Протянув руку, он коснулся ее щеки…
Марисоль вскинула голову и посмотрела прямо на его эфемерное Я. Но потом, покачав головой, словно встряхнувшись, она сфокусировалась на той его части, что лежала на больничной койке.
— Я тот час бы приехала.
Как ему вернуться? — гадал Эссейл. Его тело представляло собой запертый дом, и как бы он не хотел попасть внутрь, он не мог пробиться сквозь дверь.
— Я так сильно скучаю по тебе. — Марисоль подалась вперед и вытащила салфетку из коробки и прижала к щекам. — Я была в Майами, смотрела на ночной залив… и так хотела, чтобы ты был рядом. Я не думала, что ты появишься в моей жизни. Не ожидала встретить… тебя.
Марисоль, простонал он.
— Я должна была сказать тебе раньше, я должна бы сказать хоть что-то… но я так боялась. Я никогда… — Она прокашлялась. — Я никогда не думала, что могу чувствовать нечто подобное… я думала, что не рождена для этого.
Она водила пальчиком по его руке, и ее прикосновение резонансом било по его душе, он пытался прочувствовать каждый нюанс, использовать ощущения как отправную точку.
— Люди вроде нас с тобой, нам не светит долго-и-счастливо с забором, собаками и детьми. — Она сделала глубокий вдох. — Такое будущее не для нас. Но если бы все зависело только от меня, я могла бы остаться после убийства Бенлуи. Я могла бы… но бабушка всегда для меня на первом месте. Я не могу рисковать собой, потому что без меня она пропадет… я должна позаботиться о ней.
Я понимаю, сказал он ей. Но мы с радостью примем ее. Я бы никогда не попросил тебя выбирать, я бы позаботился о вас обеих.
— Ты ушел прежде, чем я успела попрощаться с тобой. В ту ночи, когда мы с бабушкой уехали, я искала тебя в доме, но ты… ты ушел.
Неправда. Он прятался в тенях за домом, наблюдая в одиночестве за их отъездом. Он не доверял себе и боялся скатиться до мольбы, поэтому несмотря на агонию, он уважал ее желание пойти своей дорогой.
Но наблюдая, как она уходит, в нем умерла какая-то его часть.
Она продолжила разговаривать с ним, рассказывая о ее кондо в Майми, ее бабушке, католической церкви, которую они посещали, а он пытался вернуться в свое тело… привести плоть в движение… снова обрести доступ. Толкаясь, толкаясь внутрь, он искал вход в оболочку, которая раньше вмещала его душу.
Он никогда не понимал, что все живые делятся на две части.
А у мертвых была лишь одна.
Сейчас он понял.
Но чем сильнее он старался, тем больше злился, и это, казалось, работало против него. С вспыхнувшей яростью он все меньше ощущал прикосновение Марисоль, ее запах, терял ее голос.
— …молилась за нас. — Марисоль грустно улыбнулась. — Представляешь? Моя бабушка, она молилась Господу о том, чтобы мы снова воссоединились, а потом ко мне приехали твои кузены.
Приготовившись, Эссейл собрался с силами, расположился лицом к лицу со своим телом, закрытые глаза и бритая голова и бледность служила ужасающим напоминанием о том, что его былая привлекательность безвозвратно потеряна.
Сейчас! — приказал он себе. — Я должен вернуться немедленно!
Сопротивление было огромным. Словно его тело окружало силовое поле, и чем сильнее он давил на него, тем крепче оно становилось. И была боль, его метафизическая суть бросалась на преграду снова и снова, и вспыхивали электрические разряды, словно его усилия вызывали статическое трение.
В конечном итоге, он лишился сил и отступил.
Ничего не получится, осознал он. Ничего…
— Поэтому я должна была рассказать тебе раньше, — прошептала она. — Но… я боялась. Я не доверяла тебе. Я не доверяла себе… временами я задумывалась, был ли мой отъезд из Колдвелла действительно связан с тобой…
Что? — спросил он. — Что ты хочешь мне сказать?
— Я люблю тебя, Эссейл. Я люблю тебя всей душой и всегда буду, и если ты умрешь сегодня ночью, завтра или послезавтра, я просто хочу, чтобы ты знал, что ты всегда будешь со мной. Вот… здесь.
А потом это произошло.
Когда она дотронулась до своего сердца, его накрыло восхитительное умиротворение, и вместо того, чтобы с боем прорываться в свое тело, он словно легкий ветер просочился между клеток, наполняя пустой сосуд, оживляя то, что пребывало при смерти…
***
Хрип был столь тихим, Сола подумала, что ей показалось… или, может, это она? Ее грудь и горло сдавило так сильно, что каждый вдох и выдох давался с трудом.
— Я люблю тебя, — повторила она… потому что, как бы грустно ни было, она чувствовала легкость, избавившись от этой тайны…
Хрип… кашель.
Сола отшатнулась.
— Эссейл?
Его глаза снова открылись, красные белки и черные зрачки пугали и вселяли надежду.
— Ты вернулся? — спросила она, подаваясь к нему.
Свободной рукой она погладила его лоб так, словно он сохранил свои густые волосы, и она смахивала пряди назад.
— Привет.
Голос подводил ее, а тело дрожало, но Соле было плевать. На это короткое мгновенье он вернулся к ней… и она знала без медицинской оценки, что все могло кончиться в любую секунду.
— Я рядом.
Хрип… кашель.
Он пытался говорить, его язык шевелился в пересохшем рту.
— Ш-ш. — Сола улыбнулась ему… надеясь, что нормальной улыбкой. На самом деле она с ужасом приготовилась к очередному приступу, ждала, что медики ворвутся в палату, и все повторится.
— Нет, не пытайся говорить. Еще будет время. У тебя будет все время в мире.
Она выдавила ложь, и оба знали это. Но иначе она бы разревелась…
Его рука дернулась в ее, и Сола сжала ладонь.
— Я рядом.
Она погладила его по лицу. Прижалась губами ко лбу. Расправила брови.
— Оставайся со мной, — сказала она напряженно. — Прошу, не покидай меня…
Эссейл закачал головой, но не сводил с нее взгляда, и оборудование молчало… так что это не припадок. Нет, он общался с ней.
— Ты останешься? — прошептала она.
Когда он кивнул, она расплакалась, слезы скатывались на его щеки.
— Хорошо. Это хорошо… — Сола улыбнулась. — Я соскучилась.
Смотря на его лицо, ей было все равно, что Эссейл лишился волос, или что его глаза были другими. Не имело значения, что он лежал на больничной койке, что его тело уменьшилось в два раза.
Любовь преобразила его, снова сделав тем мужчиной, которого она знала.
Для нее он был красивым, как бы не выглядел.
Глава 16
— Говорить сейчас нужно не мне.
Когда Лэсситер оставил его замечание без комментариев, Вишес подумывал о «за» и «против» того, чтобы прилюдно проехаться катком по падшему ангелу.
На стороне «черт, да»: зал для аудиенций был достаточно просторным, Ви есть где развернуться; Лэсситер более чем заслужил хорошую порку и за меньшие грехи, начиная от свинской приватизации пульта от ТВ и заканчивая легинсами с принтом под зебру, по которым так соскучился Дэвид Ли Рот[52] из 1985-х; и, у Ви, благодаря божественному происхождению, больше всего шансов пережить неминуемый ответный удар.
На стороне «идея так себе, бро»: Роф, вполне вероятно, не оценит, если совещание превратится в бой без правил; у Лэсситера полно козырей в рукаве, причем весьма болезненных; и, ко всему прочему, это не развяжет его язык.
Если ангел не хотел распространяться о тенях, то никто не заставит его открыть варежку.
— И что это должно значить? — требовательно спросил Ви через никотиновый ком во рту. — Ты знаешь, что это за херня или нет?
Когда Братья и Ублюдки принялись следить за ситуацией, как за матчем на «Уимблдоне», все головы повернулись в сторону Лэсситера, словно они ждали лайн-драйва[53] в ответ на высоко подброшенный мяч, а Вишес посмотрел на Рофа. Брови Короля были низко опущены, огромное тело громоздилось на кресле так, словно взрослый протиснулся в детское автомобильное кресло.
Сложно сказать, что Брат думал об этой ситуации. Может, он злился. Может, забавлялся. Но, что более вероятно, он просто ждал развития событий.
Однако, нет, он не излучал флюиды «Ви, вперед, надери ему зад!».
Черт возьми.
Сосредотачиваясь на Лэсситере, Ви протянул:
— Давай, ангел, поведай, что ты знаешь.
Лэсситер покачал головой, его странные красивые глаза были непоколебимы, как якорь на дне океана.
— Я не могу вмешиваться в происходящее. Мне нельзя влиять на ваши решения.
Ви вгрызся в жвачку, понимая, что да, сейчас что-то будет. Либо так, либо его ждет припадок от раздражения.
— Почему ты говоришь, как долбаный Морфеус[54]? Твой типаж Фло из «Прогрессив»[55].
— Достаточно, — отрезал Роф. — Ви, рассказывай, что случилось.
Ви начал, прищурившись, и не отрывая взгляда от ангела, провоцируя его подключиться к разговору.
— Мы с Бутчем патрулировали территорию. Существо появилось из ниоткуда и напало на нас. Черная сущность, эластичная, способна формировать конечности и растягиваться, как резинка, но твердая, словно сталь, когда бьешь по корпусу. Она также вооружена парой заурядных кинжалов.
— Вы были ранены? — спросил Роф.
— Нет. Никто. — Когда Бутч закашлялся от этой лжи, Ви сразу же продолжил. — Я убил ее… или разрушил, да пофиг… обстреляв в упор. Она визжала, как сучка… а потом исчезла. Останков нет. Запаха тоже. Ничего. — Он помедлил. — Ангел, ничего не хочешь добавить?
Лэсситер не среагировал. Просто стоял в углу, отдельно от воинов, золотое сияние вокруг него напоминало нимб, при виде которого Ви становилось не по себе.
Что-то не так с ним.
— Если не планируешь внести вклад в происходящее, то зачем вообще пришел? — наехал Ви на ублюдка.
— Вишес, угомонись. — Роф обвел комнату взглядом, укрытым за черными солнечными очками. — Я не стану спрашивать, видел ли кто-то из вас еще это дерьмо. Уверен, вы бы молчать не стали. Очевидно, у Омеги появилось новое оружие.