— Вот так они погибли, сука!
Глава 2
Сапог вызвал к себе на ковер внезапно. Вилкина уже заканчивала разгребать свои «авгиевы конюшни» битком набитые делами, протоколами допросов подозреваемых, опросами свидетелей и прочей текучкой, из которой, собственно, и состояла работа следователя.
Не успела Катерина вернуться на службу после вынужденного «простоя», связанного с ее пребыванием в госпитале, как на нее навесили все, что только можно было навесить на рядового следака. После провального для Вилкиной дела о маньяке, оставлявшем клейма на своих жертвах, ее карьера откатилась в самое начало. Ее понизили до помощника следователя, что сулило Катерине еще несколько лет рутины и прозябания на дне карьерной лестницы. Еще вчера, перспективная и амбициозная, капитан Вилкина рассчитывала на повышение и перевод в Следственный Комитет РФ. А уже сегодня такое фиаско… Расчет руководства был простым — повторно этот «путь война» ни один человек в здравом уме и светлой памяти пройти не захочет. Однако, в случае Катерины Вилкиной, руководство просчиталось. Девушка приняла наказание безропотно, поскольку понимала правила игры.
Вливаться в работу с нуля было непросто. Поначалу Катерине приходилось даже ночевать в отделе. И это если не брать в расчет стандартные три суточных дежурства в месяц. Вилкина понимала, что все эти мучения — не что иное, как часть ее наказания, попытка выжить ее из органов. И именно это понимание ситуации позволило девушке проявить недюжинное упорство и продолжить работать в органах.
Бунтовать было бессмысленно, а потому, Катерине пришлось подходить к этому периоду жизни с философских позиций. Кстати, крылатая фраза царя Соломона, по легенде выгравированная на одной из сторон его перстня, о том, что, мол, «И это пройдет», для Вилкиной сработала на все сто процентов. Уже через пару недель такого цейтнота Катерина втянулась в процесс, а спустя месяц, подстроилась и под новые реалии своей трудовой деятельности. Правда, для этого ей пришлось исключить из своего распорядка дня пару приемов пищи, и забыть такие понятия, как «нормальный сон» и «личная жизнь». Первый пункт любой девушке только на руку — не будет проблем с лишним весом, а с остальными у Вилкиной и так был голяк. Адекватной личной жизни у Катерины не водилось со студенческой скамьи, а нормальный сон светил лишь в случае введения в общий наркоз. Все остальное время, Катерину преследовали кошмары, родом из ее отрочества.
Разумеется, такие лишения не остались напрасными — Вилкина в кратчайшие сроки смогла влиться в нелегкий производственный процесс, а вместе с этим умудрилась и дать стране «угля», то есть, выполнить прогноз по направлению дел в суд — своеобразный план для следователей.
— Зараза, — вполголоса выругалась Катерина, положив трубку внутренней связи, — меня уже час, как не должно быть на рабочем месте. С чего он вообще взял, что может… Хотя…
Девушка вдруг осеклась. Это же Сапогов, что с него взять? Он всегда был самодуром и Катерина уже давно привыкла и к такому обращению с собой, и к своей незавидной участи. Или не привыкла? Если нет — привыкнуть все же стоило бы, поскольку иного пути сделать мир чище Катерина пока не знала.
Ладно, заставлять ждать полковника, было не принято. От подчиненных начальник районного уголовного розыска Виктор Геннадьевич Сапогов требовал (и, от части, он был прав) немедленной реакции на любое свое «фи». Работа их была, мягко говоря, не самой регламентированной. В любой момент, в любую секунду могло произойти нечто такое, что требовало от него самого, и от его подчиненных незамедлительной реакции.
Вилкина взглянула на часы — половина десятого вечера. Тут одно из двух — либо в городе что-то стряслось, либо всплыл какой-нибудь ее косяк. Гадать на кофейной гуще было некогда, а потому Вилкина незамедлительно направилась в кабинет начальника. А что гадать — сейчас, собственно, все и вскроется.
Катерина собрала вещи, выключила компьютер, погасила свет и вышла из своего кабинета — возвращаться она сегодня уже не планировала. Проходя по вымершему коридору мимо кабинета, принадлежащего, некогда, Ромке Звягинцеву, Вилкина уже привычным усилием воли подавила ощутимый укол боли в груди. Оперативник погиб, выполняя ее, Вилкиной задание. Погиб, впутавшись туда, куда Вилкиной приказали не впутываться.
Тут следует отметить, что «следователь» в нашей стране профессия специфическая. Де-юре подразумевается, что каждый следователь процессуально самостоятелен. Это означает, что любой следак сам решает, как ему работать с тем или иным делом. Но, по факту, над любым следаком имеются начальники. У тех начальников есть свои начальники и так далее по списку. Вилкина же решила пойти против шерсти и сломать систему. Не вышло — система легко ломается только в кино, ну или в романах писателей, по которым это кино после и снимают. В реальной жизни существует слишком много условностей и вводных, заставляющих человека становиться простым винтиком в отлаженных годами и десятилетиями механизмах под названием Управление Внутренних Дел и Следственный Комитет.
Да, строптивый характер Вилкиной заставил ее пойти против системы, и ей даже удавалось некоторое время плыть против течения. Но жизнь — не роман. В жизни любая попытка переломить то, что отлажено годами, может привести к фиаско. И полгода назад Вилкина была близка к такому фиаско. Отделалась она тогда, можно сказать, легким испугом. В том замесе, в который она попала по собственной же глупости, ей переломали ребра (спасибо штатному бронежилету) да проделали нештатное отверстие в боку. Ромке Звягинцеву повезло меньше, он погиб. Его смерть Вилкина, разумеется, записала на свой воображаемый «счет» и вот уже несколько месяцев боролась с этой болью, как могла. Сначала на больничной койке боролась, приходя в себя после ранения, а после и дома. Для своих сослуживцев и подчиненных она проходила реабилитацию, но по факту, находилась под прессом внутренней проверки.
Ребра после переломов срослись довольно быстро. Да и дырка в боку порадовала отсутствием осложнений — на Вилкиной вообще все раны заживали, как на собаке. По большей части, в физическом плане реабилитировать Вилкиной было нечего. Страдало не тело — страдала ее психика. Не каждый день своим руками роешь могилу хорошим парням, это, во-первых, а во-вторых, далеко не каждый день люди открывают для себя мир, о котором раньше только в фэнтезийных романах читали.
Пока шла, так называемая, проверка СБ, Катерине пришлось еще и разбираться в сложностях и хитросплетениях отношений разных силовых ведомств. Кто, в итоге, кому подчиняется Вилкина так и не поняла. В свете новых вводных, предоставленных полковником Смирновым (он же отец Евгений), Вилкина пришла к мысли, что в этом вопросе сам черт ногу сломит. Попыхтев над этой задачкой с недельку, и не найдя очевидного ответа, Катерина решила забить на этот вопрос и заняться более приятным для любой девушки делом — самоедством. Пусть себе проверяют — Катерина же официально проходит реабилитацию, вот и нечего голову забивать всякой ерундой.
Разумеется, основным реабилитирующим фактором для Катерины на какое-то время стал алкоголь. А после того, как огненная вода перестала производить должный терапевтический эффект, Вилкина взяла себя в руки и нашла силы признаться самой себе: «В смерти Романа Евгеньевича Звягинцева виновата она и только она». И ей теперь с этим жить.
Катерина приняла эту мысль, и была готова к любому наказанию. Изменить она уже в любом случае ничего не могла — все уже случилось. По головке Катерину за самоуправство, разумеется, никто не погладил — заслуженное наказание в виде лишения очередного повышения в звании, строгого выговора с «занесением» и понижении в должности она уже понесла. И это было странным решением, поскольку само дело Горина попросту замяли. Теоретически Вилкину просто не за что было наказывать. Дело о маньяке, оставлявшем трупы в парках, закрыли в связи с гибелью главного подозреваемого. К слову, вешать все трупы на гражданина Евросоюза, убившего Звягинцева и посягавшего на жизни Вилкиной и отца Евгения не стали. Видимо, побоялись международного резонанса. Козлом отпущения в этой истории сделали погибшего наркомана Кирилла Бражникова. Ну а что тут поделать — политика, что б ее. Удобно, когда главные подозреваемые мертвы. Можно выкрутить все так, как необходимо следствию. Катерине же даже не пришлось дело закрывать — за нее все сделали коллеги, пока она лежала в госпитале. На ее резонные вопросы по этому делу ей строго так ответили, что, мол, нет больше никакого дела о маньяке. Нет, и не было никогда. Беседу с ней тогда проводил тот странный гэбэшник, который, как поняла Вилкина, курировал в стране дела мира Ночи и являлся непосредственным начальником отца Евгения.
— Забудьте, Екатерина Алексеевна, вы это дело, — уговаривал он Вилкину, сидя возле ее постели сразу же после того, как девушка пришла в себя. — Это высшая лига. Туда простым смертным путь заказан. Иначе нам придется работать с вами несколько иными методами. Нет никакого мира Ночи. Все, что вы могли узнать в ходе расследования дела о маньяке — простая манипуляция с сознанием. Мира Ночи не существует.
На нет, как говорится, и суда нет — убиваться конкретно по этому поводу Вилкина и не планировала. У нее был куда более изощренный план наказания самой себя. Она боялась себе признаться, но где-то в глубине души планировала закончить собственную карьеру и жизнь приблизительно так же, как сделал это стеснительный и сентиментальный Рома Звягинцев. Она попросту сгорит на работе, делая этот мир чище. И это ее последнее слово. Осталось лишь разобраться, какой именно мир ей хотелось сделать чище — этот, с маньяками, криминальной мокрухой и бытовыми убийствами, или тот, о котором она узнала совсем недавно, и забыть о котором, уже вряд ли получится. Как бы того ни просил генерал ФСБ.
— Вызвали, Виктор Геннадьевич? — В кабинет начальника Вилкина лишь голову просунула, надеясь на короткое замечание или легкий втык. Не тут-то было.