Солнце, наконец, коснулось воды — казалось, она шипит у его края. Тот, кем была Марина, пошел вперед. Сзади кто-то судорожно вздохнул — наверное, мать. Ничего, ей предстоит еще гордиться своим сыном.
Вода поднималась все выше, ласкающая, совсем не страшная — он с детства был ей другом. С детства готовил себя к этому дню. Ради будущего, ради всего человечества.
Теплые волны заплескались у груди, поднялись выше. Не останавливаясь, незнакомец вошел в воду с головой.
Инстинкт призывал его задержать дыхание, но он только крепче сжал в руке янтарный стержень. Вокруг головы образовался воздушный пузырь, вода не могла проникнуть в него. Пока что все получалось так, как нужно. Мужчина резко прижал стержень к груди. Закрепил в специальном клапане. Лишь его ментальные, не слишком большие способности сейчас удерживали воду. Стержень, дар чуждой науки, аккумулировал их, но увеличить не мог. Впервые он создавал пузырь в одиночку.
Пузырь держался, и он гордо улыбнулся. Оттолкнувшись от ступени, поплыл — легко, почти как те, с кем ему предстояло разделить оставшуюся жизнь.
Они пришли сразу. Изящные создания, чем-то похожие на дельфинов, снабженных почти человеческими конечностями — такое сравнение нашла спрятанная в уголке подсознания незнакомца Марина. Их темная кожа, покрытая мелкой чешуей, напоминала его собственный черный костюм. Ицалуи. Так они называли себя — странные существа, чья речь не нуждалась в звуках. Немногие люди понимали ее, еще меньше тех, кто научился говорить, как ицалуи — передавая слова из мозга в мозг, из сердца в сердце. Вековые враги и новые друзья… Если только добровольцам с обеих сторон удастся сберечь хрупкий мир.
Ицалуи поплыли в ту же сторону, рядом, но не вместе — пока еще не вместе. Три сотни молодых парней и девушек, объединенных общей мечтой, сейчас плыли к острову посреди Великого моря. Под водой, без снаряжения, без возможности дышать — не считая стержня на груди да слабых человеческих способностей.
Одновременно с ними три сотни молодых ицалуи передвигались по суше. Им приходилось не легче: конечности морских жителей не приспособлены к долгой ходьбе, дыхательная система пересыхает без воды. Люди не станут им помогать, как и ицалуи не спасут тонущих людей. Соглашение вступит в силу только утром, когда на острове Великого моря будет основан смешанный город, где люди станут учиться образу жизни ицалуи. Тогда же, на равном удалении от берега, будет основан город на суше — там ицалуи, обреченные большую часть времени проводить в бассейнах, примут образ жизни людей. Города уже построены, но основанием их станет утро. Утро положит конец вечной войне. Пройдут годы, и люди освоят безмолвную речь ицалуи, их странные умения, что держат сейчас воду над головой. Два народа станут одним. Так будет. Надо только доплыть.
Он плыл, порой не чувствуя тела, порой не зная — плывет он или уже покоится на дне, объедаемый послушной ицалуи рыбой. Но точно перед рассветом остров вырос перед ним, и в тот же миг из воды показались головы остальных, знакомых и незнакомых, но родных теперь навсегда. Они сделали это. Вместе. Среди людей, уже не таясь, всплыли ицалуи. Великое море замерло в удивлении — никогда прежде его хозяева не смеялись вместе с людьми.
— Это что? Какой-то курс истории? — спросила Марина, снова разглядев склад и терпеливо ждущего Рэна.
Протянув руки, он легко убрал с ее висков присоски. Помог снять шлем.
— Я думаю, да. Вероятно, на их планете сосуществовали два разумных вида, — Рэн извлек кристалл. — Зеленый — история. Если их логика соответствует нашей, технические знания несет другой цвет.
— Подожди! Рэн, ты что, собираешься просмотреть все? Их здесь не меньше миллиона!
— Если у тебя нет лучшего предложения…
Не договорив, Рэн ушел к полкам и вскоре уже вернулся с оранжевым кристаллом.
Марине захотелось выть: этот человек невыносим! Короткий миг после гибели Антона Павловича он был растерян и сбит с толку. Он даже просил совета! Но стоило только ему обрести чуть-чуть почву под ногами, и Рэн снова стал собой.
Натянув шлем, он отключился. Марина безуспешно постаралась найти удобную позу. С усмешкой вспомнила вечное «не сиди на камнях!». Кроме как на каменной плите, сидеть было не на чем. Разве что приспособить какой артефакт помягче?
Перед глазами все еще жили недавние видения. Бледный молодой человек — Марина не знала его имени, но ощущала так, словно и вправду прожила часть его жизни. Это много больше, чем кино, это какая-то форма слияния разумов. Увиденное стало личным опытом, намертво впечаталось в мозг. Пожалуй, она смогла бы теперь дышать под водой — или, по крайней мере, знала, как это делается.
Когда Рэн зашевелился, освобождаясь от шлема, Марина спрятала любопытство за ворчливым тоном:
— Ну что, нашел ответ на все вопросы?
— Нет, — задумчиво ответил Рэн. — Но, кажется, я теперь могу погрузить пациента в сон и прооперировать сердце при помощи…
Он пошевелил пальцами, подбирая слово. Улыбнулся.
— Не знаю, как называется. Но применить смогу, если найду.
— Чудесно. Только чем это поможет в наших проблемах?
— Ты права, не поможет, — Рэн резко поднялся. Вытащил кристалл. — Оранжевый. Если взять синий…
Сжав зубы, Марина промолчала. Рэн скрылся в глубине «библиотеки» — надолго. Тишина огромного склада повисла давящей стотонной плитой, и ухмылявшиеся вокруг экспонаты лишь подчеркивали пустоту. Как же далеко до ближайшего живого мира!
Рэн вернулся с кристаллом в одной руке и сумкой в другой как раз вовремя, чтобы спасти Марину от приступа черной паники.
— Не откажешься разобрать ее?
Он поставил на пол сумку, не дожидаясь согласия, вставил кристалл и погрузился в очередной «урок».
В сумке Марина обнаружила большую флягу с водой и темную бутылку — хотелось верить, что с вином. Зерновой хлеб, привычный в последние дни, вяленое мясо, сушеные фрукты. Брикеты с концентратами — их Марина отложила в сторону. Посуду. И — что же он раньше-то не сказал! — универсальную подстилку.
Марина поспешно разложила серую ткань. Сорвала защитную полосу, и подстилка стала быстро наполняться воздухом. Ее можно было надуть, как толстое одеяло и спать, завернувшись, хоть на снегу. Можно превратить в высокий матрац, почти диван. Марина выбрала последнее. С комфортом устроившись на пружинисто-мягкой поверхности, откупорила флягу с водой. И — принялась разглядывать Рэна. Почему бы и нет, раз он все равно не видит? Не артефакты же ей изучать!
Короткие черные волосы лежали строго в бытность Главным контролером. Теперь — небрежно лохматились и требовали стрижки. На висках, вокруг присосок шлема, поблескивала седина. Морщина поперек лба — следствие привычки хмуриться. Смуглая кожа наводила на мысли о южном солнце, небрежные черты, совсем не в Маринином вкусе, словно презирали все нормы красоты. Высокий, сухощавый, как гончая собака. Тонкий бежевый свитер и брюки выглядели аккуратно после всех приключений — чего никак нельзя было сказать о форме контролера, оккупированной Мариной. На груди чернел брелок: связь с кораблем и датчик времени.
Еще раз глотнув воды, Марина закупорила флягу. Подавила вздох: чего уж там, все ясно. Она попалась на этот раз всерьез, и это плохо, очень плохо. Даже без сикманских личных карт понятно: общего между ними не больше, чем между человеком и ицалуи.
Сняв, наконец, шлем, Рэн долго молчал.
— Что там? — не выдержала Марина.
— Надень, — велел он. Добавил помягче: — Ты должна увидеть.
Пожав плечами, Марина подтащила подстилку к терминалу. Приняла из руки Рэна теплый шлем. Должна так должна.
Она бережно прижала к груди металлический цветок. Лепестки чуть шелохнулись, розовое сияние окутало их — слегка, чтобы не повредить хозяйке. Она знала, что прибор лишен разума, что он лишь воплощает энергию ее души, тайну, что зовется вдохновением — и запечатлевает в камне ее огонь. Но с юности, с тех пор, как они вдвоем возвели свое первое, совсем простое здание, она считала прибор своим другом. Но теперь все кончено. По ту сторону другие законы, другие принципы взаимодействия с материей. Там все по-другому. Печаль стиснула душу — привычная, совсем не страшная. Прощаться всегда тяжело.
Зажмурившись, Марина сняла с руки гибкий ремешок. Уложив прибор в заранее подготовленную нишу, испытала резкий укол страха, как если бы оказалась голой посреди толпы. Как оставить то, чем жила столько лет? Те, кто придет следом, оценят ли они ее дар среди тысяч других? Послужит ли им ручной огонь, способный резать и плавить камень, возводить мосты и башни, украшать города легчайшим каменным кружевом? Найдутся ли в их душах силы возродить сияние лепестков?
Резко повернувшись, Марина пошла прочь. Все решено, решено еще сто лет назад. Поздно колебаться. Не только она — все теперь прощаются, все оставляют большую часть себя. Оставляют тем, кто придет. Когда они придут и какими будут — не дано знать и мудрейшим из людей. Далекие братья, незнакомые, чужие…
Люди. Одно это слово утешало и дарило надежду. Людям свойственно рваться вверх. В их душах часто гнездится зло, но люди стремятся его преодолеть. Обрести силу — и применить ее во благо. Потому-то в бескрайнем пространстве меж звезд, в разных частях Галактики начинают свой долгий путь сокровищницы с дарами людям от людей. И лучшие, победив притяжение своих планет, получат их. Обязательно получат — ученые позаботились об этом. Каждая сокровищница снабжена устройством внепространственного луча. Каждая пригодная для жизни планета раз в двенадцать лет попадет в поле действия этого луча. Далеким братьям нужно лишь подняться в небо, сделать первый шаг. Остальное выполнит луч. Далекие братья получат все знания расы людей. Силу взаимодействия с пространством и временем, материей и духом, способность проникать в суть вещей, меняя их изнутри…
Вокруг потянулись полки с разноцветными кристаллами, хранящими кусочки памяти ученых и художников, врачей и миротворцев, космонавтов и поэтов с древних времен и доныне. Завтра сюда ляжет и ее кристалл. Его принесут последние, кто придет оставить дары неведомым братьям.