Он взял двумя руками услужливо поданный майором стакан с водой, сделал большой глоток и шумно выдохнул.
– В кабинет! – приказал Цепков и удивленно оглядел Меркульева.
Сан Саныч наконец смог оценить всю пикантность ситуации: он как был на задержании, так и приперся в Главк в своих потрепанных галифе, сапогах и куртке. Черт-те что – не хватало только нагана для законченного образа. К тому же борьба со скатертью, соусами, приправами и вином придали его костюму весьма красочный вид.
Меркульев попытался оттереть одежду у встреченной водоразборной колонки, стараясь не обращать внимания на ошарашенный взгляд постового милиционера, но окончательно скрыть следы бурной ночи так и не смог.
Цепков покачал головой и брезгливо скривил губы:
– Ну и вид у вас, товарищ подполковник…
Меркульев пожал плечами – что было, то было.
В кабинете генерал успокоился, прошел к своему столу и бросил на спинку стула шинель. Ослабил галстук, нажал на кнопку селектора:
– Лентищева ко мне! Немедленно! – Грузно сел на кресло и потер лицо. – Ну?
Меркульев вздохнул и заговорил, оставшись стоять рядом со столом:
– Операция прошла почти по плану – основные участники были задержаны, но Мамонта в машине не оказалось. Мною было принято решение задержать его на квартире, где его в последний раз видел Самохин. – Он помолчал, стараясь не глядеть в потемневшие глаза генерала. – Но его не оказалось и там. Сознательные граждане подсказали, что искать его надо в ресторане «Арагви». При попытке задержания Мамонтов оказал сопротивление, завладел моим табельным оружием и произвел два выстрела.
Генерал не отрываясь смотрел на него, и лицо его медленно покрывалось красными пятнами. Меркульев понимал, что за этим последует, но отважно продолжил:
– В результате выстрелов были тяжело ранены Самохин и посторонний гражданин, присутствующий в это время в ресторане… Мамонт и подельники задержаны.
– Господи… – простонал Цепков. – Меркульев, ты хоть понимаешь, что творишь?! Через двадцать минут здесь будет главный прокурор, набегут министерские, из облсовета и ЦК! Это же ЧП! Стрельба у Моссовета, мать твою… теперь еще выясняется – из табельного оружия сотрудника!
Меркульев слушал генерала и понимал – влип он на этот раз основательно. Мысленно прикинул, когда и как далеко полетят его погоны. Хотя смелости у него основательно поубавилось, но то, зачем он пришел сюда сразу же после операции, требовало высказаться.
– Товарищ генерал! – прервал он тяжелые раздумья Цепкова. – Я считаю, что нужно немедленно задержать Эйхмана! Он является организатором этой преступной группировки!
Генерал выпучил глаза и заорал так, что жалобно зазвенели стаканы, стоящие вокруг графина:
– Ты дурак, Меркульев?! Ты понимаешь, какую ты кашу заварил?! Что сейчас будет, понимаешь?!
Он вдруг откинулся на спинку кресла и громко выдохнул. На секунду замер, выпрямился и зловеще просипел:
– Постой, ты сказал – Самохин ранен?
– Тяжело, – не стал скрывать Меркульев, – пуля прошла через грудь, навылет.
– Твою мать… – смачно и витиевато выругался генерал, – еще и раненый сотрудник…
– Так как насчет Эйхмана? – попытался напомнить Меркульев.
– Пошел вон с глаз моих! Жди в приемной! – снова разразился матерной тирадой Цепков.
Лентищев, на удивление свежий и собранный, проводил изумленным взглядом выскочившего из дверей Меркульева, пожал плечами и вошел в кабинет.
С каждым входящим чином, все выше и выше по званию, Меркульев все глубже и глубже сползал в кресле. А начальников в кабинет набилось изрядно – случай был действительно из ряда вон выходящий.
Подполковник чувствовал себя премерзко. Усталость, боль от очередной неудачи, ожидание взбучки от начальства – все это не шло ни в какое сравнение с ощущением незаконченного дела. Проклятая ответственность разъедала его изнутри, заставляя, впрочем, как и всегда, идти напролом, невзирая на последствия.
Добавляла страданий неизвестность – он не знал, что там с Борисом, жив или уже стал очередной жертвой его неосмотрительности?
От переживаний и усталости Меркульев задремал, балансируя между сном и явью, тренированным ухом продолжая контролировать обстановку.
Сознание сработало вовремя – он проснулся одновременно со словами майора:
– Товарищ подполковник, вас вызывают.
Встал, одернул куртку, выдохнул и вошел в кабинет.
И тут же встал как вкопанный – за время его дремы в помещении осталось всего несколько человек, но – каких…
Кроме Цепкова, смотрящего на него исподлобья, сидящего в раздумье Лентищева и еще пары незнакомых, но таких же сердитых людей на подполковника остро смотрел представительный мужчина в строгом костюме. Белоснежная рубашка, темно-синий галстук и густющие черные брови на круглом лице. Второй секретарь Московского обкома КПСС Борисенков Василий Михайлович…
С ним Меркульеву, как одному из членов партийной ячейки, доводилось пересекаться на некоторых конференциях, но напрямую общаться – ранг не позволял. А тут – высокий руководитель собственной персоной и явно по его душу.
– Здравствуйте, Александр Александрович! – несколько медлительно, но весомо проговорил Борисенков. – Как вы понимаете, мы здесь собрались по весьма серьезному поводу, к которому вы имеете самое непосредственное отношение.
Он замолчал и внимательно посмотрел на Меркульева, словно проверяя эффект от своих слов.
Подполковнику был знаком такой стиль ведения беседы – секретарь знал, а может, просто догадывался о своей похожести на Леонида Ильича и вовсю этим пользовался.
– Товарищи, – он небрежно кивнул на окружающих, – охарактеризовали вас как грамотного специалиста, способного справиться с самым сложным заданием. К тому же… – Секретарь покопался в бумагах, лежащих перед ним, надел тяжелые очки в роговой оправе и продолжил, не глядя на Меркульева: – Характеристики на вас, как члена партийной организации, выше всяких похвал, Александр Александрович…
Он снова глубокомысленно замолчал. Меркульев почувствовал жжение под ложечкой. Он, конечно, догадывался, к чему это предисловие, и прекрасно понимал возможный финал речи партийного начальства.
– Вы садитесь, у нас разговор долгий, – неожиданно предложил Борисенков.
Меркульев вздрогнул – на такие крутые виражи его усталое сознание реагировать уже не успевало.
– Садитесь, садитесь, – приказал секретарь, видя его замешательство.
Он дождался, пока подполковник примостится на стуле, и продолжил:
– Итак, на одной чаше весов у нас есть чрезвычайное происшествие – стрельба в общественном месте с двумя тяжелоранеными, на другой – проведение спецоперации, санкционированной, кстати, руководством министерства, – он тяжело посмотрел на Цепкова, – и, как итог, мы имеем ликвидацию разветвленной преступной группировки, но обремененную наличием неприемлемых потерь, как репутационных, так и организационных… причем только на вашем участке операции, я правильно формулирую?
Он в упор взглянул на Меркульева. Подполковник выдавил из себя:
– Так точно.
– Это хорошо, что мы друг друга понимаем, Александр Александрович… – Снова многозначительная пауза. – Я ознакомился с ходом дела, да и товарищи кое-что рассказали, так что я в курсе вашего мнения по поводу Эйхмана. Вы можете пояснить свою точку зрения?
Меркульев снова вздрогнул – экие кружева выводит этот Борисенков, – но собрался и постарался максимально четко ответить:
– Я считаю его главным руководителем и разработчиком всей этой преступной цепочки. Он умен, очень умен, опытен, обладает специфическими знаниями и имеет весьма любопытные взгляды на события в стране…
– Я знаю, вы с ним встречались, – заинтересовался Борисенков, – беседовали?
– Да, – ответил Меркульев и кивнул на листы под руками секретаря: – Это отражено в протоколе.
– Читал, – похлопал по пачке Борисенков, – весьма любопытно.
Он снова помолчал, плавно откинулся на спинку стула и посмотрел на Цепкова:
– Василий Константинович, опишите ситуацию Александру Александровичу.
Генерал откашлялся и сухо проговорил:
– Два часа назад Эйхман с группой вооруженных людей захватил персонал дома отдыха «Березовая роща» в Мытищинском районе…
Глава 2
Дорога петляла по смешанному лесу, постепенно погружая пассажиров в медитативное состояние. Темно-зеленые ели, почти голые березы и орешник сливались в сплошной зелено-желтый фон.
Часы показывали начало пятого, но низкие тучи, до предела наполненные дождевой влагой, убавили дневной свет до состояния небытия – сумерки постепенно входили в свои права.
Меркульева угнетало состояние полудремы, но поделать с этим он ничего не мог – так и ехал, ткнувшись подбородком в грудь, изредка, на особо ухабистых участках, поднимая осоловелый взгляд на неизменный пейзаж.
Усталость и раздражение мешали сосредоточиться, вникнуть в предстоящие события. А они ожидались предельно сложные – на его памяти такого происшествия не было. Словно в плохом западном фильме – заложники, переговоры, миллион долларов…
Тьфу ты, пропасть!
Меркульев от досады заскрипел зубами – ситуация поразительно напоминала вчерашнюю. Тот же автобус, те же спецназовцы во главе с неизменным Лысюком, тот же усатый водитель…
Он успел заскочить домой, переодеться. И ехал сейчас не на задержание, а на переговоры. В цивильном костюме и даже побритый.
Переговоры с Эйхманом – кто бы мог подумать?
– Вы были правы, Александр Александрович! – Борисенков поерзал на стуле, поудобнее устраивая свое крупное тело. – Судя по всему, он и является мозгом всей преступной группы… Пока это представляется так. Взятые налетчики, в том числе и на других участках дороги, в основном – рядовые исполнители. И хотя Мамонтов – один из руководителей, но он не главный. Тут все сложнее и глубже. Координация работы такого масштаба – весьма нетривиальная задача.
Он в задумчивости потер подбородок, и Меркульев против своей воли обратил внимание на неровно выбритую кожу – спешил начальник.