Она медленно поглаживала его спину и бок.
— Я рядом, — прошептала она ему на ухо. — Поплачь, если от этого станет легче…
Стук в дверь заставил его напрячься, и Эссейл обеспокоенно поднял голову, словно был в ужасе от того, что его увидят в настолько уязвимом состоянии.
— У нас все хорошо, — резко произнесла Сола, опуская его голову, закрывая его. — Не входи.
Приглушенный голос Элены донесся из-за двери.
— Просто проверяю. Я оставлю вас наедине.
— Спасибо.
Спустя какое-то время Эссейл поднял голову так, словно она весила тонну. И прежде чем он смог заговорить, Марисоль вытерла его лицо.
— Давай примем душ чуть позже…
— Я не думал… — Эссейл прокашлялся. — Не думал, что смогу вернуться. Я думал, что потерян безвозвратно. Марисоль, мне так страшно. Что, если… я не хочу снова потеряться.
Сола отдала бы весь мир, чтобы сказать ему, что не о чем беспокоиться. Но она не станет лгать Эссейлу.
— Я не оставлю тебя. Я буду рядом, сколько бы времени у нас ни было.
Дрожащими пальцами он дотронулся до ее волос, щеки, линии подбородка. А потом, задержавшись на ее губах, скользнул невесомо по нижней.
Она знала, о чем он спрашивал.
— Да, — прошептала Марисоль. — Как только будет можно.
***
Смотря на лицо Марисоль, Эссейл отчаянно хотел быть со своей женщиной. Хотел ее обнаженную, чтобы его возбужденная плоть входила в нее, и они бы кончили одновременно.
К несчастью, это казалось далекой страной, в которую можно попасть только после долгой, утомительной дороги. Но он доберется туда. Он сказал, чтобы Избранная Жизель вернулась через восемь часов. Она брала вену Братьев, чтобы поддерживать собственные жизненные силы и обеспечить его необходимым, и, может, после еще одного кормления его оставит паранойя о том, что он регрессирует.
Каждый раз, когда он брал вену Избранной, он прогрессировал семимильными шагами.
Но как он желал, чтобы это была кровь Марисоль в нем.
На мгновение Эссейл насладился этой фантазией, но потом собрался с мыслями. Безумие покинуло его совсем недавно, и он не хотел теряться в воспоминаниях и грёзах. В обоих случаях невероятно живые мысли уводили его от осязания-вкуса-зрения-слуха относительно реальности, и подобная диссоциация пугала его.
Ему хватит этого до конца жизни.
— Давай вернемся в кровать.
— Я хочу быть чистым, — утверждал он. — Я просто хочу чувствовать себя… чистым.
Словно хороший шампунь и мыльные пузыри способны смыть этот кошмар.
— Хорошо, — сказала Марисоль, поднимаясь на ноги. — Сделаем это.
Он презирал себя за то, что ей пришлось помочь ему встать, а с зеркалом над раковиной он уже усвоил урок: когда она помогла ему снять больничную сорочку, он не смотрел на свое тело.
Нет, благодарю. Ему не понравится это зрелище, как не понравилось смотреть на лицо и лысый череп.
И, черт возьми, он хотел стоять под душем на ногах как полноценный мужчина, но когда поднялся жар, он ощутил, как падает его давление. Поэтому вот его стул…
— О… — вздохнул он. — Это божественно.
— Чересчур горячо? Или холодно?
— Идеально.
Отклонившись и прислонив голову к плитке на стене, Эссейл кожей ощутил изумительный водяной каскад, падающий на его плоть.
— Хочешь, чтобы я помыла тебя? — спросила Марисоль.
— О, да, — сказал он. — Прошу. Это было бы так любезно с твоей стороны.
Испытывая стыд за отсутствие самостоятельности, он положился на свои манеры, словно вежливость могла замаскировать его слабость. Но Марисоль, казалось, совсем его не осуждала… и не меняла свое мнение о нем в худшую сторону. На самом деле она улыбнулась, казалось, радуясь возможности помочь. И она была очень нежна, обтирая его гиперчувствительную кожу мочалкой.
Было невероятно приятно ощущать ее руки на своей коже. Он хотел, чтобы это продолжалось бесконечно.
— Все готово.
— Почистишь мне зубы? — пробормотал он вяло.
— Конечно.
Она вернулась с зубной щеткой с заранее выдавленной пастой, и он сам взялся за щетку. Потом воду выключили, и капли шумно падали на пол кабинки.
Марисоль завернула его в плотные полотенца, и вместе они вернулись к койке. Рухнув на подушки, Эссейл осознал, что так много он не двигался с тех пор, как Доктор Манелло приехал за ним в его дом и привез сюда для детоксикации…
Эссейл нервно взял руку своей женщины и уверенно произнес:
— Больше никаких наркотиков.
Она моргнула.
— Хорошо. Я могу сказать докторам, что ты больше не хочешь…
— Нет. Никакого кокаина. Никогда больше. — Он настойчиво покачал головой. — Я никогда больше не свяжусь с этим. Не следовало начинать, а потом зависимость вышла из-под контроля. Она чуть не убила меня. Ужасный наркотик, и я навсегда избавился от него.
Наклонившись, Сола улыбнулась.
— Приятно слышать.
Когда она помрачнела, у него возникло ощущение, что она подумала о торговле наркотиками.
— Я также выхожу из дел, — сказал он. — Мне это больше не подходит.
— Подожди… ты уходишь из теневого бизнеса? Полностью в зону легального?
Эссейл нахмурился, подумав о своих прошлых стремлениях. С тех пор, как он прибыл в Новый Свет, он с головой ушел в бизнес… ведь он всегда только этим и занимался. И он отдавал предпочтение черному рынку, потому что ненавидел платить корпоративные налоги и, что более важно, нарушал человеческое законодательство ради собственного удовольствия. У него было больше денег, чем он способен потратить за многие столетия жизни, только если фондовый рынок не обрушился за то время, что он пребывал в заточении.
На самом деле, им всегда руководила не нужда, а запал.
Навязчивая необходимость побеждать.
Но сейчас, пережив столько всего за последние… прошли недели или месяцы?.. он обнаружил, что больше не желает участвовать в этом. Черт, он уже прикрыл наркоторговлю после грязных разборок со Старшим Лессером. Он планировал заняться импортом оружия и боеприпасов, но ради чего?
— Марисоль, это больше не для меня.
Когда слезы показались в ее глазах, он решил, что они — от счастья. Но не был так уверен.
— Это хорошие новости для тебя? — спросил он. — Разве нет?
— Разумеется. — Казалось, она пытается взять себя в руки. — Я хотела услышать такие новости.
— Приляг с…
Когда мысли внезапно оборвались, образовав вакуум в голове, он запаниковал. Но так часто бывало в последнее время, небольшие заторы в когнитивном процессе образовывались под жужжание метафорических сверчков в голове… а потом рассасывались сами по себе.
Марисоль говорила с ним, и он пытался не паниковать из-за того, что не мог понять ее слова…
— Приляг со мной, — выпалил Эссейл. — Ляжешь? Я в порядке. Клянусь. У меня случаются эти… заминки. Но они всегда сами проходят.
Она осталась на месте, смотрела на него так, словно пыталась поставить ему диагноз как доктор. Но, видимо, что-то удовлетворило ее, потому что Марисоль кивнула и осторожно поднялась с раскладушки. Когда она вытянулась рядом с ним, Эссейл прижал ее к себе. Они синхронно сделали глубокий вдох, и он бы выключил мысленно лампы, будь у него силы.
— Утром мне будет лучше, — пробормотал он. — Мне нужно отдохнуть.
— Обязательно будет… — Она медленно выдохнула. — Утром все будет лучше.
Что-то в её голосе было не так, но сон уже завладел им. Эссейл радовал себя снами о будущем, где они были вместе. Здесь. В Майами. В Старом Свете. Неважно.
Но да, он последует за ней, даже оставит преступную жизнь.
Боги, почему он не принял это решение раньше?
Глава 22
— Можно тебя на пару слов?
Следующим вечером, Витория подняла голову, отрываясь от записей Эдуардо… подумывая о том, чтобы достать пистолет.
— Как ты вошла сюда?
— Дверь была не заперта.
На пороге офиса стояла женщина, обращаясь к ней властным «я-победительница-голосом», с разнообразными углами в ее внешности: темные волосы срезаны до подбородка и вытянуты утяжком как две шторы. Анорексичное тело упаковано в авангардный черный костюм с ассиметричными пропорциями и подплечниками в стиле Алексис Колби[66]. Пластика носа и изгиб бровей придавали ей флер королевы драмы, коей она не являлась.
Мисс Марго Фортескью. Больше всего противилась переменам, особенно когда Витория собрала весь персонал в девять утра и объявила, что принимает управление на себя. К счастью, остальные были вполне дружелюбны и открыты. С другой стороны, сколько еще элитных художественных галерей можно найти в Колдвелле? Даже снобам нужна работа.
Когда они становятся на место продавцов, а не покупателей. Небо и земля.
Откинувшись на спинку кресла, Витория отметила на будущее, что нужно плотно закрывать двери.
— Чем я могу помочь?
Мисс Фортескью резко захлопнула дверь. С другой стороны, наверняка она каждое свое движение делала с нарочитостью.
— Я бы хотела получить подтверждение твоей личности.
Предполагалось, что ее слова вызовут шок. Испуг. Смятение.
Поэтому, когда Витория не отреагировала никоим образом, левая бровь мисс Фортескью, нарисованная как часть некой архитектурной композиции, дернулась.
— Так что?
— Не всегда в этой жизни мы получаем желаемое. — Витория улыбнулась. — Приходится свыкаться с разочарованием…
— Мы не знаем, кто ты такая. Ты можешь оказаться кем угодно. Эдуардо и Мистер Бенлуи не говорили, что у них есть сестра.
Последнее слово было сказано так, будто оно означало «воровка» или «чужачка», а не родственницу женского пола.
Когда женский взгляд опустился на стол, на ее лице появилось отстраненное выражение… и тогда все стало ясно. Да, Эдуардо развлекался с этим эталоном чопорности и осуждения.
Витория улыбнулась.
— Очевидно, ты не обладала достаточной важностью, чтобы делиться с тобой информацией о нашей семье. Так бывает со случайными связями и в деловых отношениях.