— Восемнадцать, — поправил я майора, пересчитав по головам призраков и не спеша идти с ними на контакт.
Посмертных вестников поблизости видно не было, стало быть, время осмотреться еще есть. А то знаю я эти души. Стоит им понять, что их кто-то видит и слышит, такое начинается: «Передай привет маме…», «Скажи жене то-то и то-то…», «Почисть историю браузера…» и так далее по списку. Толку от таких бесед, как правило, мало. У человека за душой всегда имеется некие незавершенные дела, недосказанные мысли, невыраженные чувства. Смерть она всегда настигает в самый, что ни на есть неподходящий момент. Даже тех, кто, казалось бы, к ней был готов и даже причаститься успел на смертном одре. Имел я дело и с такими.
— Что? — не понял моей реплики Фокин.
— Восемнадцать трупов должно быть. — Повторил я свои слова, но объяснять свою позицию не спешил. На меня выразительно посмотрел отец Евгений. Василий же бодро ускакал прочесывать местность, поняв меня без слов.
— Но мы, насчитали… — не успел майор Фокин закончить фразу, как вдруг вокруг нас засуетились медики. Тут же подошел один из них и тихо, так, чтобы не привлекать лишнего внимания, доложил:
— Товарищ майор, один жив. Его трупами завалило, мы даже не сразу поняли… В общем, он в шоке… Мы работали с этой кучей-малой, а там он, дышит поверхностно и трясется весь. Без сознания, видать, был, а сейчас очухался. Работаем, короче.
Медик говорил сбивчиво, что, собственно, и не удивительно, учитывая обстоятельства, в которых ему пришлось сегодня трудиться.
— Так, товарищи, — подобрался майор, — у нас тут… Ну, вы сами слышали…
— Идите, идите, коллега, — кивнул священник, отпуская следователя. — Приводите в чувство выжившего. Мы чуть позже подключимся. И да, никто с кадилом тут бегать не собирается. Я не из той касты. Нас интересует общая картина, показания свидетеля и записи с камер группы захвата. Затем мы удалимся.
— Записи у Никитина возьмете!
Уходя, Фокин махнул рукой куда-то в сторону раскладного столика в дальнем углу этажа, где, судя по всему, за небольшим ноутбуком и трудился один из его людей.
— Ну, что думаешь? — обратился ко мне отец Евгений, когда мы остались одни.
— А что гадать? — поджал я губы. — Надо записи с камер посмотреть, особенно те, что до начала штурма были сделаны.
— Этим займусь я.
— Лучше все же вместе посмотрим, не хочу довольствоваться твоим пересказом, — ответил я. — А позже я займусь вон той группой новопреставленных.
— Ну да, похоже пересказом буду довольствоваться как раз я, — обреченно выдохнул священник.
— Только без обид, лады? Я же не виноват, что вижу покойников.
Я кивнул туда, где столпились призраки, которых видел, из всех присутствующих на этаже людей, только я.
— Ты про ту группу в полосатых купальниках? — вмешался в разговор Василий, вынырнув откуда-то из-за угла.
— Не смешно, — укоризненно посмотрел я на кота. Говорил я вслух, дабы не смущать отца Евгения.
— Да ладно тебе, — отмахнулся мой слуга, — могло быть и хуже. Они же умерли, а не в упырей превратились. Даже тот, что выжил, не укушен. Чего сопли-то разводить?
Я перевел крамольную мысль кота священнику и тот постарался пробудить в моем слуге совесть:
— Вася, восемнадцать ребят сегодня домой не вернутся. Ты себе можешь представить, сколько семей слезами умоются?
Кот демонстративно уселся на холодном бетонном полу и поджал хвост. Похоже, он искренне не понимал, какого масштаба трагедия тут разыгралась.
— Ладно, забей, — выдохнул я, — узнал чего?
— С того и надо начинать, а не трагедию разыгрывать в трех актах, — огрызнулся кот.
На этот раз я коту ответил ментально, поскольку мою фразу священник тоже мог расценить, как неуважение к человеческой смерти.
— Я лишь хочу, чтобы ты проявил капельку уважения к усопшим и раньше времени не выдал наших карт. А то они нам работать не дадут. Смотри, некоторые уже, как-то странно на нас поглядывают.
И действительно двое бойцов из погибшей группы, стоявшие чуть поодаль от остальной кампании, постоянно на нас косились и о чем-то между собой переговаривались. В целом, ломать комедию уже действительно было бессмысленно, а потому я им кивнул и даже рукой махнул, мол, можно подходить. Бойцы вновь переглянулись и неуверенным шагом направились к нам.
— Господа, — как можно дружелюбнее начал я свою речь, — вы сейчас растеряны, я полагаю. Поверьте, это нормально.
— Мы умерли? — на всякий случай уточнил один из бойцов, тот, что казался постарше.
— Да, дружище, — я постарался вложить в свой голос как можно больше сочувствия. — Вы постойте тут минуты две. Мы с коллегой записи с ваших камер посмотрим, а после я с вами поговорю и все вам объясню.
— А ты кто вообще такой? — угрюмо спросил второй офицер.
— Я тот, кто подготовит вас и ваших ребят к общению с посмертными вестниками. Уверен, они уже в пути и будет неплохо вам подготовиться к работе с ними.
Оба командира сделали вид, что поняли, о чем я им только что сказал, кивнули и отошли на пару шагов назад. Им уже было, что обсудить между собой. Как минимум тот факт, что они все-таки умерли все. Эту мысль покойники не всегда принимают сразу. А с духами военных я вообще никогда дел не имел и понятия не имею, как ребята отреагируют на столь печальное известие. Бегай потом по всему юго-западу столицы развоплощай их насильно.
Мы же с Василием вернулись к отцу Евгению, который уже просматривал записи с нашлемных камер группы захвата. По пути Василий доложил о том, что Веры поблизости нет, но есть четкий след, ведущий в сторону парка.
— Молодец, Вася, это уже что-то, — похвалил я кота и сосредоточился на записях.
Для удобства все картинки были выведены на один большой ячеистый экран. Просмотр записей занял минут десять. И ничего, собственно, примечательного мы на них не увидели. Темно было, затем последовала команда «Штурм», светошумовая граната, фонари и на этом все. В прямом смысле — уже через пару секунд все бойцы группы были мертвы и лежали вкривь и вкось на полу — как раз там, где сейчас работали судебные медики и криминалисты. Я даже не понял, в какой последовательности моя сестра их убивала. Записи на ячеистой картинке замирали в хаотичном порядке, что говорило о том, что Вера работала так, как ей вздумается, а не как было удобнее. Со стороны это выглядело так, словно камеры со шлемов просто посбивали. Оторопь брала лишь, когда приходило осознание того, что кувыркающиеся картинки были получены вследствие падения не только камер, но и голов, на которых они были закреплены. И да, картинку дополняли не менее жуткие звуковые и визуальные эффекты. Пожалуй, воздержусь от описания оных. Тут и без описательной части понятно — крови было много. Очень много.
По завершении страшного действа на записи двигалась лишь одна единственная картинка — видимо, как раз запись с камеры выжившего бойца. Увидев искаженное слепой яростью, но все же прекрасное лицо сестры я внутренне сжался. По спине прокатился холодок страха. Все-таки она. Не то, чтобы я сильно надеялся, но все же была у меня крошечная надежда на то, что это не Вера охотится по всей Москве на тех, кто причастен к смерти наших с ней родителей. Не оправдалась моя надежда. Более того, сегодня Вера переступила черту — она убила, по сути, невиновных людей.
— Белкину привет! — прорычала Вера прямо в камеру и с силой ударила бойца в корпус, от чего тот сложился пополам и замер в груде трупов. Камера при этом продолжала писать и мы с отцом Евгением увидели, как Вера медленно подошла к краю этажа, обернулась, словно бы позировала, а после скрылась в ночи. По стене чуть выше камеры тут же защелкали пули — это уже с запозданием начали работать те самые снайперы с соседней крыши. Очевидно, именно туда моя сестренка и полетела.
— Надо бы после и на ту крышу наведаться, — шепнул я священнику.
— Василия отправь.
— А это идея. Разделимся. Вась, ты не против?
— Да понял, не дурак… — муркнул мой кот и был таков.
Я же направился к призракам бойцов. Теперь их недоумение мне было более чем понятно. Одно дело погибнуть в бою, когда по тебе кто-то стреляет, и совсем другое умереть вот так внезапно и скоропостижно. А самое главное, непонятно от чего именно.
— Вот теперь мы можем побеседовать с вами, — обратился я к группе усопших.
— С кем это вы беседовать собрались, гражданин Горин?
Я замер на месте. Уж чей-чей, а голос капитана Вилкиной я тут услышать ожидал менее всего. Но еще больше меня удивило то, что произошло после появления этой строптивой дамочки.
Томящимся в ожидании призракам я жестом руки дал понять, что придется подождать еще немного. Затем я резко развернулся к Вилкиной и тут же пожалел об этом, поскольку первое, что я увидел, обернувшись, это летящий мне в нос маленький кулачок. Увернуться я не успел. Удар пришелся мне точнехонько в носогубный треугольник, снизу вверх. Там, кстати, очень чувствительное нервное сплетение находится и для того, чтобы дезориентировать человека достаточно даже несильного тычка в эту область. Болевой шок у взрослого мужика может даже ребенок вызвать, ударив туда, к примеру, затылком. Вилкина же била со всей силы. Со знанием дела била, вложив в этот удар всю свою ярость. Не смутили ее ни коллеги по цеху, работавшие неподалеку, ни выразительный ступор майора Фокина, который, судя по всему, и привел эту фурию к нам, ни картина места преступления в целом.
Интересно мне знать, откуда это у Вилкиной ко мне столь сильная неприязнь? Теоретически, она должна была обрадоваться факту моего внезапного воскрешения! Но нет, чувствовалось, есть у нее ко мне ряд претензий. Вывод — либо Вилкина сама по себе такая долбанутая на всю свою отмороженную голову, либо такое импульсивное поведение чистой воды актерская игра. Если первое, то уже ничего не поделать — Вилкину, рано или поздно, кто-нибудь прибьет за такую импульсивность. А вот если второй вариант… В общем, если Вилкина специально ведет себя так дерзко, тут нужно исходить из ее целей. В любом случае с ней нужно пытаться говорить и по возможности договариваться.