— Так как? — спросил он, поднимая пистолет на уровень его лба. — Скажешь?
— Я не знаю… — упрямо покачал головой тот, и в глазах его сверкнула ненависть.
Баронин решил больше не тратить слов впустую. Схватив побледневшего бригадира за шиворот, он приподнял его и с силой ударил задницей об землю. Завизжав от пронзившей его словно электрическим током боли, тот распластался на земле и схватился обеими руками за ногу Баронина.
— Кто? — повторил тот.
И Обутов не выдержал. Понимая, что от Барона его не спасет уже никто, а шанс залечь на дно у него имеется, он выдохнул из себя имя пославшего его на Владивостокскую человека.
— Потом он приказал мне убрать и исполнителей… — продолжая морщиться от боли, проговорил он, хмуро глядя на Баронина.
— Это ты следил за нами, когда мы ездили на кладбище?
— Да…
— А кафе… тоже твоих рук дело?
— Да! — видно полагая, что смерть вора ни в коей мере не заденет бывшего или, черт его уже разберет, настоящего мента, слабо улыбнулся Обутов.
И… ошибся… Гулко рявкнула «беретта», и бывший бригадир уставился в высокое небо, по которому ветер с остервенением в эту минуту гнал серые облака, уже незрячими глазами. Баронин протер рукоятку «беретты» и, поморщившись, бросил ее на труп. Никаких угрызений совести он не испытывал, ибо не видел никакой надобности в пребывании на земле подобных горилл…
В Николо-Архангельск Баронин вернулся около пяти и сразу же позвонил Зое на работу. К его удивлению, взявшая трубку девушка ответила, что Лукина заболела. В полном недоумении, к которому уже примешивалась тревога, он повесил трубку. Вчера в одиннадцать вечера он говорил с Зоей, и она ни словом не обмолвилась о своем недомогании. Дав отбой, Баронин позвонил ей домой, но Зои не было и там. Решив, что она у врача, Баронин поехал к себе, на квартиру уехавшего за границу брата Берестова. Но по-настоящему он встревожился уже вечером, когда, спустившись в автомат, снова не дозвонился до Зои. И, уже не сомневаясь, что случилась беда, поехал к ней домой. Да, он отчаянно рисковал, но пребывать в неизвестности дальше уже не мог. От одной только мысли, что Зоя стала жертвой его разборок с убийцами Миши и Туманова, его прошиб холодный пот.
В квартире, которую он открыл своим ключом, никого не было. А вот на кухне он обнаружил листок бумаги, исписанный крупным почерком. С тяжелым сердцем Баронин прочитал:
«Если не хочешь, чтобы Зойка отправилась вслед за своим мужем, — гласили каракули, — сиди у нее дома и жди нашего звонка! И никуда не рыпайся! Тебе же дороже выйдет!»
В сердцах скомкав записку, Баронин тяжело опустился за стол. Ну вот и все, приехали! Теперь он безоружен! И что толку от всей его конспирации? Зою он не отдаст ни за какие сенсационные разоблачения! Слишком велика цена для всей этой сволочи! Его снова посадили на поводок, и теперь ему оставалось только сидеть и ждать, когда на него наденут намордник.
Баронин закурил. Да, случилось самое страшное, ибо заложником его борьбы стал не просто невинный, но и родной ему человек! И представив Зою в комнате со стерегущими ее мордоворотами, жадно пожирающими ее глазами, он скрипнул зубами. Зоя могла спровоцировать кого угодно! И не случайно с нее, к явному неудовольствию своих дам, долго не сводили восхищенных глаз мужчины на пляже! Впрочем, она и в одежде могла дать фору многим! Хотя особенно винить себя ему было не в чем. Рано или поздно, но Зоя обязательно пошла бы в ход. Как-никак жена его друга и близкий ему человек… Но почему она, а не Марина? Не его, пусть и бывшая, но все же любовница? Не потому ли, что муж Марины был крупным бизнесменом, имевшим тесные связи с тем же Рокотовым и иже с ним? Ответить на болезненный для него вопрос Баронин не успел, в комнате зазвонил телефон.
— Прочитал? — услышал он глуховатый мужской голос.
— Да…
— Все понял?
— Да…
— Согласен?
— Да! — несколько повысил голос Баронин.
— Тогда завтра приедешь двухчасовой электричкой на «Двадцать седьмой километр»… — удовлетворенно, как, во всяком случае, показалось Баронину, приказал неизвестный собеседник. — Выйдешь из третьего вагона и сядешь на скамейку! Договорились?
— Да! А Зою… — начал было Баронин.
— Если сделаешь все так, как тебе говорят, — усмехнулся его абонент, — получишь свою бабу целой и невредимой! И не вздумай шутить, Барон! — В голосе незнакомца послышались угрожающие нотки. — Предупреждений больше не будет! А Зойку мы вернем тебе по частям! Все, будь здоров!
Баронин положил трубку и поднялся из-за стола. Он хорошо знал, что ему теперь делать. Оставив свет на кухне на всякий случай включенным, он закрыл квартиру и вышел из дома все через тот черный ход. Хотя вряд ли за ним сейчас следили. Да и зачем? Он сидел на таком толстом крючке, с которого, по мнению его «благодетелей», сорваться было уже невозможно! И все же осторожность взяла свое. Несколько раз он совершенно неожиданно даже для самого себя резко менял маршруты, но хвоста так и не обнаружил. Где пешком, где на троллейбусе он добрался до центра, где жил так нужный ему в этот вечер человек. Как ответила по телефону его жена, прибытие главы семейства ожидалось с минуты на минуту, и Баронину не оставалось ничего другого, как, усевшись на стоявшую неподалеку в густых кустах скамейку, ждать. Подняв воротник плаща, он привалился к спинке скамейки и закурил. На втором этаже в хорошо освещенной кухне ссорилась какая-то пара. И ссорилась так, что из широко открытой форточки до Баронина долетали отдельные и далеко не парламентские выражения. Он поморщился. Счастливые… Ему бы их проблемы…
Сзади послышались чьи-то шаги, и повернувшийся на их звук Баронин увидел неряшливо одетую парочку. Только алкашей ему здесь и не хватало! И даже не дав суток пять не брившемуся мужчине открыть извлеченный из куртки огнетушитель портвейна, он грубо прикрикнул на них:
— А ну мотайте отсюда, пока не забрал на пятнадцать суток! Живо!
Мужчина приложил руку к губам и вопросительно взглянул на украшенную двумя огромными синяками подругу, закутанную в какое-то невообразимое подобие пальто. И та, будучи, в отличие от своего спутника, еще достаточно трезвой, хрипло выдавила из себя:
— Извини, командир!
— Давай, давай! Топайте отсюда! — с напускной строгостью прикрикнул Баронин. — Только сейчас троих отсюда увезли! Тоже хотите?
Оставшись один, Баронин взглянул на часы. Половина одиннадцатого… Он поморщился словно от зубной боли, близилась полночь, а его Германа все не было! И если он вообще сегодня не придет, чего, кстати, совсем нельзя было списывать со счетов, все задуманное им летело к черту! Завтра с работы его уже не вытащить… Баронин закурил очередную сигарету, и его мысли, словно стрелка компаса, всегда показывающая на север, снова вернулись к Зое. Бедняжка! Скольких нервов будет ей стоить эта ужасная ночь? А скольких уже стоила? И хорошо еще, если только нервов… Ведь если не удастся задуманное, их обоих уже завтра не будет в живых. Такие свидетели не нужны никому… С каждой уходящей секундой вероятность спасти Зою и себя самого становилась все призрачнее…
А в эту самую минуту тоже погруженная в невеселые размышления Зоя сидела на кушетке в небольшой комнате с зарешеченным окном, куда ее привезли сразу же после похищения. Ей было страшно. И за себя и за Баронина. Она не сомневалась, что, прочитав оставленную для него на кухне записку, он пойдет на все, лишь бы только спасти ее. Вот только спасет ли… Для этих людей они представляли собой уже почти отработанный материал. Лишние и к тому же опасные свидетели не нужны никому, и замести следы в Николо-Архангельске, где на много километров вокруг шумела тайга, было проще простого…
Громкие выкрики за дверью оторвали Зою от ее невеселых мыслей, и она невольно прислушалась. Из долетевших отдельных фраз поняла: шумели из-за нее. Но вот голоса умолкли, и она услышала приближавшиеся к ее комнате шаги. В следующее мгновение дверь открылась, и в комнату вошел один из ее похитителей, рослый парень в голубой футболке с короткими рукавами и синих тренировочных брюках. Он являл собою классический тип быка с его могучей мускулатурой, стрижкой под бокс и полным отсутствием мыслей на упитанном лице. Окинув стоявшую перед ним женщину долгим и липким взглядом, он усмехнулся.
— Не скучно? — спросил он неожиданно тонким для его могучей комплекции голосом.
— Нет, — покачала головой Зоя.
Парень помолчал. Но из его глаз сочилось такое страстное желание, что слова уже были не нужны. Он возжелал эту красивую телку сразу же, как только увидел, и убедил-таки своего напарника не мешать ему. Да, им запретили трогать ее, но ведь можно было и по доброму согласию. Тем более, что эта баба была в его глазах уже покойница, как и ее «друг», которого завтра уделают на двадцать седьмом километре. И куда приятнее справить удовольствие на чистых простынях, нежели возиться с ней на покрытой хвоей земле в лесу…
— Есть хочешь? — спросил он, приближаясь к Зое.
— Нет! — снова покачала головой Зоя, делая шаг назад.
— А меня? — жарко дыхнул он на нее, подходя вплотную и кладя свои тяжелые руки ей на бедра.
Зою в это мгновение почему-то поразило не то, что он делал, а то, как такие здоровенные ручищи могут дрожать. В секунду Зоя очнулась от оцепенения. И сделала то, чему ее когда-то учил муж. Не проронив ни звука, она с силой ударила коленом туда, где у парня сильно оттопыривались брюки. Ахнув, Валяпа схватился за ушибленное место и уставился на женщину налитыми кровью глазами. Хотя удар и достиг цели, он был все же слишком слаб, чтобы остановить громилу. И уже в следующую секунду, криво усмехнувшись, Валяпа медленно двинулся на Зою. И та, понимая, что ее уже ничто не спасет, схватила со стола первое, что ей подвернулось под руку. На ее счастье, это было зеркало. С силой ударив им по столу, она разбила его и, зажав оставшийся у нее в руке осколок, холодно смотрела на приближающееся к ней чудовище. И когда до заветной цели ему