Но нет, она была одержима необходимостью бытьвсегдарядомнавсякийпожарный….
Словно на горе не ловила сотовая связь? Словно никто не мог за ней прийти? Словно никто не мог справиться с обычной, несерьезной травмой…
Ее мобильный. У нее был с собой чертов мобильный.
Достав телефон, она нажала на вызов Ви…
— Черт возьми.
Так, не удивительно, что для смс и звонка связь не ловит. Ну-ну. Словно «Веризон»[73] охватывал другие миры? Или Святилище было подключено к локальной сети?
Вернемся к плану А — прогулке в надежде встретить кого-нибудь.
Боже, ей нужно сообщить Ви, что она цела.
***
Сола так отчаянно молилась в соборе за исцеление Эссейла, что в последствии, по пути домой, осознала, что руки и локти ныли от того, насколько сильно она сжимала ладони вместе. И, наверное, она ошиблась, попросив об этом. От разных источников она часто слышала, что нельзя просить у Бога чего-то конкретного, вместо этого нужно просить воли Божьей. Проблема в том, что у нее с этим возникли проблемы. Если сократить все до абсурдной метафоры, то ей казалось, что это все равно что отправиться к тетушке, которая всегда дарила носки на Рождество, и заявить ей «Эй, поступай как знаешь».
Она добавила немного конкретики, намеком указала направление…
Поморщившись, она подумала, что, вау, я же не раздавала сейчас указания Господу. Серьезно. Я не…
— Итак, Эссейл, какой религии ты придерживаешься? — спросила ее бабушка с заднего сиденья.
Повисла неловкая пауза, и Сола посмотрела в окно на небеса, кивая Господу. Очевидно, вопрос вовэ был платой за эту шутку.
И я люблю носки, подумала она. Носки — это хорошо, они сохраняли ноги в тепле, могли быть разных цветов. Я благодарна за все носки, которые были в моей жизни, носки, которые Ты выбрал для меня…
— Марисоль?
— Сола?
Когда оба произнесли ее имя, она переключилась.
— Что, простите?
— Носки? — спросил Эссейл. — Ты только что говорила о носках…
— Тебе нужны носки? — перебила его бабушка. — Я свяжу тебе еще. Всем свяжу, им тоже нужны носки.
По крайней мере, это увело бабушку от религиозной темы.
— Простите, я просто рассуждала вслух. И у меня полно носков, спасибо.
— Я свяжу еще, — ответила бабушка. — Эссейл, ответь на вопрос.
Сола закрыла глаза. Потом сосредоточилась на дороге. Она хотела сказать Эссейлу, что он не обязан отвечать, но…
— Я агностик, Миссис Карвальо. Но меня очень тронула служба.
— Ты пойдешь в следующий раз с нами, но уже в нашу церковь. Познакомишься с Отцом Молинеро…
Покачав головой, Сола посмотрела в зеркало заднего вида:
— Вовэ, нам нельзя туда возвращаться. Это не вариант. Я уже говорила тебе.
Бабушка опустила глаза, и когда печаль отразилась на ее стареющем лице, Сола бы предпочла, чтобы она ответила в своем непробиваемом стиле. Непримиримость — это жизнь, поражение — смерть.
— Но мы можешь ездить в собор, — сказала Сола, когда они добрались до конца моста, и она повернула на первом съезде, к береговой линии Гудзона — Правда?
Эссейл подхватил волну и заявил без капли сомнений:
— Абсолютно.
Ее бабушка быстро пришла в себя.
— В следующий раз ты встретишь епископа Доннелли. Он благословит тебя.
— Можно просьбу, если вы не против? — Эссейл повернулся к ней. — Могли бы мы посещать вечерние службы? Я придерживаюсь полуночного образа жизни.
— Мне тоже такой вариант больше по душе. — Сола кивнула. — Мне так удобнее. Народу меньше.
— Мне не важно, когда мы поедем, если мы в принципе поедем.
Сола снова посмотрела в зеркало заднего вида. Ее бабушка довольная сидела на заднем сидении, на ее лице сияла улыбка, которую она бы скрыла, если бы знала, что за ней наблюдают.
Убрав одну руку с руля, она потянулась к Эссейлу и, когда сжала его ладонь, он посмотрел на нее.
Я люблю тебя, произнесла она одними губами.
Эссейл поднял свободную руку и прижался пальцами к своим губам. Потом он протянул руку и прикоснулся к ее.
— Я тоже тебя люблю, — сказал он во всеуслышание.
Сола покраснела, и она могла поклясться, что бабушка тихо рассмеялась. Но, может, ей померещилось.
С другой стороны, ее вовэ всегда хотела видеть в роли мужа своей внучки хорошего католического парня, и если Эссейл будет верен решению не торговать и ходить в церковь? Может, ее молитвы будут услышаны.
Внезапно Сола растеряла всю свою беззаботность.
Да, так могло быть… если бы Эссейл прожил долгую жизнь. Но каковы были шансы на это? — подумала она печально.
Глава 30
Пребывая в Святилище, Джейн не представляла, сколько времени прошло, проходило… не суть. Десять минут или тысяча лет, у нее возникло ощущение, что она чувствовала бы себя по-прежнему. В этом отношении минуты в священном месте были похожи на его горизонт, у которого не было ни начала, ни конца: как бы далеко она ни заходила, казалось, она никогда не достигнет кромки леса, опоясывающего территорию. Каждый раз, когда она думала, что до границы рукой подать, ландшафт отзеркаливал себя, выплевывая ее на другой стороне, и деревья оказывались за ее спиной. Одного этого было достаточно, чтобы сойти с ума.
Ну, и того, что здесь не было ни души.
Что еще раздражало? Она блуждала уже столько времени, а ноги совсем не устали, она не испытывала голод или жажду, не хотелось в туалет.
Да, ладно, не вопрос, она понимала, что это чистое сумасшествие — жаловаться на отсутствие дискомфорта… или, прости Господи, необходимости сесть на корточки в одну из клумб Девы-Летописецы, как во время лесного похода. Но это казалось еще одним подтверждением ее не-жизни, отчего Джейн чувствовала себя потерянной и одинокой больше, чем из-за отсутствия компании.
Настолько, что поддерживала телесную оболочку. Вроде как показывала средний палец На-самом-деле-не-живому-состоянию.
Боже, она молилась, чтобы Вишес не навредил себе.
Чтобы не сойти с ума от беспокойства, она задала себе маршрут, продиктованный нуждой навести порядок в происходящем и провести оценку окружающей действительности, хоть это было необязательно. Словно кто-то из загробной жизни мог появиться здесь с планшетом в руках и заявить: Вы срезали район купальни, а ваша скорость при прохождении Храма изолированных летописец на третьем круге была на 2 мили меньше.
Когда она стала заморачиваться по всяким пустякам?
Дисциплина, ее вечная подруга, трансформировалась в жесткую хватку, которая цеплялась за все без разбора, постепенно захватывая все больше и больше, незаметно для нее завладев контролем.
Настолько, что бывшая добродетель стала тяготить ее.
Она всегда отличалась здравой уверенностью в себе и своих силах. И она тяжким трудом заслужила подобное чувство собственного достоинства, черт возьми. Но думая, с какой зацикленностью она подходила к работе, благодаря этой невольной, но критически важной временной заминке, она осознала, что ставила знак равенства между своим обсессивно-компульсивным расстройством и спасением пациентов.
Черт, да между безопасностью и благополучием всех Братьев и бойцов.
Словно она — единственное, что стояло между ними и смертью.
Рейдж был прав, когда спрашивал, как давно она в последний раз посещала Первую или Последнюю трапезы, и сейчас Джейн знала, почему пропускала совместные приемы пищи: длинный стол в столовой, заполненный мужчинами и женщинами, семьями и детьми… они перестали быть ее друзьями.
Они стали потенциальными пациентами.
Она не видела, как Зи улыбается своей семье. Вместо этого она представляла, как в его живот прилетает пуля, он истекает кровью, а она приходит на поле боя, чтобы лечить его и вытащить свинец. Но что если вместо того, чтобы вычислить обе протечки — хотя в том примере она их нашла — она бы слажала, просмотрела нижнюю полую вену[74], и он умер бы на месте?
Что ж, тогда бы он не сидел за тем столом, не так ли? А Белла и Налла? Их жизни полетели бы под откос. Потому что Джейн выполнила свою работу недостаточно хорошо. Налла бы лишилась отца, а Белла до конца жизни осталась с разбитым сердцем. Семья была бы разрушена.
Или, хэй, как насчет Бэт и ее родов? Предлежащая плацента. Попала в клинику на носилках, и если бы Джейн не достала Рофа-младшего и не провела успешную гистерэктомию, неумело удалила матку и пациентка погибла бы от кровопотери?
В этом случае кончилась бы жизнь Рофа, он бы послал трон к дьяволу, и вся раса лишилась бы своего лидера. Братство изменилось бы навсегда, и, благодаря душевному потрясению, они бы в скорби и страданиях вышли на поле, и кто-нибудь бы непременно погиб.
Примеров много, не перечесть. Лейла с малышами. Из новобранцев — Пэйтон, которого ранили в голову. Кор. Рейдж.
За последний год каждый из них попал в ее клинику. Или за два?
Проблема в том, что она работала не со случайными пациентами, которые не имели никакого отношения к ее семье. Накосячить в обычных клинических условия — в принципе ужасно… черт, она знала врачей, которые совершили непреднамеренные ошибки и так и не смогли простить себя. Но когда такое происходит с родным и близким? Которого ты видишь каждую ночь? С которым смеешься и плачешь, идешь по жизни?
Врачи по очень веской причине никогда не лечат своих любимых. Но для нее это стало сутью ее работы.
Неудивительно, что она начала сходить с ума.
Остановившись, Джейн посмотрела по сторонам… с мыслью, что эти рассуждения могут оказаться бессмысленны. У нее вообще есть будущее? Или она застрянет в этой реальности навечно?
И что с Вишесом? Он будет винить себя. Он обставит все так, чтобы повесить на себя вину за ее решение закрыть собой Фьюри. И это приведет к катастрофе.
Когда сердце Джейн гулко забилось из-за всего, что она не знала и не могла контролировать, она сосредоточилась на том, что было перед ее глазами, чтобы совсем не сойти с ума.