Из-за плеча Джесс я наблюдаю за реакцией Оливии. Она всегда обладала исключительным самоконтролем. И теперь она поступает просто чудовищно: смеется и обнимает Джесс, будто старую добрую подругу. Ошеломленный, я едва не отступаю назад. Ноа проявляет разве что каплю любопытства. Должно быть, мы кажемся ему персонажами какой-то пьесы. Оливия зовет нас в гостиную:
– Проходите, проходите, – и бросает на меня быстрый торжествующий взгляд. Она не стала лучше как человек – только как актриса.
Туше. Веселье еще не окончено.
Джесс убегает в кухню, помочь Оливии, и мы с Ноа остаемся наедине, с блюдцем сыра бри и крекерами. Около десяти минут мы ведем светскую беседу на привычные мужские темы – Марлинс, Хит, Долфинс… квотербеки, стартеры, питчеры – то, что меня не волнует уже целую вечность.
– Тебе неспокойно?
Вопрос застает меня врасплох. Он знает. Дерьмо. Что ж, по крайней мере, честность снимает груз с плеч.
– А тебе было бы спокойно на моем месте? – Я принимаю предложенный им виски. Односолодовый, черная этикетка – весьма достойный.
Он садится напротив, ухмыляясь:
– Разумеется.
Я не доставляю ему неприятностей, так что как много он действительно знает? Если только… если только он настолько уверен в их отношениях, что считает, будто ему не о чем волноваться. Я оцениваю ситуацию с другой точки зрения. Судя по всему, он не ревнивец. Говорю:
– Если у тебя нет с этим проблем, то и у меня тоже.
Он расслабляется в своем кресле, закинув щиколотку одной ноги на колено другой:
– Ты ведь меня проверял?
– Фоново, по трем странам, – пробую виски, позволяя вкусу распуститься на языке.
Ноа кивает так, будто ожидал чего-то подобного:
– Есть что-то, что тебе не понравилось?
Пожимаю плечами:
– Ты женился на моей первой любви. Не то чтобы ты мне нравился изначально.
Он кивает, медленно, с понимающей полуулыбкой:
– Она важна для тебя, Калеб. Меня это устраивает. Пока ты держишь свои руки подальше от моей жены, у нас с тобой все в порядке.
Девушки входят в комнату, и мы встаем. Оливия ощущает напряжение, отпечаток произошедшего разговора. Ее взгляд, как всегда холодный, блуждает между нами.
Выбери меня.
И останавливается на Ноа. Их связь пробуждает во мне глухую ревность. Я стискиваю зубы так, что Оливия это замечает. Прекращаю, едва она останавливается взглядом на моей челюсти – слишком поздно. Она увидела, что я чувствую.
Изогнула свою идеальную бровь.
Боже, ненавижу, когда она так делает.
Я отшлепал бы ее в наказание, если бы мог.
Ягненок пережарен, а спаржа переварена, почти как каша. То, что Оливия готовит своими собственными, пусть маленькими и злобными, руками, воистину впечатляет. Настолько, что я подчищаю за собой тарелку и прошу добавки. Она на третьем бокале вина, причем настолько непринужденно, что невольно задумываешься, привычка ли это, или совместный ужин заставляет ее нервничать. Мы обсуждаем ее клиентов, и она искрометно шутит, так что все мы смеемся. Ноа от нее явно без ума. Жадно, с легкой улыбкой ловит все, что она делает. Этим он напоминает меня самого. Она интересуется у Джессики, чем та занимается. Мне становится не по себе. Я стараюсь быть осторожным: общаться не только с ней, не смотреть на нее слишком пристально, не отворачиваться, когда она взаимодействует с Ноа, только потому, что меня это задевает. Сложно удержаться от того, чтобы не анализировать их динамику. Она по-настоящему к нему привязана, рядом с ним ее характер смягчается. Она не ворчала ни разу с того момента, как я переступил порог, – дольше, чем ее рот был чист от ругательств когда-либо в истории ее существования на белом свете.
Ее рот.
Ноа – один из тех редких людей, что способны сгладить углы в потенциально разрушительной ситуации. Ничего не могу с собой поделать: он мне нравится, несмотря на то, что увел мою девушку. И у него даже кишка не тонка, чтобы угрожать мне.
Когда мы прощаемся в фойе, Оливия упорно не пересекается со мной взглядом. Она изнурена, словно вечер сильно сказался на ней эмоционально. Она стоит рядом с Ноа и тянется к его ладони. Хотелось бы знать, что она чувствует. Хотелось бы быть тем, кто позаботится о ней.
На ночь Джесс остается у меня. Мама оставляет четыре сообщения по поводу моего переезда в Лондон.
Будит меня аромат бекона. Звенят кастрюли, журчит вода из-под крана. Я обнаженным выхожу на кухню. Джессика готовит завтрак – я облокачиваюсь о столешницу и наблюдаю за ней. Мы были женаты пять лет, и за то время она едва ли хоть раз разбила яйцо. На ней одна из моих футболок, волосы собраны в небрежный пучок – весьма сексуально. Любуюсь ее словно бесконечными ногами. Я из тех мужчин, что особое значение придают женским ногам. Та сцена в «Красотке», где Вивьен делится с Ричардом точными мерками своих ног, – одна из самых лучших в кинематографе. Женщине многое можно простить, если у нее превосходные ноги.
А у Джессики они непревзойденные.
Я сажусь за стол, и она подвигает ко мне чашку кофе, смущенно улыбаясь, будто мы делаем это впервые. Она мне нравится, правда. Когда-то я ее любил, и полюбить ее снова наверняка будет просто. Она красива – пожалуй, она даже красивее Леа и Оливии. Может ли кто-то вообще быть красивее Оливии?
– Не хотела тебя будить, – говорит она, – поэтому решила занять себя чем-то, чтобы тебя покормить.
– Покормить меня, – повторяю я. Это мне тоже нравится.
Она застенчиво улыбается:
– Мне нравится делать что-то для тебя. Я скучала, Калеб.
Я смотрю на нее. Как сложилась бы наша жизнь, если бы она не скрыла беременность и не решилась на аборт? Нашему ребенку исполнилось бы десять.
Притягиваю ее к себе, чтобы поцеловать. Она никогда не сопротивляется, никогда не ведет себя так, будто не хочет меня. Я несу ее на диван, и ни она, ни я не спасаем сгоревший тост.
Немногим позже я наслаждаюсь эспрессо в кафе на своей улице. Джесс уехала на работу. Мой телефон вибрирует, оповещая о входящем сообщении.
О: Так что?
Я улыбаюсь самому себе и допиваю кофе, прежде чем ответить.
Что «так что»?
Долгая пауза. Она взвешивает, как бы выудить из меня информацию, при этом не выдав, будто ситуация ей не безразлична.
О: Хватит играть со мной!
Кажется, я помню, когда ты просила меня о том же самом в последний раз. Если не ошибаюсь, мы были в апельсиновой роще.
О: Пошел ты. Как тебе Ноа?
Он прелесть
Как тебе Джесс?
О: Все та же пустоголовая потаскуха.
Я хохочу в голос. Посетители кафе оборачиваются, удивляясь, над чем я смеюсь.
Собираю вещи – пора уходить. Оливия не заставит себя долго ждать. У нее есть тенденция переходить прямиком к делу. Уже возле машины телефон вибрирует снова.
О: Не влюбляйся в нее.
Я пялюсь на это сообщение долго, очень долго. Минуту – или три. Что ей нужно от меня? Ответ я не пишу. Ощущение, будто она только что ударила меня под дых.
И на этом все. Она исчезает на весь следующий год.
Глава 3
Когда я впервые увидел ее – о боже, – то почувствовал себя так, будто в моей жизни никогда не было других женщин. Мое внимание привлекла ее походка – подобная воде, плавная и непреклонная. Мир вокруг будто рассеялся, и я мог видеть лишь ее, единственное настоящее существо среди вихря цвета. Я улыбнулся, когда она встала под отвратительным, кривым деревом и одарила его совершенно подозрительным взглядом. Раньше я никогда не замечал этого дерева, хотя оно определенно относилось к тем вещам, заметив которые удивляешься, как ты мог упускать их раньше. Кто-то из друзей пихнул меня в плечо, чтобы я перестал витать в облаках. Мы обсуждали баскетбол. Тренер отстранил лучших игроков за то, что те курили травку, и последние три игры проводились без основного состава, который теперь сидел на скамейке запасных. Но стоило мне увидеть ее, как разговор исчерпал себя. Друзья проследили за моим взглядом, обменявшись многозначительными усмешками. В делах любовных я имел определенную репутацию. Когда я пошел к дереву, из них тут же посыпались подначивания. Она стояла спиной ко мне. В ее волосах хотелось запутаться пальцами, настолько они были дикими и темными, струящимися до пояса. Следовало сразу же спросить ее: «Ты выйдешь за меня?» – но я выбрал что-то менее кардинальное:
– Чем это дерево так тебя разозлило?
Она обернулась так резко, что я отпрянул. Из-за нее что-то во мне перевернулось, и, колеблющийся и растерянный, я не знал, что делать с незнакомыми чувствами. То, что произошло дальше, ранило мое самолюбие.
– Просто вопрос, солнышко, не нападай на меня, – ради всего святого, какая же она неприветливая.
– Могу я чем-то помочь? – огрызнулась она.
– Мне стало интересно, почему это дерево заставляет тебя хмуриться.
Потрясающе глупо, но что еще можно сказать? Либо у нее крайне паршивый день, либо крайне паршивый характер – в любом случае я настроился постоять в тени и поговорить с ней.
В ее чертах вдруг проступила усталость:
– Ты пытаешься флиртовать со мной?
Проклятье. Это очень быстро становилось самым странным знакомством с девушкой на моей памяти. Поэтому я представился по имени.
– Прости, что?
– Мое имя. – Я протянул ей руку для рукопожатия. До нее просто хотелось дотронуться. Она оказалась ледяной, будто сквозь ее кожу просачивался ее характер. Она поспешно отдернула руку.
– Да, я пытался флиртовать с тобой, пока ты не растоптала мои надежды.
Ни в один из дней, прожитых мною под солнцем и луной, я не пожимал руку девушке, которую хотел. Получилось неловко. Для нее тоже. Она свела брови, озираясь, будто отчаянно нуждалась в ком-то, кто спас бы ее и увел с этой несчастной парковки.
– Слушай, я бы рада остаться и покормить твое эго бессмысленной болтовней, но мне пора.