Она не отвечает, но нетрудно догадаться, о чем она думает. Что, возможно, наш час наконец-то пробил. Но только возможно.
Я запускаю двигатель.
Около девяти мы добираемся до залива Тампа. Я пристраиваю яхту на пристани и вызываю такси, чтобы доехать до автомобильного проката. Предложить они могут лишь мини-фургон, и Оливия язвительно смеется, стоит нам залезть в салон.
– Что? – шутливо возмущаюсь я. – Мне даже нравится.
– Нет, – твердо говорит она. – Лучше молчи, иначе я утрачу ту крупицу уважения, что к тебе испытывала.
Я ухмыляюсь и везу нас к отелю. Мы оставляем сумки в номере, и Оливия разглядывает комнату, пока я проверяю, в силе ли наша обеденная бронь.
– Давай найдем, чем здесь можно поживиться, – говорю я. Она расстегивает свою косметичку, но я мягко забираю ее.
– Сегодня «обнаженный» день, и пусть он таким и остается. И в плане чувств, и в плане макияжа.
Ее губы подрагивают: она хочет улыбнуться, но сдерживается. Впрочем, улыбка мерцает в ее глазах, мне достаточно и этого.
Мы прогуливаемся до камерного ресторанчика, где подают лишь свежевыловленную рыбу. Он стоит прямо на воде. У Оливии чуть обгорел нос, и по ее щекам и переносице рассыпаются веснушки. Она заказывает «Маргариту» и клянется, что это лучшее, что она когда-либо пробовала.
После двух бокалов внутреннее напряжение отпускает ее, и она начинает говорить больше и непринужденнее. Мы прогуливаемся мимо магазинов, и она рассказывает о своей жизни в Техасе.
– Южные красотки, – уверяет она, – самые смертоносные создания на всей Божьей земле. Если ты им не нравишься, они не удостоят тебя и взглядом, стоит тебе заговорить с ними. А затем сделают комплимент, подразумевающий злейшее оскорбление.
Я смеюсь.
– И как же ты с ними справилась?
– Не блестяще. Пропускала комплименты и оставляла только оскорбления.
– Даже думать об этом тревожно, – признаю я. Когда Оливия расчехляет оскорбления, словно оружие, ты чувствуешь себя пораженным вербальными пулями. Крайне неприятный опыт.
Она морщится.
– Кэмми сказала, я антитехасец. Она хотела, чтобы я убралась подальше с юга, потому что я якобы нарушала целостность впечатлений.
– О, Кэмми.
Ее улыбка такая широкая и искренняя. Я знаю, как она ценит свою лучшую подругу – и гадаю, как бы она отреагировала, узнав, на что та шла, удерживая меня подальше. Не то чтобы теперь это что-то значило. Я никогда ей не расскажу.
Мы смотрим на забавные футболки с символикой Тампа-Бэй, когда она вдруг выпаливает:
– У меня все еще есть та футболка с котами из штата Джорджия.
– И у меня тоже. Давай возьмем одну из этих, с Тампа. Можем собрать целый гардероб с глупыми футболками.
Она выбирает две футболки с пальмами, самого непростительного бирюзового оттенка, что я только видел. Над рисунком наклеена надпись: Сердца в Тампа-Бэй.
Я вздыхаю:
– Взгляни на те, симпатичные, приталенные, – и указываю на футболку, в которой даже можно показаться на публике и не опозориться. Она хмурится.
– И что в этом интересного?
Она скрывается в уборной, чтобы надеть новую покупку, и заставляет меня сделать то же самое. Пять минут спустя мы идем по набережной, держась за руки, в уродливых парных футболках.
Я в абсолютном восторге.
Глава 21
После выпуска Кэмми уехала обратно в Техас. Найти ее оказалось довольно просто – нужно было лишь пройти по яркому следу в ее социальных сетях. Я зарегистрировался в фейсбуке. Первые пять моих сообщений она проигнорировала и отправила короткий ответ лишь на шестое.
Какого хрена, Калеб.
Она хочет, чтобы ты оставил ее в покое.
ОТВАЛИ!
К тебе вернулась память?
К черту. Не хочу знать.
Словом, Кэмми не стала бы мне помогать. Я вполне серьезно взвешивал возможность самому полететь в Техас, но понятия не имел, где Кэмми живет. Она перевела свой аккаунт в режим приватности и кинула меня в черный список. Я чувствовал себя каким-то сталкером. Обратился в колледж, но даже с моими связями в администрации эта нить ни к чему не привела – Оливия не оставила им почтового адреса. Имелись альтернативные варианты: нанять частного детектива или… оставить ее в покое. В конце концов, этого она и хотела. Она бы не уехала, если бы не собиралась все закончить по-настоящему.
Это разрывало меня на части. Сильнее, чем в первый раз, когда она бросила меня. В первый раз я упивался собственной злостью – использовал ее как повод почувствовать себя самоуверенным, оскорбленным, и продержался на этом первый год вдали от нее. На второй год я будто оцепенел. На третий начал переоценивать все, что произошло.
Но в этот раз все ощущалось иначе. Более реальным, словно, что бы мы ни предприняли, нам все равно было бы не суждено быть вместе. Возможно, переспав со мной, она поняла, что больше не любит меня. Возможно, я думал о себе слишком высоко, считая, что она вообще любила меня хоть когда-то. И полюбил ее сильнее, как бы безумно это ни звучало. Я должен был найти ее. Один раз. Лишь еще один раз.
Одним фейковым аккаунтом в фейсбуке спустя, я присоединился к расширенной сети онлайн-друзей Кэмми. Склад ее фотографий оказался на расстоянии одного клика, и тем не менее, прежде чем просмотреть их, я на добрые пятнадцать минут завис перед экраном компьютера. Я боялся собственными глазами увидеть новую жизнь Оливии – и то, как легко ей двигаться дальше без меня. Но все равно принялся искать ее сквозь сливающееся пестрое полотно кадров с вечеринок. Оливия обладала особым талантом ускользать от камер. Несколько раз мне померещилось, будто я заметил ее волосы в углу снимка или на смазанном фоне, но, по правде, я был настолько опьянен ею, что, скорее всего, видел то, чего на самом деле не было. Оливия могла бы быть на Шри-Ланке с Корпусом мира, и я никогда бы об этом не узнал. На Шри-Ланке вообще был Корпус мира?
Проклятье!
Кэмми жила в Грейпвайне. Следовало бы отправиться туда, поговорить с ней, и, возможно, она все-таки поделилась бы тем, где остановилась Оливия. Стой я прямо перед ней, она бы меня не заткнула. Ладонью я провел по лицу. Кого я обманывал? Это же Кэмми. На ней светлый цвет волос смотрится как на викинге. Я выдержал примерно месяц, и каждый день меня метало между мыслью, что Оливия хотела, чтобы я отпустил ее, и инстинктом найти ее и доказать, что она хотела вовсе не этого.
В конце концов я выпросил у Стива отпуск. Он не горел желанием предоставлять его, ведь я пропустил четыре месяца, пока прикидывался потерявшим память. Но стоило мне признаться, что это ради Оливии, как он уступил.
И я сел за руль. Одна тысяча двести девяносто миль под Coldplay, Keane и Nine Inch Nails. По пути я останавливался перекусить в дайнерах, где официанток звали Джуди и Нэнси, а пышные юбки и рукава так и не вышли из моды. Мне нравилось. Флориде не помешало бы преображение. Она утомляла: вычурность, претенциозность, плавящая жара, отсутствие Оливии. Возможно, дом ощущался как дом, только если в нем была Оливия. Ей наверняка тоже понравились бы Нэнси и Джуди. Если она была вместе с Кэмми в Грейпвайне и у меня получилось бы убедить ее вернуться, я бы повез ее обратно тем же путем. Мы бы ели жареную курицу и макароны с сыром за столиком, на котором отпечаталось столько кофейных пятен, что это стало дизайнерским решением. Мы бы объелись чуть ли не до комы, а потом нашли дешевый мотель и спорили бы, где заняться сексом, потому что она не доверилась бы чистоте местных простыней. Я бы целовал ее до тех пор, пока она не забыла о простынях, и мы были бы счастливы. Наконец-то – счастливы.
Я пересек границу штата Техас и решил занять номер в мотеле прежде, чем направиться к Кэмми. Нужно было побриться… принять душ. Так, чтобы выглядеть более или менее презентабельно. А затем подумал, к черту. Пусть Кэмми видит меня таким, какой я есть, грязным и жалким. Поэтому я поехал напрямую к ее таунхаусу и завернул на подъездную дорожку, едва за горизонтом замерцало солнце. Таунхаус был кремового цвета, с кирпичной оградой. На подоконниках стояли цветочные горшки, утопающие в лаванде. Слишком очаровательно для Кэмми. Я подумал о том, чтобы подождать пару часов, позавтракать прежде, чем набраться храбрости постучать в дверь. Кэмми была классической совой. Но в конце концов я предположил, что лучше застать ее врасплох – так она рассказала бы больше.
Я припарковался в конце квартала, пешком подошел к ее крыльцу и уже собирался нажать на кнопку звонка, когда из-за угла вырулил автомобиль, точно на ту улицу, где стоял я. Я остановился, чтобы взглянуть на него, и тут же заподозрил, что он направляется к дому Кэмми. Имелось два варианта… Я мог вернуться на подъездную дорогу, рискнув пройти мимо него, когда он свернул бы, – или схорониться за стеной таунхауса и подождать. Я выбрал второй вариант. Кэмми располагалась в крайних апартаментах, весьма удачно для меня: я пристроился спиной к стене, лицом к соседской ограде. Соседи держали йорка: тот обнюхивал что-то под забором.
Йорки – шумные и говорливые собаки. Стоило ему заметить меня, он продолжил бы лаять до тех пор, пока кто-нибудь не пришел бы проверить, в чем дело.
Как я и предполагал, машина заехала во двор. Послышался хлопок автомобильной двери и шелест чужих шагов. Наверняка это Кэмми, подумал я. Возвращается от какого-то парня, с которым провела ночь. Но это оказалась не Кэмми. Я услышал два голоса: один принадлежал Оливии, второй – какому-то мужчине. Я едва не сорвался из-за угла и не ринулся навстречу к ней, когда входная дверь открылась, и Кэмми взвизгнула:
– Вы точно-точно переспали!
Оливия вымученно рассмеялась. Ублюдок – кем бы он ни был – смеялся с Кэмми в унисон.
– Не твое собачье дело, – оскалилась Оливия. – С дороги. Мне нужно готовиться к занятиям.
К занятиям! Я сполз на землю. Она училась на юридическом. Встретила парня. Так быстро. Она даже не вспоминала обо мне, а я проехал сотни миль, чтобы завоевать ее обратно.