Милочка,— крикнула фрекен Сайер,— вы-то себе пальчики не обожжете.
— Обжегшись на молоке, будешь дуть и на воду,— шепнула фрекен Люси.— Давай с тобой! — громко сказала она, протягивая хлопушку Вилли.
— «Amour, amour, oh, bel oiseau...»[Любовь, любовь, о, прекрасная птица... (франц.)]
Хлопушек не осталось. Статский советник взял по-следнюю, которая оказалась пустой.
— Кондитер как в воду глядел,— сказал он,— не стоит тратить стихи на стариков.
Среди наступившего затишья подали чаши с водой, и общество ополоснуло кончики пальцев.
— Ну, дети, на доброе здоровье, утешили вы старуху.— И фрекен Сайер поднялась, опираясь на руку статского советника.
— Не знаю, когда уж на это на все будет наложен запрет,— сказала фру фон Хан, проходя мимо чиновника.
Господин Вилли на мгновение задержался в столовой и, заложив руки в карманы, играя глазами, обозрел покинутое поле брани.
— Да, Лауритцен,— сказал он лакею,— есть много видов ночных кабачков, и семейная жизнь тоже находится в развитии.
Он еще немного постоял.
— Вы что же, без места?
— Покамест да,— ответил лакей, полируя себе ногти салфеткой.
— Ну ничего,— сказал господин Вилли, поворачиваясь, чтобы идти,— вы и так не пропадете.
— Подвертывается кой-что,— ответил господин Лау-ритцен, лицо которого осталось совершенно неподвижно.
Посреди гостиной фру Лунд подсчитывала собранные билетики.
— Ну вот, семнадцать,— сказала она,— семнадцать штук.
Все благодарили фрекен Сайер за угощение, а фру Маддерсон шепнула на ухо фру Лунд:
— Я их еще разок почитаю, потом, вот только остальные усядутся за кофе.
— Спасибо,— сказал адвокат Скоу и поцеловал фру Беллу, едва коснувшись губами ее щеки.
Пока лакей подавал кофе, адвокат Майер завел речь об одном бракоразводном процессе:
— Подчас, право же, кажется, нынче у людей ни стыда, ни совести не осталось. В случае, о котором я говорю, у супругов пятеро детей.
Бракоразводное дело, снискавшее шумную известность, заполонило гостиные, и статский советник сказал:
— Да, развод в нашем обществе, того и гляди, обратится в сакраментальный обряд.
— Ха, а иначе я не знаю, для чего ж бы и замуж выходить,— сказала фрекен Люси.
А господин Майер спросил, глядя в лицо чиновнику:
— Но откуда она, вся эта безнравственность? Ведь она положительно свирепствует, разрушая многие семьи.
Чиновник пожал плечами:
— Похоронены принципы, адвокат.
Фрекен Сайер склонилась над чашкой, будто гадала на кофейной гуще.
— Ну-ну, детки,— сказала она,— а я так радуюсь, что у людей прибавляется свободы.
— Отчего же, фрекен? — спросил господин Аск.
Фрекен Сайер, щурясь и мигая, смерила Вильяма взглядом и сказала:
— Милочек, от разговоров с писателем лучше воздерживаться. Однако,— добавила она затем,— мне по нраву скорость и прыть. Помнится, когда я была молода — да, милочек, в те давние времена,— в Тиволи устраивали бег в мешках. Мальчишки бегали, надев на голову мешки. В те времена и в нас было больше детского. Но очень потешно было смотреть, как они резвились
— Этот бег в мешках, кажется, есть и поныне,— сказал Вильям.
Фрекен Сайер улыбнулась:
— Ну, откуда ж мне знать. Я теперь разве что выберусь посидеть на скамье у концертного зала. Впрочем, там тоже приятно. Пейте же, детки, пейте,— ска-зала она, кивая на многочисленные бутылки с ликером.
Адвокат Скоу подошел к лакею, который разливал ликер по рюмкам, и вполголоса спросил:
— Что это за пойло, Лауритцен?
— Можете сами судить по этикеткам, господин адвокат,— с поклоном ответил лакей.
— А теперь нам, старикам, пора и за картишки,— сказала фрекен Сайер.— Не разложите ли столики, фрекен?
Фрекен Хольм, ни. слова не ответив, принялась раскладывать столы.
— Не пойму я, на что тете Вик эта неприятная бледная личность,— сказала фру Лунд, когда фрекен Хольм прошла мимо.
— Ну как же, дорогая,— ответила фрекен Эмилия,— ведь всякому приятно, когда у такой особы — и есть уязвимое место. Ты же знаешь, у нее этот ребенок в Люнгбю.
— Ах, бедняжка,— сказала фру Лунд.— Подумать только — иметь детей еще и вне брака...
— Внебрачная рождаемость, между прочим, убывает,— сказал подошедший к ним господин Вилли.
Фру Лунд рассмеялась:
— Не из-за твоей ли добродетели, Вилли?
— Во всяком случае, если я и сочетаюсь браком, от этого ничто не изменится,— ответил Вилли, поворачиваясь на каблуках.
— Боже,— сказала фру Лунд,— и как мы только терпим этого Вилли в семейном кругу? Он же никакой меры не знает!
— Да ну,— встряла Люси,— другие, право, ничуть
не лучше. Если бы ты знала, что иной раз слышишь на балах.
— И что говоришь! — крикнул Вилли из своего угла, где он, прислонившись к столу, стоял и брыкал ногами.
— Августа,— сказала фру фон Хан дочери, уводя ее за шкаф.— Я тебе говорю, все именно так, как я говорю. Она попросту распродает свои вещи. Иначе почему бы вазочкам не быть на столе? Но знаешь, ты можешь, прохаживаясь этак туда-сюда, заглянуть мимоходом в шкаф с фарфором, чтобы у нас были доказательства. Во всяком случае, я буду говорить со статским советником, как только она усядется за карты. Но ведь вся беда в том, что в семье нет согласья.
Фрекен фон Хан немного помедлила:
— Надо бы, матушка, поговорить сперва с кузеном Скоу.
— Это для чего?
— Для того, что он ведь должен стать опекуном,— сказала фрекен Августа.
— Дитя,— воскликнула фру,— просто невероятно, до чего ты всегда осмотрительна!
— Станешь осмотрительной, матушка,— ответила дочь,— когда всю жизнь в одном тряпье ходишь.
Мать и дочь расстались.
Фрекен Августа прошла в столовую, где мадам Иенсен у буфета подкреплялась кремом, сгребая его суповой ложкой с тарелочек из-под мороженого, а фрекен Хольм подбирала жареный миндаль, выпавший из хлопушек и раскатившийся по всему столу — и вдруг остановилась при появлении фрекен фон Хан.
Фрекен Августа не могла вспомнить, где она забыла свои перчатки, видимо, здесь, и она принялась ходить вокруг стола, ища их с таким видом, будто искала иголку.
Мадам Иенсен не оборачивалась, а фрекен Хольм вышла.
Фрекен фон Хан приблизилась к большому шкафу.